Война и вещи. Свидетельства. #Архив

«25 января 1997 года в газете «Невское время» вышел рассказ под названием «Ребята», автор — Е.Ульрих. В предисловии внучка композитора Римского-Корсакова Татьяна Владимировна писала, что у нее имеется тетрадка с рассказами мальчика, жителя блокадного Ленинграда, по имени Женя Ульрих, ученика девятого класса, о судьбе которого ей ничего неизвестно, так как в блокаду они потеряли связь. И вот спустя много лет ее до сих пор интересовало, выжил ли он.

Статью увидела моя тетя, сестра того самого мальчика Жени Ульриха, моего отца. Она позвонила нам и рассказала об этой удивительной истории. Но папа, который в то время уже очень тяжело болел, не захотел забирать тетрадку со своими рассказами. Видимо, вспоминать все это было слишком трудно. В 2001 году папа умер. Через некоторое время по телевизору я увидела передачу, посвященную 90-летию Татьяны Владимировны Римской-Корсаковой. Я снова вспомнила про тетрадку и решилась ей позвонить. В редакции программы мне дали ее телефон, но тетради у нее уже не было, она отдала ее журналистке «Невского времени» для той статьи с папиным рассказом. К счастью, журналистка ее сохранила. Так через 60 лет к нам вернулась такая реликвия.

Забирать ее я пришла к Татьяне Владимировне с необычайным трепетом — ведь она была внучка самого великого Римского-Корсакова! Я забрала тетрадку, потом мы собрались всей семьей и читали эти рассказы. Конечно, удивительно, о чем писал ослабленный, еле живой мальчишка в это страшное время. Видимо, тогда были совершенно другие люди, даже речь совершенно другая. Вот, например, папино письмо его учительнице, которое нам передали вместе с тетрадкой: 

Но теперь товарищи почти все умерли. Оставшиеся в живых эвакуировались, Николай Николаевич неизвестно где, и я остался совершенно один. Некому показать мое «творчество», не с кем посоветоваться. Одни Вы, может быть, поймете меня, осудите. Итак, очень прошу, укажите же мне все нескладности, неясности, недостатки моих «произведений», разбирайте их безжалостно, со всею Вашей злою критикой, если только таковая у вас имеется. Ведь на ошибках учатся».





Папа был во всех отношениях одаренным человеком. Помимо писательских талантов, у него было явное художественное дарование, а также невероятная восприимчивость к музыке, в тетради также есть запись о том, как именно музыка помогала отцу переживать тяготы блокады. Когда ему исполнилось 19 лет, он ушел добровольцем на фронт. Так как у него был абсолютный музыкальный слух, он стал радиоакустиком — это очень редкая специальность. Через несколько месяцев их эсминец подорвался на мине. Тогда мало кто выжил, а отец получил серьезную контузию. После этого его демобилизовали с белым билетом. До конца жизни он чувствовал вину за то, что он выжил, а его товарищи погибли.

После войны ему надо было кормить семью — он ведь остался единственным мужчиной.
Дедушка, папин отец, работал на заводе Энгельса и умер от голода во время блокады. Обычно папа провожал его через весь город на завод. И однажды его привезли прямо с работы в больницу. Хотя бабушка работала там же медсестрой, сил хоронить его у нее уже не было. Похоронили его на Смоленском кладбище, в братской могиле, но где именно, семья так никогда и не узнала, отчего папа очень переживал. Так на папином попечении осталась мама и сестра. Поэтому пришлось оставить свои творческие стремления и пойти учиться в ЛЭТИ, на инженера. Но он был очень успешен, и в этой деятельности, у него было много изобретений, в частности он был в составе группы, которая делала систему посадки для «Бурана».

Когда он женился на бабушке, он взял ее фамилию и стал Кавериным. Дело в том, что он был наполовину эстонцем — по маме, а наполовину немцем — по отцу, и, конечно, с такой родословной жилось ему непросто. Именно поэтому мы не сразу поняли, что эти рассказы в газете именно отца — мы-то все Каверины, и фамилия Ульрих у нас была не на слуху.

Папа не очень любил вспоминать про блокаду, но мы с ним часто гуляли по городу вместе, и он все-таки рассказывал, проходя мимо какого-нибудь дома, что в нем происходило в то время. Поэтому, когда я прочла его рассказы, у меня было полное ощущение того, что я все это уже знаю, когда-то видела».

«Крайне дорого, что через столько лет эта реликвия вернулась к нам. Мы знали многое, о чем писал папа, по его рассказам. Но тут можно увидеть его почерк, прочесть, с какой теплотой он пишет обо всем, попытаться понять трагизм всех его переживаний. Очень важно, что мы это увидели, и мы можем передать это дальше».

«Когда тетрадка появилась в семье, мне было лет четырнадцать. В определенной степени вся эта история повлияла на то, что я стала журналистом, — хоть я и не пишу, как дедушка, рассказы, но какая-то связь в этом прослеживается. Вообще дедушка меня всегда очень вдохновлял как личность, он многое в меня вложил. Когда я была маленькая, мы очень часто проводили время вместе, я любила слушать его рассказы о военном времени. Есть какой-то возраст, когда ребенок уже начинает понимать подобные вещи. Помню, дедушке удалось внушить мне настоящую ненависть к врагу. Я просто ненавидела фашистов! Я очень ярко представляла все то, что он мне рассказывал в детстве, и когда в семье появилась эта тетрадь, все воспоминания приняли цельный образ. Особенно радует то, что тетрадь сохранилась в хорошем виде: значит, мои дети тоже смогут подержать ее в руках, прочесть все рассказы именно в оригинале».