Атлас
Войти  

100 лет российской эмиграции

Разговоры об эмиграции в России то утихают, то возоб­новляются при каждом удобном случае — и так будет, очевидно, всегда. БГ собрал опыт эмигрантов всех волн и узнал, кто, когда, как и зачем уезжал из Российской империи, СССР и Российской Федерации в XX веке

  • 291465

Анна Давыдова-Теллан

76 лет
Родилась в эмиграции в Китае. Работала певицей, ­сотрудником «Радио Ватикана», перевод­чицей

«Я родилась в Маньчжурии, выросла в Хар­бине. Мой отец, Андрей Афанасьевич Давыдов, родился в Иркутске в 1882 го­ду. По профессии он судья. Когда наступила революция, многим грозила смерть и лагеря. И папе, у которого было пятеро детей, помогли переехать в Маньчжурию, где ему нашли место судьи в Маньчжурском окружном суде.

Мама, Тамара Богдановна Нерсесова, наполовину армянка, наполовину русская, была подругой старшей приемной дочери моего отца. Когда отец овдовел, они полюбили друг друга и поженились. У них разница 26 лет.

В 1938 году Маньчжурия уже была оккупирована японцами. Папа остался без ра­боты, мне было 2 года 8 месяцев, моей сестре Лидии 8 месяцев, мы переехали в Харбин. И до 1957 года, когда нас выбросили из Китая, мы жили в Харбине. Папа скончался в 1956 году. Он похоронен в Харбине, но, к сожалению, кладбища там уже не существует — после отъезда русских китайцы на его месте сделали парк.

Мое детство было довольно счастливое. Жизнь была русская. В Харбине была 21 православная церковь, школы, институты, оркестры, у нас была опера — это был русский культурный город. В восемь лет я поступила в католический конвент святой Урсулы, где была гимназическая программа, нам давали знание нескольких языков сразу: русского, английского, французского, латыни. В 1948 году закрыли конвенты, и нас перевели в советскую школу, все языки устранили, кроме английского, и добавили китайский.

Когда была китайская революция, мы боялись всего: люди уходили из дома и больше не возвращались, их увозили в лагеря. У судей, например, была форма со шпагой. Эту шпагу мы прятали, потому что если бы китайцы обнаружили ее, то нас бы отправили в тюрьму за хранение оружия. Отношение к нам полностью изменилось. Однажды я шла по своей улице, ма­ленький китаец плюнул мне в лицо. А до этого мы были братья и сестры. Это были страшные голодные годы. Утром вставали — не было ни куска хлеба. Папа продавал пластинки. Распродал свою великолепную юридическую библиотеку, чтобы заработать хоть какие-то деньги на продукты.

В 1957 году нас практически выкинули из Китая. Мы приехали в Гонконг, нас признали беженцами, всячески опекали, даже одели, потому что мы выехали без ничего — взяли с собой на троих один чемодан. И я еще прихватила чемоданчик с пластинками любимых вальсов. Когда мы решили ехать в Австралию, где у нас было много друзей, нам тоже помогли.

В Мельбурне нам очень помогали русские организации, особенно Русская православная церковь. Нам сразу нашли ра­боту, квартиру. И мы потихонечку стали выкарабкиваться, у каждого началась своя жизнь.

В Мельбурне мы прожили 11 лет, а потом, в 1970 году, я поехала учиться в Италию — совершенствоваться по вокалу, — и скоро будет уже 43 года, как я живу в Риме. Замуж я вышла поздно — в 1986 году. Случайно познакомилась с мужем в оперном театре. Сначала завязалась дружба, а потом мы поженились. Впервые в Россию я попала в 1990 году с концертом и до 1996 года ездила довольно часто. Впечатления у меня были двоякие. Я выросла в культурной среде, где интересовались и знали Россию. Но когда я приехала сама, у меня было полное разочарование. Увидела унылые лица, бедность, хамство, пьянство. Но я познакомилась с очень интересными людьми, со многими завязала дружбу, которая до сих пор продолжается, и у меня есть очень светлые воспоминания».


Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter