Море волнуется раз
В преддверии президентских выборов для нас снова важнейшим становится искусство удачного прогноза. Что будет дальше? На что повлияют митинги? Путин победит в первом или во втором туре и, если победит, что он будет делать дальше? БГ попросил видных отечественных политологов описать дальнейшее развитие событий и объяснить, что нас ждет
Михаил Виноградов
президент фонда «Петербургская политика»
____
«В соответствии с принятым политическим решением президентские выборы должны пройти в один тур. Более высокий результат, чем у «Единой России» на думских выборах, будет подан Путиным как результат «более широкой общественной поддержки» («Народный фронт» и сопутствующие структуры вместо «узкопартийной» базы «Единой России»), появления «Путина 2.0» (в этом качестве будут интерпретироваться различные шаги Путина в ходе избирательной кампании) и мобилизации властной вертикали благодаря «урокам», извлеченным из думских выборов.
В то же время у решения об однотуровом голосовании есть два подводных камня.
Первый — дальновидность. При сегодняшнем раскладе сил Путин имел бы неплохие шансы на убедительную в глазах большей части общества победу во втором туре, что развязало бы ему руки. В двухтуровой победе Путину прямо или косвенно способны содействовать такие кандидаты, как Прохоров и Явлинский (если их зарегистрируют), которые, как принято считать, готовы синхронизировать свои отдельные шаги с действующей властью.
Более консервативная ставка на победу в первом туре при подчеркнутом административном и идеологическом передавливании, наоборот, способна усилить эффект «усталости» и вызвать контрэффект в городах-миллионниках. Не забудем, что волну митингов вызвали не столько результаты думских выборов (на которые многие протестующие вовсе не ходили), сколько именно эстетика сентябрьского решения о возвращении Путина на президентский пост.
Второй подводный камень избрания Путина в первом туре — техническая достижимость. Многое будет зависеть от степени административной мобилизации, психологического настроя избирательных комиссий, наличия внутренней готовности элит идти до конца в выполнении поставленной задачи. Пока такая готовность скорее имеется, хотя поствыборные процессы в декабре ее несколько подкосили.
Варианты победы на мартовских выборах какого-либо иного кандидата кроме Путина рассматривать на сегодня смысла не имеет: только если действующая власть не готова к каким-либо крайне изящным импровизациям. Легальные кандидаты в президенты по разным причинам бороться за победу сегодня неспособны. Да и в любом случае особого желания расставаться с властью вроде бы никто пока не демонстрировал.
Как следствие, возникают новые интриги вокруг протестного движения.
1. Продолжится ли оно. Пока скорее да, поскольку является реакцией на резкий рост осенней антипутинской политизации в городах. Именно эта политизация является сегодня крайне существенным риском для власти, так как эффект воссоединения общественной и политической жизни имеет место впервые за последние 10–15 лет.
2. Будет ли оно способно вырабатывать новые требования, учитывающие текущие политические реалии. Самое понятное с учетом перспективы марта — сокращение объема конституционных полномочий президента.
3. Сохранится ли у участников протестов ощущение праздника и «синдром нерасставания».
4. Повлияют ли на масштаб протестных акций неизбежные трения между номинальными лидерами протестующих? Такие трения пока не выглядят критичными, поскольку спикеры на митингах ключевыми фигурами не являются, а рядовые участники протестов имеют несоизмеримо больший потенциал самоорганизации, чем политики.
5. Будет ли насыщена хоть каким-то реальным содержанием тема возможных переговоров протестующих и власти.
6. В какой степени протестный тренд будет драйвером для дальнейшей десакрализации действующей власти в глазах «патерналистского большинства». Признаки десакрализации отчетливо проступили в сентябре-декабре, но масштаб их до конца не прояснен. В частности, неясно, как среагируют на возможное дистанцирование Путина от «Единой России» искренние сторонники этой партии.
7. Насколько возможен сугубо силовой сценарий удержания власти. Он не выглядит на сегодня магистральным, но сбрасываться со счетов не может.
Пока что главные риски связаны не столько с размером протестных акций (который может сохраниться на нынешнем уровне, но все же вряд ли способен сейчас увеличиться в разы — а власть в своей картине мира исходит из того, что его пока можно игнорировать), сколько с уровнем консолидированности элиты. Он за последние месяцы существенно снизился. Лояльность государственных телеканалов, силовых структур, административного корпуса, зарубежных партнеров имеет свою цену, которая станет возрастать в случае сокращения стабильности. Риски не договориться по итоговой цене будут выше, чем обычно».
