Где старикам место

 

Вернувшись в комнату, Владимир Сергеевич изучает газету, лежа на кровати. На тумбочке – кусочки сахара, яблоко и сканворд.
— Вы надолго тут?
— На месяц. Мои все уехали на море: дочка, внучка, правнучка. Остался только внучкин муж.
— Здесь не хотите остаться?
— Нет, все время здесь — нет. Туда не пойди, сюда не пойди, понимаете? Я человек свободный, я всю жизнь по лесу шастал. Я люблю ходить, куда захотел: пошел на Москву-реку, взял удочку, сижу. Надоело — беру деревяшку, сажусь у Москвы-реки и режу.
— А дома не одиноко?
— Как-то нет.

Из 16 человек в «Улиткино» мало кто живет дольше месяца. Все въехали недавно, еще до официального открытия: родственники постояльцев не хотели ждать. Одной из последних привезли полупарализованную тучную женщину 77 лет. Теперь ее дом — комната на третьем этаже с мансардными окнами.

Она полулежит на кровати с книгой в руке. Под спину подоткнуто сложенное гармошкой одеяло и подушки. Рядом на стуле лежит пара детективов в мягкой обложке, тревожная кнопка и бутылка с водой. У Нины Даниловны короткие волосы под мальчика, очки. Большое тело бессильно растекается по матрасу-массажеру. Нина Даниловна радуется новым лицам и с удовольствием отвлекается от чтения «Яда древней богини». Она первая здесь, кто вызывает у меня жалость.
— Вы здесь надолго останетесь? — я знаю, что на несколько месяцев, хочу понять, знает ли она.
— На месяц, наверное, да? — смотрит на Ольгу за подтверждением. — Я в 67-й больнице полгода пролежала.
— Ну, как захотите! — подхватывает Ольга все тем же, как будто специально подобранным для стариков голосом. — У нас не больница, у нас можно надолго.
— А дочка предложила вам куда, в дом отдыха ехать? — спрашиваю Нину Даниловну.
— В пансионат. Сказала: и гулять будешь на улице, и все.
Удивительно, но все постояльцы «Улиткино» уверены, что живут в пансионате или доме отдыха. Словосочетание «дом престарелых» никто не произносит.
— Дочь вас навещает?
— В субботу приедет. Скоро на улицу буду выезжать, буду с ней общаться. Говорят, здесь очень красиво на территории.
— У вас с дочерью хорошие отношения?
— Очень! — с ударением произносит Нина Даниловна и вдруг начинает рыдать.


За 15 минут до ужина психолог-аниматор Елена Малышева убирает материалы в шкаф, собирается ехать домой. Я озадачиваю ее вопросом: где старикам лучше — в подобных заведениях или дома с сиделкой?
— Я считаю, что больному человеку в таком учреждении лучше, чем дома, — заявляет Елена. Под «больными» она подразумевает стариков с дементными расстройствами. — Семья может просто разрушиться, если рядом будет находиться такой человек, ему ведь нужен специальный уход, — взгляд у Елены волевой и внимательный. — Вот Маргарита Григорьевна сказала, что дома ей хорошо, но в то же время она же и сказала: «Дома я все время сижу одна, а здесь со всеми вами общаюсь». С другой стороны, почему у стариков такой эгоцентризм, кода весь мир вокруг них одних крутится? Потому что они целый день сидят дома одни и все только о своих болезнях думают. Они забывают, что вокруг есть другие люди, что нужно быть внимательным, терпимым. Социум эти функции поддерживает, то есть человеческое в них остается дольше.

Елена делится со мной той же теорией, что с утра рассказывал Алексей Сиднев:
— Раньше была необходимость в большой семье, чтобы люди жили вместе, пахали, сеяли — чтобы семья держалась. Сейчас мы видим, что семьи стали небольшими. Дети заводят свои семьи, живут своим укладом. И после этого всю жизнь родители и дети так и живут — по отдельности. А когда нашим старикам становится трудно, вместе жить мы уже не можем. И они сами не хотят быть обузой для семьи. Это какая-то доля их самостоятельности, когда они живут тут.
Есть в этом правда, но все-таки странно говорить о самостоятельности, когда решение принимают родственники. Они же за стариков и платят.


Обратно я еду с водителем и двумя Ольгами — исполнительным директором и администратором.
— Что вы делаете, когда у вас кто-то умирает? — спрашиваю попутчиц.
Ольга-младшая без заминки отвечает:
— У нас есть четкая инструкция. Если это ночь, все делается очень тихо, чтобы никто не слышал. Если день, мы стараемся всех побыстрее увести на какое-нибудь занятие.
— На самом деле они довольно философски относятся к тому, что кто-то умер, спокойно это воспринимают, — отзывается Оля-директор, сидящая рядом со мной.
— Смерть и надо уметь принимать, — заключает Ольга-администратор. — Это такое же естественное явление, как и рождение. Все мы когда-нибудь умрем.
— У нас вот недавно родственница в больницу попала, — к дискуссии подключается и водитель. — Нужна была сиделка. Знаете, сколько ночь у сиделки стоит? Полторы тысячи рублей. А она же не будет с вами так возиться, как здесь, и занятия проводить, она посидит и домой пойдет, максимум памперсы поменяет.
Женщины воодушевленно соглашаются. Среди сотрудников Senior Group, кажется, нет никого, кто отказался бы на старости лет переехать в дом престарелых.


— Деменция у близких людей воспринимается очень болезненно, — говорит мне уже в Москве Наталья Фомичева — психолог, работающий с пожилыми, преподаватель Московского института психоанализа. — Когда мать перестает узнавать собственную дочь — для нее (дочери. — БГ) это сильная психологическая травма. Я думаю, что больному в этом случае лучше находиться в доме престарелых, если заведение, конечно, хорошее.

С теми стариками, которые находятся в здравом уме, но при этом нуждаются в посторонней помощи, — уже не так все однозначно.
— Есть люди, для которых важен постоянный контакт с близкими, — говорит Наталья, — есть те, которые могут без этого обходиться или же чувствуют себя обузой в семье. Здесь нужен честный разговор, потому что у пожилого человека в этот момент возникает сразу много чувств: вина, обида, страх, что оставят и не будут навещать… Надо говорить обо всем этом. Но в любом случае это должен быть выбор самого человека.

Как выяснилось, этого честного разговора как раз и не происходит. Даже любящие родственники говорят престарелым родителям, что отправляют их отдохнуть в пансионат, а не в частный дом престарелых на постоянное проживание. И тут вопрос — что важнее: сообщить старику всю информацию (с риском, что все это закончится отказом) или полуправду, чтобы он согласился. Может быть, для его же блага.

Наталья Владимировна, внучка семейной пары, проживающей в «Улиткино», выбрала второе:
— Они как раз этого слова и не хотели слышать — «постоянное». Если бы я им сказала, они бы и не поехали. Раньше они жили у себя в квартире и как-то сами справлялись, а потом у бабушки случился коксартроз (она не ходит), и просто вдвоем они теперь никак не могут — нужен постоянный уход. В «Улиткино» они все время настаивали: «Верните домой». Мы их привезли на два дня, они осознали, что дома не очень хорошо, что их там никто не кормит и никто так не ухаживает. И когда мы сказали: «Давайте возвращаться», они ответили: «Ну ладно». Хотя сейчас вот каждый день снова говорят, что хотят домой.

У Сергея, бабушка которого находится в «Улиткино», этот вопрос не стоял, поскольку у той сильная деменция.
— Она уже в таком состоянии, что ей что дом, что пансионат — все одно, поэтому мы ей ничего не говорили. Она просто увидела родных людей, они куда-то ее собирали, и она с ними поехала.
— То есть она совсем не отличает?
— Она не отличает, но она чувствует. Правильное слово — «чувствует». Она чувствует, что она не дома, но благодаря, наверное, своей болезни не так сильно переносит разлуку.
— Вы часто к ней ездите?
— Я езжу к ней каждую субботу.