«МАРК» И ИЗМАЙЛОВО
Самые отчаянные приползают на платформу «Марк» к трем утра занимать места, самые вменяемые — к шести, тогда же подтягиваются первые посетители. Это вооруженные фонариками антиквары, которые в темноте выуживают ценные вещи, покупают у деда Андрея китайский бронзовый подсвечник, например, за 100 рублей, чтобы продать его за 3000. К девяти подходят простые любители старых вещей, декораторы, дизайнеры. К одиннадцати — народ гламурный. Барахолка в последнее время стала модным местом, здесь полредакции журнала Vogue, актеры, театральные художники, архитекторы. Вот что-то ищет художник Ира Корина, вот фотограф Стас Артамошин щелкает рыжеволосую девицу с собачкой для журнала, кажется, Time Out, вот, не поверите, прошлепала Наташа Королева. К часу становится уныло, кто-то напивается, кто-то замерзает, и продавцы тянутся к станции, чтобы уехать на электричке домой.
Посетители Измайлова тоже не лыком шиты. «При мне разбили камеру — пытались сфотографировать жену немецкого посланника, — рассказывает член Академии наук, заслуженный изобретатель Юрий Федорович, торгующий книжками и своими поделками: конфетницей из обрезанной вазы и чернильницей, выдолбленной в мраморном мишке. На нем теплая фуфайка, шея обмотана пакетом, а в руке коктейль „Отвертка“. — Она собирает игрушки елочные, газету „Правда“ купила. А еще тут жена итальянского посланника и сам посланник, ненавистный мужик, бегает и скупает все по дешевке. У него в Италии несколько магазинов, где он это продает. Мне так говорили».
«Раз в год сюда прихожу за впечатлениями. Хочу книгу о барахолках написать. Я ведь когда-то журфак закончил. Хотя всю жизнь был художником. Раскладывать вещи надо с умом. Я люблю по жанрам их сортировать: бутылочки к бутылочкам, пульты к пультам». «Измайлово».
В Измайлове день начинается в семь. Шныряют те же антиквары. Рыщут не только для магазинов, но и для соседних с «блошкой» антикварных рядов, чтобы тут же перепродать. Рюмка тридцатых годов, купленная у старушки за 300 рублей, через два шага перепродается за 2000. Есть в Измайлове еще иконоискатели. Они крепят ко лбу фонарик, похожий на шахтерский, и разглядывают иконы. Когда смотрят на свою добычу при свете дня, часто хватаются за голову.
«Марк» — это первичный рынок, Измайлово — легкий его апгрейд. На платформе все происходит под открытым небом, в лужах и в глиняном месиве, а на вернисаже барахолка устроена на чистом деревянном балконе с крышей. У «Марка» есть своя мелкая мафия: рынок крышуют ребята с Кавказа, «марковчане» считают их культурным народом, который покровительствует искусству. На платформе почти нет воровства, бомжей и пьяниц. В Измайлове есть директор Ушаков, личность легендарная. Говорят, он ходит по вернисажу с автоматчиком.
Барахолка на вернисаже — это два довольно длинных балкона и антикварные ряды над ними. Барахолка «Марка» состоит из двух площадок. Одна, размером со школьный спортивный зал, огорожена забором и снабжена прилавками. Другая — пустырь чуть побольше, прозванный «диким пляжем», — не огорожена, прилавков там почти нет: газетки раскладывают прямо на земле. Вокруг этих двух территорий тоже торгуют — хаотично, кому где приглянется. Некоторым кажется, что дикие ряды у шоссе — самые успешные. Но тех, кто стоит за прилавком, туда не заманишь — с земли торговать. По периметру и на углах стоят люди с постоянным товаром — монетами, марками, бронзой. Эти места считаются хорошими, ведь народ бродит в основном по периметру.
«Потерял работу, вот и приходится коллекцию фотоаппаратов распродавать. Я ее 10 лет собирал. Ну ничего, как начну работать — все заново соберу». «Марк».
На «Марке» место стоит 10 рублей, на вернисаже с пенсионеров, ветеранов и инвалидов берут по 30, с остальных — от 100 до 500. Существуют специальные ветеранские и пенсионерские ряды, где каждое место закреплено за конкретным человеком. У каждого ряда свой строгий бригадир. Его побаиваются, а боятся разводок: это когда у тебя спрашивают, не продаешь ли ты кинжал, ты его достаешь — и тебя уводят куда подальше. Измайлово — это жестко структурированная система, «Марк» — дикий капитализм.
ЛЮДИ
— На авторынке с такими хорошими людьми не познакомишься, — рассказывает Зинаида Ивановна, улыбчивая женщина лет 65, в прошлом учительница литературы, торгующая на платформе «Марк» алюминиевыми ложками, глиняными цветочными плошками и фотоаппаратом-«мыльницей», батарейка от которого потерялась. — Пожилым тут приятно, мы общаемся, кофе пьем, обсуждаем женские журналы, статьи — как с мужчинами себя вести, как краситься, от дома отдыхаем, тут все такие приятные. Это как клуб. Я живу одна, мне нужно общение.
Она не врет и не хорохорится. Таких, как она, тут достаточно — пожилых дам с высокими прическами и тщательным макияжем, которые успевают привести себя в порядок, прежде чем выбежать из дому в пять утра. «Встаю рано, умываюсь, глазки крашу, губки, щечки, — рассказывает Валентина Николаевна, водрузив на нос розовые очки. — Я всю жизнь в торговле, на неделе работаю, по выходным продаю свои вещи ненужные, подрабатываю. Тут все свои кругом. Меня как-то по телевизору показали — до двенадцати часов ночи весь рынок звонил. Такая дружба. Но иногда, когда с другими приходится стоять, очень вредные старушки попадаются».
Меня Нина Иосифовна зовут. Вот посуду из дома продаю. Внукам помогаю — они в МГИМО учатся. Иногда получается продать, иногда нет — здесь место неудачное: люди ищут хлам и покупают его у тех, кто по помойкам рыщет, у деклассированных элементов. А у меня хороший, дорогой товар«. «Измайлово».
За разговорами часто забывают о торговле. «Продаю за символические деньги, — признается Анна. На прилавке у нее — детский горшок и две пары резиновых сапог. — У меня трое внуков, два зятя, я не нуждаюсь. Даже иногда в долг отдаю. Вот пара одна ходит, чего-то они у меня купили и не могли разойтись, сдачи нет. Говорю: „Отдадите потом“. А они: „Мы же Филипповы, нам можно верить“. Те самые Филипповы, у которых булочная была. Я раньше все выкидывала, а потом пришла сюда, посмотрела, подумала, что у меня даже лучше вещи, и стала продавать. Ухожу всегда пустая — если чего-то не продаю, то раздаю тем, кому это надо».
— Я часто в кино снимаюсь, — рассказывает Иван, мужчина лет 65, в шляпе. — А вообще я бывший главный врач, специалист по заносным заболеваниям: туберкулез, сибирская язва. У меня квартира на Тверской, трое внуков. Я, между прочим, 17-й ребенок в семье. Жалко людей, которые не могут в магазине вещи купить, вот и торгую тут. Тут собираются и отдыхают, ни у кого нет экономических проблем, просто некоторые люди ноют.
На низшем ранге рыночной иерархии — люди без легенды. Просто говорят, что выхода нет, денег на жизнь не хватает. Они не хотят фотографироваться, а если соглашаются, то просят отправить фотографию Путину, чтоб тот понял, как им нелегко. 85-летний Иван Петрович, абсолютно седой, весь в орденах, ремонтирует советские фотоаппараты. «Покупаю в комиссионках, довожу до ума и продаю. Покупают редко, иностранцы ходят мало, а у наших эта техника уже вот где застряла. Четыре внука — приходится работать. У дочки муж 44-летний умер, а она в диспансере работает, там мало платят».
«Когда приносишь 5 книг, ни одной не продашь, 10 — дай бог одну. Надо расширять ассортимент, вот я и расширил — собрал по родственникам и друзьям. Пока только вы у меня книжку купили, после праздников люди все пропили-проели». «Марк».
Обитатели барахолки подвергают и такие истории литературной обработке. На платформе, говорят, есть 80-летняя бабушка, в прошлом певица, которая весь год торгует, собирает по помойкам вещи, чистит их и продает, а потом в Швейцарию едет отдыхать и шоколад всем привозит. Тут, кстати, почти все академики, доктора наук, актеры.
— У меня здесь пара приятелей из Академии наук, — хвастается Виктор Иванович, отхлебывая дешевой водки. — Доктор наук со мной стоял, еще академик из Армении. Журналисты попадаются. Я кандидат биологических наук. Граммофонами торгует историк-доцент. Вот Василий Моисеевич работал в области авиации и космонавтики. Мне сто лет будет, и ни одного коммерсанта не было в семье, а вот пришлось, на питание не хватает.