преподаватель студии «Рождение вещи»
«Когда мне было лет пять-шесть, у меня умерла бабушка. Тогда в морг не забирали, и гроб стоял на столе. И когда я подошел прощаться, я положил в гроб любимую коробку карандашей, самое дорогое — такое абсолютно египетское сознание.
Сейчас в моей группе 15 человек от 9 до 15 лет. У нашего курса нет конечной цели, нет такого, что мы будем учиться 2-3 года и получим справку, что мы живописцы. Это просто большая часть нашей жизни.
В таком возрасте дети — это чистое поле, и моя задача не навредить. Главное, не надо переучивать. Дети умеют рисовать от природы, они уже обладают способностями, а мы прививаем метод. В живописи — как в геологии: если пойти с лопатой в поле и начать искать, то, может, конечно, что-то найдешь, но это маловероятно. Нужен метод. Искусство для нас — метод познания жизни.
Бывает этап, когда все работы похожи. Я вспоминаю студентов Васнецова: все их работы были как одной рукой написаны. Но потом все стали разными. Понятно, что задачи одни и те же, краски одни и те же, натюрморты одни и те же. Кроме того, они подсматривают, перенимают что-то друг у друга.
Первым делом надо обозначить ориентиры, разницу между задачами рисунка и живописи. У нас говорят «рисунок и живопись» как «наука и техника». Но это абсолютно разные вещи, и их очень важно разделить.
Сейчас гуашь для нас пройденный этап — мы работаем с маслом, делаем небольшие этюды.
Летом мы ездим на двадцать дней на пленэр, под Волочек, в глухую деревню и там занимаемся живописью.
Дети занимаются с 9.00 до 18.00–19.00 с перерывом на обед. Отдаются живописи полностью, и я ни разу не слышал ропота, мол, мы устали и хотим загорать. С нами едут мамы, которые берут на себя готовку. Горячей воды нет, купаются в реке, спят в палатках».