Москва для москвичей

Антифашист

То же, что антифа. Главный идеологический враг фа. Отличить одних от других с первого взгляда не всегда удается даже им самим: матовые штаны, футболки, куртки от Fred Perry, Ben Sherman и Lacoste, кроссовки New Balance носят и те и другие. Лысая голова и сбитые костяшки — универсальный портрет обоих. Антифа узнают по деталям, которых никогда не позволит себе неонаци: ирокез, гипертрофированные баки, арафатка, одежда марки Fire and Flames, атрибутика гамбургского футбольного клуба St. Pauli или минского МТЗ–РИПО, черно-красная символика — три стрелы, троянский шлем. А слоган «Good Night White Pride» и слова «нацик», «фашик» и «бон» могут стать решающими при встрече с неонацистом, даже если произносящий их одет в деловой костюм. Место массовых встреч с единомышленниками — в клубах на ска- и панк-концертах, драки с фа происходят там же, у входа, до или после концертов.

Аноним: «Антифашиста довольно сложно выделить в толпе. Мы как партизаны — стараемся максимально сливаться с людьми и оставаться незаметными. Но отличия все-таки есть: какие-то значки, одежда. У фашистов то же самое. Они уже перестали носить свастики — ­просто потому, что это опасно, — и придумали себе имперку. Хотя этот символ не имеет практически никакого исторического значения.

Этими имперками Охлобыстин завесил всю Москву. Вы слышали, что он заявил в «Лужниках»? Что он национал-патриот и что русский человек ничего не может, кроме как молиться и воевать, поэтому с другими народами русским не по пути. Вот с такими тезисами он собрался баллотироваться в президенты. Хорошо, что многие люди ушли через двадцать минут после начала этого балагана.

Мои первые столкновения с нацистами были на концертах. Туда ­приходили фашисты и начинали строиться, кидать зигу и пинать всех вокруг. Я понимал, что не могу просто прийти в клуб отдохнуть. Наверное, тогда все и началось. А последняя крупная акция была в мае — «Первомай» называлась.

Не могу сказать, что сейчас происходит с антифа — на подъеме оно или в упадке, — оно просто существует. Пока в Москве столько фашистов, нам есть чем заняться».

Банкир

Лощеный, часто слегка загорелый мужчина от 25 до 45 лет, точный возраст которого определить по внешнему виду практически невозможно. За годы благополучной жизни успел наесть небольшое брюшко и мягкий, гладко выбритый двойной подбородок. Носит костюмы, рубашки (часто нежных оттенков), дорогие ботинки. Очень следит за собой. Ездит на «ауди», как правило — с личным шофером. Любит женщин, особенно длинноногих и юных, вино, которое заказывает напрямую у дистрибьюторов, и Стинга. В прошлом — зачастую выпускник хорошей московской школы и Высшей школы экономики. Свое прошлое ненавидит, бежит от него без оглядки и всегда рад продемонстрировать новую сытую и удобную жизнь неудачникам-одноклассникам, которые гнобили его в школе. При этом, несмотря на пол­ное благополучие, натура мечущаяся и романтичная. Часто задумывается о свободе слова, смысле жизни и о том, правильно ли устроена его собственная жизнь.

Предшественники: купец-меценат, советская номенклатура среднего ранга

Мечтаю, чтобы все хорошо было у меня и моей семьи. Если смотреть на пирамиду Маслоу, то сейчас я на такой ступени, когда важна самореализация, признание. Времени на книги у меня особо не остается, но очень люблю фантастику — это правдивый взгляд в будущее. Очень нравится Дэн Симмонс, тетрало­гию «Гиперион» несколько раз перечитывал.

Я переехал из Уфы 8 лет назад, но сейчас считаю Москву родным городом. Каждый раз, когда возвращаюсь из Уфы или из загранкомандировки, вижу МКАД — сразу на душе теплее становится. Из ресторанов мне нравится итальянская кухня. Любимые — «Семифреддо», стейк-хаус «Гудман», могу и в «Ростикс» зайти по настроению.

Больше всего мои коллеги говорят о кризисе, пока непонятно, ждет ли он нас».

Посетитель «Жан-Жака»

Он же — посетитель «Маяка», «Квартиры 44» и клуба «Мастерская». Легко узнать по остекленевшему взгляду и интеллигентской внешности. Средних лет, носит пиджак, свитер и очки, чем ближе ночь, тем хуже артикулирует. Россию ругает, но в душе любит, в «Жан-Жаке» видит маленький островок нездешней жизни. Часто живет неподалеку. Всегда приходит один, но быстро обнаруживает дружественный стол, за которым сидят приятели, друзья или коллеги. Интересуется не столько женщинами, сколько разговором. В угнетенном состоянии духа пьет водку. Ближе к утру иллюстрирует собой пример непостижимой русской души: нечленораздельно проклиная и восхваляя Россию, обнимается со своим злейшим врагом и объясняет особенности поэзии Мережковского.

Предшественники: Васисуалий Лоханкин

Илья Азар, корреспондент Lenta.ru: «Я бываю в «Жан-Жаке» раз в неделю, а то и чаще. Иногда захожу в «Джон Донн», а потом в «Жан-Жак», а по пятницам ночью еще и в «Маяк».

Публика тут интеллектуальная, приличная. Завсегдатаи — Валерия Гай Германика, Алексей Герман-младший и журналисты, которых называют либеральными и оппозиционными, хотя оба эти определения неверны. Либеральные — еще туда-сюда, а оппозиционные — уж точно неправда. Кстати, журналистов первого и второго канала лично я ни в «Жан-Жаке», ни в «Джон Донне» не вижу».

Уличный художник

Суровые, редко бывающие трезвыми люди за сорок, которых часто можно встретить на Арбате или — с недавних пор — на ­Гоголевском бульваре. Делятся на два условных подвида: графики-портретисты и живописцы, рисующие у себя дома и приносящие свои произведения с собой. Неулыбчивы, делятся друг с другом бутербродами и какой-то жидкостью из термоса, сидят на специально принесенных складных стульчиках и перевешивают по несколько раз картины на временных стендах. Носят потертые джинсы, клетчатую рубаху и обязательно жилет с огромным количеством карманов. Много курят. Обладают специфическим знанием английского языка («Гуд прайс», «Хэв дискаунт»); носители специального московского патриотизма — особенно те, кто десятилетиями сидит на Арбате. Главная тема живописных работ — старая Москва на фоне заходящего солнца. По рисункам, вывешенным в качестве примера карикатур, можно следить за появлением новых народных героев — в последние месяцы встречаются певица Ваенга и политик Прохоров.

Предшественники: сотрудник советского фотоателье

Александр Иванович Бубенов, художник: «Этой деятельностью я занимаюсь 24 года, а если включить годы становления, то всю жизнь. Я сам себе хозяин, когда хочу, тогда и работаю. В месяц получается тысяч тридцать — на жизнь хватает, но если бы я зарабатывал хорошие деньги, я бы снимал мастерскую и занимался бы творчеством. Не голодаю, конечно, но развернуться негде. Самые частые клиенты — наши бывшие соотечественники, иногда иностранцы.

Сейчас материальный уровень людей упал, портреты, которые стоят 1 000 рублей, приходится рисовать за 700. Иногда вообще за 500 соглашаешься. Этим ты, конечно, унижаешь искусство».