100 лет российской эмиграции

«Я уехал из страны вместе с женой накануне того дня, когда Михаил Горбачев стал президентом СССР, — 14 марта 1990 года. Я был вполне успешным доктором, но жизнь под советской властью и постоянное ощущение несвободы мне категорически не нравились.

Все тогда уезжали в Штаты, в том числе по израильской визе. Из Израиля люди ехали в Вену, потом в итальянский Ладисполи, и оттуда кто в Канаду, кто в США, кто в Австралию. Но я не знал, что в тот момент, когда мы собрались, уже были какие-то международные соглашения о том, что никаких потоков в Америку больше не будет. То есть никакой Австрии с последующей Италией и затем США уже нет. Но в тот момент было важно не куда, а откуда. Это сейчас, когда открыты ворота, сначала можно съездить, посмотреть, узнать, а тогда такого не было. Мы уезжали из закрытого Советского Союза и, как тогда было еще принято, прощались навсегда. Без советских паспортов (тогда еще ли­шали гражданства), с зелеными визами, мы оказываемся на самом севере Израиля, в Нагарии. Милый городишко, курортный, на берегу моря, 10 километров до ливанской границы.

После Москвы — абсолютная дыра. Первое время была эйфория: вот, уехали! Но вскоре пришло понимание: мы не туда добрались. Я до­вольно толерантный человек, но из Мос­квы, из интеллигентной профессорской семьи попасть в место, где в основном выходцы из Гомеля… Сам стиль, ментальность страны — это совсем не мое.

У нас было по 30–60 долларов в кармане на человека. Израиль великая страна — позволяет сесть на шею. Первые полгода мы учили иврит. Быстро выяснилось, что поторопились и приехали в Израиль за 2 месяца до моего 30-летия, конца призывного возраста — меня могут призвать.

В общем, я понял, что пора ехать дальше. Но тебе не дадут израильский паспорт, пока ты не проживешь там год, или не расплатишься с долгами, или не проживешь пять лет — тогда все долги списываются. У брата в Штатах тогда появились деньги, но оказалось, что переслать их на мой счет нельзя — Израиль под любым предлогом отсылает их обратно: понимает, что люди откупятся. К счастью, знакомый брата привез мне пачку долларов и я откупился. В общей сложности около 10 тысяч долларов. Это и сейчас немаленькая сумма, а тогда была просто запредельная. То есть Израиль создает условия, чтобы ты осел в стране.

А ведь 1991 год — это еще и война в Персидском заливе. Всем раздают противогазы, ты устраиваешь себе герметизированную комнату, потому что неизвестно, бу­дет газовая атака или нет, заклеиваешь окна крест-накрест, как в советских фильмах о войне. По несколько раз на дню воздушная тревога.

В общем, надо дергать, но куда — непонятно. И тут нам подвернулся вариант с ЮАР. Мы в полной авантюре, без каких-либо завязок, едем туда. Быстро распродали практически все, что у нас было. С тех пор я очень спокойно отношусь к материальным ценностям. Правда, в ЮАР мы немного опоздали, буквально недели на две. До этого ЮАР принимала врачей из Восточной Европы без экзаменов, а мне пришлось сдавать. Пока готовился, подрабатывал в магазине у грека «надсмотрщиком» — следил, чтобы сотрудники не воровали, хорошо работали. А после сдачи — наступило счастье. Доктор, с прекрасной зарплатой, с хорошими условиями, очень уважаемый человек, в банке мне открывают любые счета, сразу же дают золотые кредитные карты. Госпиталь, в котором я работаю, великолепно оборудован. Юаровская медицина, университеты — на высшем уровне. Именно там была сделана первая пересадка сердца в мире — это показатель. Это был потрясающий опыт, интересно — не то слово.

Но вскоре мне позвонил брат из Штатов: «Не пугайся, мы выиграли для вас грин-карту в Америку». То есть снова сдавать экзамены, учиться… Был год, в течение которого мы могли воспользоваться картой. Новый, 1994 год мы встречали у брата в Бостоне, туда же приехали родители. Америка мне тогда жутко не понравилась: из цветущей страны и жары плюс 30 градусов — в холод, в минус 25. В общем, решили оставаться в ЮАР. В 1994 году там происходят выборы, к власти приходит Мандела. Мы тем временем переезжаем в Крюгерсдорп, хороший пригород, где два госпиталя — «черный» и «белый». Нам с женой выделили дом на шесть спален, все отлично. Но начи­нается криминал, на что мы совсем не рассчитывали. До этого в стране не было за­боров, все жили комфортно. Двери захлопывали, а не запирали. А тут начали расти заборы — все выше и выше, — потом электрическая проволока, пара ротвейлеров на участке. И постоянно новости: убили, убили, убили. Потом пришло сообщение об убийстве врача, который выходил из госпиталя. И мы поняли, что страна катится к катастрофе.

Однажды во время субботнего дежур­ства я приезжаю покормить собаку — у нас разбиты стекла, все перевернуто. Страховка оплатила больше, чем унесли, но было неприятно. Стало понятно: пора дергать. В ЮАР тогда открылось российское посольство, мы заплатили за возвращение гражданства и в 1997 году вернулись.

Недавно я ездил в Штаты встречать Но­вый год, посмотрел, как живут друзья, — может, и стоило воспользоваться тогда грин-картой или вовсе уезжать вместе со всеми в США на год позже. Но сейчас я уже точно не поеду: ребенок ходит в хо­рошую школу, у жены старенькие родители, плюс пока я сдам все экзамены в Америке, как раз к пенсии стану доктором. Но если туда решит переехать сын, останавливать не стану».