Сказки блошиного рынка

САМЫЙ ДОРОГОЙ ТОВАР

Казалось бы — столько барахла, но в последний момент жалко стало продавать раздолбанную радиолу с проводами наружу, неожиданно проснулись сентиментальные чувства к ядовито-зеленому платью 60-х, которое, думала, мне страшно не идет. Примерила — я в нем такая красавица. Схватила старые счеты, брюки американских моряков 80-х, набор индийских боевых слонов, японский значок, железную Эйфелеву башню, крышку для винных бутылок в виде лягушки и старые джинсы.

Самое трудное — резко затормозить у примеченного места и уверенным движением вытащить из баулов товар. Точку выбираешь сам — из тех, что еще не заняты. Мне повезло — шел дождь, несколько прилавков пустовали. Потом уже не так страшно. Мой прилавок на «Ярмарке вещей, бывших в употреблении» на платформе «Марк» получился невыдающимся. Разложила товар на мятых газетках, дорогие моему сердцу брюки американских моряков запрятала под никому не нужными джинсами и майками и стала ждать. Потрепанное пальтишко, дырявые перчатки, волосы нечесаны — прикинулась бабушкой, как могла.

«Я из Вологды, по тамошним деревням товар собираем. Банки-склянки старые не отмывают — отмыть-то легко, а вот обратно такой налет не сделаешь, а он-то и ценится». «Измайлово».

Уныло простояла пару часов. С меня даже не взяли 10 рублей за место — надеюсь, не из жалости. Бабушки вокруг казались очень настоящими, все в морщинах. Одна из них поинтересовалась джинсами, молодой хмырь, посмотрев на мои счеты, спросил, почему они стоят 50, если напротив такие же за 30. «Мои лучше считают», — буркнула я. Какой-то верзила, полрта — золотые зубы, полрта — серебряные, раскритиковал мой товар. «Неэксклюзивное барахло», — так и сказал. Женщина напротив посоветовала подложить под вещи монетки, копеек 10, — помогает.

Подложила монетки и вытащила на свет брюки моряков с 25 пуговицами, раз уж в моих сокровищах никто не копается. Тут случился ажиотаж. Тощий мужчина в тельняшке, полосатом плаще, клетчатых брюках и лакированных ботинках, с холщовым мешком за спиной, напоминающий модельера Петлюру, только в два раза выше, аж вскрикнул, увидев их.

— Это что? — Он цапает их, как голодный кот — дохлую рыбешку.
— Брюки американских моряков. Вот видите, тут написано: «US Navy».

— Да вы обалдели,- хмыкает, но брюки из рук не выпускает.
— У меня с ними столько связано, — мямлю я

— Сочиняйте-сочиняйте, вам бы только объегорить, — сипит мой потенциальный покупатель.
— Ну сто, — бурчу я, растеряв зачаточные способности к торговле.

Он тут же напяливает мое добро на свои клетчатые брюки и просит помочь застегнуть 25 пуговиц, по-барски пообещав десятку за труды. Брюки ему идут, он пищит от счастья, прижимает меня к своей хилой груди, начинает откаблучивать яблочко, представляется Васей, просит записать его домашний телефон. Потом дает еще и номер мобильного: «Я завтра его из ломбарда заберу».

— Только писать в этих штанах неудобно, надо все 25 пуговиц расстегнуть, — предупреждаю я.

— Не проблема, — брякает Вася, неожиданно водружает на мой прилавок мешок, достает какие-то железяки и со всей дури кричит высоким и хриплым голосом: — Железяки для машины! 50 рублей. Если колесо спустило зимой, чтобы машина не скользила и домкрат не ломался, ставишь эти штуки. Всего 50 рублей, сплошная экономия. Их еще помнит старый «москвич» моего отца.

«Часть вещей привозит приятель из Архангельска, часть собираю сам и картину рисую. Еще пишу стихи, и все эти вещи в них участвуют. Это не мое открытие — Маяковский приходил к портрету Ленина беседовать. А деньги нужны, чтобы в стихи вкладывать. Мне для вдохновения надо действо создать, шабаш, шалман». «Измайлово».

Средних лет мужчина, торгующий женскими вязаными кофтами и мужскими носками с люрексом, начинает объяснять мне, что главный талант барахольщика — правильно преподнести товар. Придумывают, например, что Мария Антуанетта носила эту испанскую шаль, а потом подарила русской графине, та привезла ее в Москву, подарила дочке, та положила ее в сундук… Индийская трость эта не простая, а та, с которой ходил Неру. Клюшка — Владислава Третьяка, он ее подписал. Если бы Третьяк действительно все эти клюшки подписывал, то должен был бы заниматься этим 24 часа в сутки. В ход идут не только знаменитости — котируются и истории из личной жизни. Бабушки рассказывают, что одежду 50-х, на самом деле найденную на даче у соседки, привозил муж, капитан дальнего плавания.

— Я в кино работаю артистом на машине, — Вася перешел к своей легенде. — У меня военная «волга». 9 мая меня по телевизору смотрите — не помню, как фильм называется, но эпизод шикарный, минутки две. Я водителя НКВД играю. Заработал 300 долларов, теперь вот в Голливуд собираюсь. Товарищи, кто забыл штучки — 50 рублей. Единственные и неповторимые.

Я тут со дня открытия и за три года ни одного дня не пропустил. Меня тут все знают — Ким Иванович меня зовут. Там, на земле, бабушки тряпками и обувью торгуют, но у них ничего не покупают, женскую обувь продать невозможно, мужскую — еще куда ни шло. Вот так бывает, простоят целый день и 30 рублей не заработают«. «Марк».

Я почему-то приобретаю штучки. К моему прилавку подходит женщина и покупает комплект боевых слонов за 20 рублей, Эйфелеву башню за 10, а вместо двадцатки сдачи я мастерски втюхиваю ей японский значок.

Целый день разные доброжелатели учили меня рыночному делу. Одни советовали обтянуть прилавок из грубых досок белой тряпкой, другие — черной. У каждого своя маркетинговая схема, вот только никто ничего не закапывает: рискованно, могут не раскопать. Ни мой самозваный напарник, ни я почти ничего не заработали. Да и ни один человек вокруг меня, кажется, не заработал больше 300 рублей. Но я с удивлением поняла, что почти поверила в историю про американского матроса, за которого когда-то чуть не выскочила замуж. Теперь жалею, что последнюю о нем память продала.