Таким образом

«Я начал заниматься иконописью 30 лет назад с легкой руки лаврского монаха отца Венедикта. Я уехал в Оптину пустынь с твердым намерением стать монахом. Но духовник, узнав, что у меня есть художественное образование, определил меня в иконописную мастерскую. Тогда еще действовала статья УК, по которой за изготовление предметов религиозного культа грозило от трех до пяти лет, поэтому желающих заниматься иконописью было немного. 

Если ты хочешь написать икону, ты должен изучить все, что было сделано до тебя. Если сейчас иконопись — трудное дело и достаточно много людей сворачивает с пути, что же было тогда? Войны, моровые язвы, междоусобная брань — но иконописцы стояли насмерть, чтобы явить истину. Мы по сравнению с ними изнеженные коты. 

Когда я просыпаюсь, луч солнца точно падает на икону. Это первое, что я вижу, и я знаю, что Бог присутствует в моей жизни. Поэтому люди вешают иконы, например, в машинах. 

Иконописцу трудно в современной Москве. Ты постоянно преодолеваешь шум, рекламу, навязчивую эстетику — и одновременно ты должен вместить в себя то, что не от мира сего. Мы похожи на человека, от которого в компании курящих пахнет ладаном, а в компании тех, кто пахнет ладаном, — табаком. 

Белый холст — это свет. И ты, подходя к нему, начинаешь раскрывать икону. Сначала рисуешь: берешь кружало, линейку и выстраиваешь жесткую систему координат. А затем, слой за слоем нанося на икону краски, приближаешься к изначальному смыслу».