Союз нерушимый

Во время одной из проверок продавщица Люба, женщина с волосами цвета дикой вишни, лет пятидесяти на вид, отсиживалась в туалете бассейна, расположенного на территории рынка «Новая Евразия». Никаких официальных бумаг у нее не было. Уроженка Оренбурга, она с самого основания Черкизовского рынка (то есть с 1991 года) ездила сюда закупать ­оп­товый товар. В один прекрасный день 2007 года ее, беременную, как в плохом романе, бросил муж. В детали Люба не вдается, но понятно одно: едва родив ребенка, Люба решила на попутках добираться до Москвы. Основную часть дороги проделала на грузовике «Почта России». «Я водителю сказала: «Секс мне, пожалуйста, не предлагайте, а денег у меня все равно нет».

Ее довезли в сохранности до ­един­ствен­ного места, которое она знала в Москве помимо Красной площади, — Черкизовского рынка. Там на стоянке автобусов дальнего следования возле рынка «Евразия», расположенной недалеко от пруда с трогательным названием Серебряно-Виноградный, одна из женщин, ­­при­е­хавших за оптом из Нальчика, помогла Любе с работой. Любовь стояла «на обуви у азербайджанцев», и жить ей было категорически негде. Получив за первый день работы гонорар в 600 р. (средний по рыноч­ным меркам, где дневной максимум для продавца составляет 5 000, а черный минимум — 200 р.), Люба пошла искать комнату. И нашла ее прямо тут, на рынке. На вопрос, где именно находилась ее комната, Люба мнется и жмется, говорит только, что это было на втором этаже вьетнамского кафе. На рынке их несколько, но отличаются они только качеством еды: где именно приютили Любу, не так уж важно.

В халабуде, которую нашла Люба, ­вповалку спали двадцать человек — в одной комнате, без душа. За душем надо было идти в бассейн на территории «Новой Евразии». Хозяева душа, вьетнамцы, «за помыв» просили 50 р. За свои двадцать сантиметров на полу Люба платила ровно 3 000 р. в месяц; из-за гулявших по полу сквозняков вот уже полтора года ее мучает кашель. Она часто меняла место работы: полгода торговала обувью на одном месте, полгода — на другом. Когда людей с ходу берут на место продавца, то это, считает Люба, очень плохой знак. Это значит, что в контейнере или поставщик некачественный, или товар плохо расходится. На этом месте ничего не заработаешь.

Черкизовский торгует буквально всем, что только можно вообразить, — от шуб до бюстгальтеров и от дешевого тофу до свежайшего пак-чоя.

Вообще, заработок на Черкизовском — штука сезонная. Лучше всего идут дела в конце лета, «когда детей в школу собирают», весной — «когда народ раздевается», и в мороз — когда спешно одевается. Основная часть выручки приходится в промежуток между шестью и девятью часами утра, когда по рыночным проходам — они же линии — бодро семенят оптовики с клетчатыми баулами. Когда Люба в первый раз приехала на Черкизон за товаром, ей показалось, что это просто огромная свалка. На этой свалке, однако, свои законы и правила: Черкизон — это государство в государстве, и это чувствуют здесь все.

Одно из правил, если верить Любе, такое: чем краше продавец, тем богаче хозяин; нужно жить с ним и работать на него днем и ночью. Второе правило: вывешивать лучший товар подальше от входа в контейнер, чтобы конкуренты не увидали. Третье: если покупатель забыл сдачу, догнать его и отдать. Четвертое: не называть туалет туалетом, а только — Домом культуры. Последнее правило звучит так: таджикский рыночный грузчик-бача (ударение на последний слог, означает «молодой человек») никогда не вывезет по доброй воле тележку с купленным оптовиком товаром за территорию рынка. Все под­ходы к рынку контролируют­ся постами милиции, и если таджик без разрешения на работу сунется с рынка «на волю», то это удовольствие обойдется ему в 1 000 р. Внутрь же милиция, как утверждают обитатели рынка, практически не заходит. Впрочем, грузчики-бача с рынка уходить особенно не хотят: низшая рыночная каста, они получают 15 000—20 000 р. в месяц; самые бедные из них, говорят на рынке, ночуют в рыночных сортирах, кто позажиточнее — за дополнительные деньги дежурят в контейнерах, оберегая чужое добро. А под вечер, перед закры­тием рынка, бача практикуют занятия странным видом спорта: перекидывают друг другу липкий мяч, сделанный из со­дранного с коробок скотча. Невысокого роста, но очень вспыльчивые бача охотно лезут в драку — и их так же охотно бьют.

Решив обеспечить свой народ необходимой защитой, для нужд бача консульство Таджикистана открыло дополнительный пункт рядом с Черкизовским рынком (1). В ожидании защитников флегматичные таджики сидят на корточках перед закрытой дверью со вставкой из плексигласа; внутри — стол, покрытый занавеской. Прождать можно несколько часов. В са­мом таджикском консульстве про пункт на Черкизовском рынке отвечают уклончиво, с вопроса «А вам зачем? Визу мы там не выдаем».