Московские династии

Тарановы
___
архитекторы

Три поколения семьи не только росли в архитектурной среде, но и женились сплошь на архитекторах и художниках. Даже шестилетняя правнучка Ивана Таранова уже ходит в архитектурную школу

Андрей Таранов, 72 года, архитектор, отец Александры и Ксении:

«И мама, и папа мои были архитекторами — конечно, их уже давно нет на свете. Папа начал работать сразу после окончания института, в 22 года, — он учился в Харькове, но подался в Москву вслед за инженером Павлом Роттертом, которого назначили начальником строительства московского метро.

Вот первую станцию — «Сокольники» — как раз и построили папа и мама. Это был 1935 год. А за несколько лет до сдачи проекта они поженились. Это их первая постройка в Москве, и это было практически то же самое, что в космос слетать, особенно если учесть, как в то время относились к строительству метро. Проектов было очень много, все на конкурсной основе, и вот — родители выиграли. Так все началось, и потом они в те­чение всей жизни проработали в Метропроекте. Хотя параллельно папа построил много гражданских сооружений, в том числе Промбанк и павильон «Космос» на ВДНХ, который тогда назывался па­вильоном механизации. Всего они по­строили 14 станций метро и всю жизнь посвятили архитектуре.

Мы с папой были очень дружны, и наивысшей наградой было, когда он разрешал мне сидеть рядом с ним. Он всю жизнь работал дома, я просто не видел его не работающим. И вот папа выдви­гал ящик стола, на ящик клали чертеж­ную доску, он объяснял, что чертит, а я задавал вопросы и в промежутках делал уроки. И эти папины рассказы об архитектуре я запомнил на всю жизнь. Он доставал книги, показывал мне ра­боты великих итальянских мастеров, а потом сам чертил какую-нибудь капитель, эскизировал, показывал модули и опять рассказывал. И эта школа, которую папа дал мне в самом юном детстве, оказалась бесценна. Иногда я выезжал на этом в институте. Короче говоря, это было такое ненавязчивое, но очень нужное и глубокое образование. Моя архитектурная компания и компания моей сестры эксплуатировали папу нещадно. Десятки людей и по сей день помнят, как он научил их строить перспективу, делать отмывку (техника работы с китайской тушью. — БГ). И рисовал он сказочно совершенно.

Вообще, как архитектор папа был сильнее мамы, но никакого соперничества между ними никогда не было. В 1935 году он поступил в аспирантуру, скрыв свое дворянское происхождение. И на него настучал товарищ. Папу исключили из аспирантуры, а в это время как раз родители сдали «Сокольники», и мама получила массу социальных благ: ком­нату в Денежном переулке, то-се, пятое-десятое. А папе — шиш. Мама написала Булганину и Хрущеву, чтобы папу восстановили и что она отказывается от всех подарков и наград. И его действительно восстановили.

Сам я в детстве думал стать археологом — я называл это «землекопом». А по­том мечтал быть врачом и, в общем, на­целился на медицинский. Но моя стар­шая сестра поступила на год раньше в Архитектурный, и, когда в дом ворвалась компания молодых мальчишек и девчонок, студентов Архитектурного института, вопрос больше не стоял: меня сломали. Тем более что рисовал я вполне прилично. Короче, я тоже поступил в МАРХИ.

Оба мужа моей сестры — архитекто­ры, моя первая жена была архитектором, и Оля — тоже. Я познакомился с ней лет через 10 после окончания МАРХИ, уже успев развестись, на конкурсе на планировку тогдашнего Ворошиловграда (сейчас это Луганск). Пришел туда и увидел очаровательное существо. А я тогда ездил верхом и пришел в лосинах, со стеком — высокий голубоглазый блондин, красавец! Короче, через год мы поженились.

Компания у нее была своя, она моложе сильно, а у меня своя, но все это очень быстро перемешалось. Потом родились дети: сначала Саша, потом Ксюша. И мы зажили такой архитектурной семьей.

Наш дом был очень открытым — жили мы весело. Народу всегда полно, причем разного возраста. Мы с Олей работали в Моспроекте, в разных мастерских. Но в какой-то момент совмещать работу и дом стало очень трудно, и Оля занялась детским творчеством и основала с подругой-архитектором студию «Старт», которая изначально была таким скромным жэковским клубиком. Мы когда-то в школе просто рисовали ворону на фоне красной тряпки, а в «Старте», к примеру, разрезают кочан капусты пополам и изучают его внутреннее строение. Постепенно все это стало тяготеть к архитектуре. В «Старте» все время проводят связь между природой и архитектурой — что-то связывают с готикой, что-то с чем-то еще. Это очень интересная и разнообразная авторская школа, она никогда не была просто художественной. Мне очень нравится фирменный знак «Старта», жираф — башня Татлина, и это ключ к пониманию их специфики.

В 1990-е у меня появилась возможность организовать свою мастерскую, и я занялся частной практикой — совмещаю это с должностью вице-президента в Союзе архитекторов».

Ольга Бармаш, 66 лет, основательница школы «Старт», жена Андрея Таранова:

«В 1982 году исполком Краснопресненско­го района почему-то отдал Союзу архитекторов двухэтажный особнячок в Гранатном переулке — с условием, что там будут вестись занятия с детьми. Видимо, им надо было где-то галочку поставить. В первый год у нас в «Старте» было 15 де­тей из архитектурных семей. На следующий год — сто. Потом 300, 500 и так далее. Мы уже не помещались, и благо­даря нашим регалиям (государственная премия «За создание системы развития творческого потенциала личности средствами дизайна и архитектуры», «Золотое сечение», «Хрустальный Дедал», статус государственной школы и др. — БГ) нам дали дом на Зоологической улице. Сейчас в школе тысяча учеников и 22 преподавателя. Моя старшая дочка Саша там тоже преподавала, выпустила в прошлом году целый класс. Сейчас, правда, происходят нехорошие дела — нас грозят слить с тремя художественными школами, совершенно не вникая в нашу спе­цифику. Вроде пока оставили в покое, но это не значит, что не возьмутся снова — «укрупнение культурного пространства» продолжается.

Если говорить о преемственности профессии, то мой отец только мечтал быть архитектором — война помешала, и он стал художником, но заразил меня меч­той об архитектуре. С расхожим мнени­ем о том, что люди одной профессии пло­хо уживаются под одной крышей, я не согласна. В нашем доме, несмотря на то что нас уже четверо, никакого соперничества нет, наоборот, сплошная взаимопомощь и взаимовыручка. Оба зятя, прав­да, художники, но остается надежда на внучек — уверена, они продолжат династию. Старшая уже определилась, а еще недавно пугала юристом или переводчиком».

Александра Таранова, 37 лет, архитектор, старшая дочь Андрея и Ольги:

«По большому счету я практически не знала о существовании других людей, кроме архитекторов, — ну разве что врач зайдет. В нашем доме все так или иначе было связано с архитектурой и архитекторами. У папы много лет, все наше детство, были ученики, которых он готовил к вступительному экзамену по черчению в МАРХИ. Назывались они «дураками» и были влюблены в папу, а я в них, и в юношей, и в девушек, они казались мне самыми талантливыми, умными и независимыми на свете, я мечтала быть такой, как они, тусоваться с людь­ми в яркой одежде и с огромными подрамниками. Зимние каникулы мы про­водили в доме творчества архитекторов «Суханово» с семьями Аникста, Лежавы, Асса, Миловидова, Куниной и других за­мечательных людей, а летние — в посел­ке архитекторов в Луговой. Кроме того, я с семи лет училась в архитектурной школе «Старт», которую основала ма­ма. В старших классах была уверенность, что поступить в институт мне все помогут, поэтому не очень серьезно готовилась. Ну и в первый год провалилась — по математике. Папа сказал: захочешь — поступишь. И только тогда я включила голову — и через год поступила.

Я успела поработать с обоими родите­лями. Десять лет преподавала у мамы в «Старте» и параллельно работала у папы. Сейчас уже лет пять у меня част­ная практика. Мне совсем не сложно работать с родителями. У меня в жизни было довольно много преподавателей, но все-таки главные мои два учителя — это мама и папа. По любому вопросу я могу обратиться к ним и получить ответ».

Ксения Таранова, 33 года, архитектор, младшая дочь Андрея и Ольги:

«Не то что за нас все было заранее решено — нет. Просто не было возможности даже подумать о выборе другой профессии. Это даже не насилие — просто ничего другого в голову не приходит. Ну разве что в совсем раннем детстве были какие-то мечты — то ветеринар, то парикмахер.

Я тоже училась в «Старте» у мамы, потом в МАРХИ. Потом пошла на работу в одну архитектурную мастерскую, про­работала там два или три года и ушла к папе. С папой, конечно, работать сложно. У нас совсем небольшой коллектив, три человека, и давление с его стороны очень ощущается. Появится у тебя какая-нибудь идея, начнешь ее разрабатывать, подходишь, показываешь. Он: «Ну да, не­плохо, а еще можно так, так и вот так» — и постепенно все это выруливает на его идею, а моя остается в стороне. Но у меня нет особенных амбиций, я к этому спокойно отношусь. Мне папа как архитектор очень нравится, я его очень уважаю и считаю, что перечить и пытаться при­думать что-то лучше просто нет смысла. Иногда я работаю с Сашей, какие-то объекты мы вместе ведем. И там я даю своей фантазии разыграться как следует. Сашины дети, наверное, тоже будут архитекторами, мои — не знаю. Но я бы очень этого хотела — если почувствую, что у них есть к этому предрасположенность. Хотя ее, конечно, может и не быть».

Мария Спиридонова, 17 лет, школьница, старшая дочь Александры:

«Я очень долго не могла решить, кем стать, а потом поняла, что от традиции никуда не деться. Кроме того, это все-таки интересная профессия. Мне нравится то, что делают мама и дедушка, я это вижу с рождения. В общем, почему бы и нет? Был, конечно, разговор о том, кем мне быть. И я очень долго не могла решить — где-то год, наверное. Вариант с архитектурным оказался самым понятным. Я все-таки училась в «Старте» десять лет, правда, не у бабушки, закончила в прошлом году. Сейчас я в последнем классе школы и собираюсь поступать в МАРХИ».