Парк. Ночь
Начиналось все хорошо. Участники конкурса получили от организаторов техническое задание, которое не оставляло сомнений в том, что заказчик намерен порвать с традицией градостроительного вандализма и вернуть Зарядье Москве пусть и в новом облике, но в качестве гармонического элемента городской среды. На исторические справки, фотографии и планы тоже не поскупились.
Только о главном забыли – весьма нестандартная и очень увлекательная задача регенерации исторической городской среды средствами ландшафтной архитектуры в ходе конкурса осталась не поставленной, а потому и не решенной. Отечественное законодательство предписывает регенерацию в качестве единственно допустимого вида градостроительной деятельности на территориях охранных зон вне зависимости от того, идет ли речь о новой застройке или о парке, но организаторы то ли не сумели, то ли не захотели объяснить участникам конкурса, чем создание парка на месте исторического Зарядья должно отличаться от рекультивации свалки или старой промзоны.
В результате внимательный наблюдатель без труда заметит на иллюстрациях, представленных командой-победительницей, визуальную «оговорку по Фрейду» – пешеходы попадают в парк Зарядье не по реальному Большому Москворецкому мосту, а с некоей эстакады, поросшей деревьями и травой, то есть непосредственно из нью-йоркского парка High Line.
Мост
Парк High Line как путь, ведущий в московский парк Зарядье, – картинка символическая. Там, на Манхэттене, бюро Diller Scofidio + Renfo продемонстрировало высший пилотаж работы с исторической городской средой. High Line – это представление сегодняшнего Нью-Йорка о себе самом во времени, созданное любовью и глубоким пониманием американского наследия. Там вписанный в изящный променад остаток старой железной дороги бережно хранит образ города эпохи индустриальной цивилизации, и легкий аромат заброшенности продолжает ностальгически витать над рельсами, сквозь которые как бы сами собой проросли обычные местные травы.
Открытая в 1934 году эстакада, рядом с которой прошла жизнь нескольких поколений нью-йоркцев, при реконструкции почти не изменилась, она осталась самой собой, но осмыслена как символ города, и через нее раскрылась его особая красота и особая присущая ему поэзия.
High Line до реконструкции
High Line
Однако столь успешно примененный в Нью-Йорке подход, который сами авторы называют «природным урбанизмом» (wild urbanism, соединение природных и антропогенных элементов в единый гибридный ландшафт), при перенесении в Москву обернулся смысловым провалом. То, что было уместно для приспособления старого промышленного сооружения к современному использованию, оказалось неприменимо на территории, по сути представляющей собой пепелище. Эстакада High Line была жива даже после того, как по ней перестали ходить поезда; она существовала как материальный объект в естественном окружении городской среды, сложившейся вокруг; ее ржавчина и сорняки были исполнены памяти и смыслов. Чтобы вдохнуть в нее новую жизнь, ее требовалось лишь сохранить и приспособить к современному использованию.
В отличие от нее, наше Зазаборье – это огромная прореха в городской ткани, 13 гектаров пустоты, напоминающей эпицентр атомного взрыва. Приспосабливать к современному использованию там нечего. Зарядье не просто мертво, оно убито. Его изувеченная земля в своем сегодняшнем облике хранит только одно – память об убийстве. Эти кусты, лопухи, чертополох и иван-чай получили возможность укорениться на оголившейся почве лишь после того, как там была уничтожена городская застройка, существовавшая не менее восьмисот лет.