«Это было лучшее решение в нашей жизни»

Шэрон, 44 года (фамилия и город не названы по просьбе героини)
_____ 

Первая дочь удочерена из России (Новосибирск) в 2008 году, вторая дочь должна быть удочерена в январе 2013 года

«Мы с мужем пытались завести детей, но не получалось. В конце концов решили, что будем усыновлять. Мы стали узнавать о программах по усыновлению в разных странах, видели отзывы семей, которые взяли малышей из России. У России богатая история, культура — в общем, мы почти сразу решили, что возьмем ребенка оттуда. Кроме того, нас привлекала и конфиденциальность усыновления. Первую дочку мы забрали из детского дома в Новосибирске 4,5 года назад. Вторую, я надеюсь, сможем забрать в середине января будущего года.

В Америке действительно нет института усыновления, у нас существуют только приемные опекунские семьи (foster families. — БГ). Но мы с мужем хотели, чтобы дети стали полноценной частью нашей семьи — я не смогла бы сказать ребенку, который полюбил меня и которого полюбила я, что в какой-то момент ему нужно будет нас навсегда покинуть.

После того как ты решаешь усыновить ребенка, нужно пройти проверку социальных служб, затем выбрать международное агентство по усыновлению, собрать все документы. Бумаг нужно не просто много, а очень много. Если бы сотрудники моего агентства показали вам стопку свидетельств, удостоверений, отчетов и рекомендаций, которые они получают от каждой семьи, вы были бы в ужасе.

Документально подтвердить нужно было буквально все: чем мы занимались с самого дня нашего рождения, сколько у нас родственников, где они живут и чем занимаются, совершали ли мы преступления, все ли в порядке у нас со здоровьем, в каких условиях мы живем, где работаем, сколько зарабатываем, сколько и на что тратим. Это начинается задолго до того, как ребенок появится в доме, и продолжается еще долго после. Первые три года родители обязаны записывать все, что происходит с ребенком, и предоставлять (через агентство) российской стороне в качестве доказательства того, что ребенок здоров, находится в хорошей форме, что за ним правильно ухаживают… Так что на это тоже нужно отважиться. Но я совсем не жалуюсь, по-моему, очень здорово, что они так тщательно все проверяют. К тому же, если ты прошел через такое, то ты стопроцентно уверен в своем желании усыновить ребенка. У нас это получилось даже дважды: после того как все документы были собраны, мы ждали своей очереди около года, и срок действия большинства документов уже истек. Так что мы их перезаверяли или получали заново.

Когда все бумаги собраны, их отправляют в агентство, агентство их проверяет и, если все в порядке, отправляет, в свою очередь, в детский дом, где живет ребенок. В ответ они присылают фотографии ребенка и все, что известно о его биографии. Семья должна оценить медицинские показатели — согласны ли они, могут ли они обеспечить правильный уход при таком диагнозе и так далее. Все это заняло у нас 1,5 года, после чего мы впервые приехали в Россию. За первой дочкой мы должны были приехать дважды, а в этот раз мы приезжали три раза. В общей сложности, я думаю, процесс занимает сейчас около двух лет.

Впервые увидев нашу первую дочку, мы почувствовали, что предназначены для нее, а она для нас. Мы были так рады, что подпрыгнули на месте одновременно. Я тут же взяла ее на руки, и через несколько секунд она уже спала, хотя нам говорили, что она неспокойный ребенок. Она оказалась немного похожа на моего мужа, и все вокруг смеялись и говорили: «Вы посмотрите, она же вылитый папа!» Не знаю, кто-то называет такие вещи судьбой, кто-то другими словами, но я уверена, что между приемными родителями и детьми изначально существует связь, не менее сильная, чем между родными.

Ни у первой, ни у второй дочки нет каких-то крайне тяжелых проблем со здоровьем. Они незначительные, связаны в основном с тем, что обе их матери злоупотребляли алкоголем. Но мы просто решили, что сможем с такими болезнями справиться. Конечно, для этого нужна определенная смелость и уверенность в своих возможностях, но ведь это точно такой же риск, как и с родными детьми, ведь часто бывает, что в здоровой семье рождается ребенок с синдромом Дауна или другими умственными отклонениями. Но, как и в случае с биологическими детьми, это не вопрос выбора, это вопрос долга. Ты выбираешь не игрушку покрасивее, а берешь на себя настоящую ответственность. Это не вина детей, что так вышло. Они больше всего нуждаются во внимании и любви, а медицинская помощь — необходимая, но все-таки второстепенная вещь. Никаких социальных льгот или налоговых привилегий приемные родители не получают, так что это полностью наша ответственность.

В течение первых трех лет после усыновления мы отправляли фотографии, отчеты о том, что наша дочь делает — о ее уроках плавания и гимнастике, например, и о том, как проходят ее уроки раннего развития. К нам домой приходил сотрудник социальной службы, проверял, соответствуют ли наши отчеты действительности.

В середине января мы должны привезти домой нашу вторую дочь. Сейчас я очень по ней скучаю. Это действительно похоже на то, что ощущают, наверное, родные матери: я чувствую, что оставила своего ребенка где-то незащищенным, но не могу его забрать. Я не могу даже думать о том, что мне не дадут с ней увидеться: я вспоминаю о ней исключительно как о моей дочке, хочется скорее обнять ее снова. И наша первая дочь тоже не может дождаться: она только и говорит, что о своей младшей сестренке, которую удочерили, как и ее саму, из России.

Я очень надеюсь, что этот новый запрет не затронет ни нас, ни другие семьи. Это просто слишком важно и слишком ценно — давать этим детям второй шанс. Я надеюсь, мы не прекратим это делать. Всем сиротам, и российским в том числе, нужен дом и любящая семья, и в США есть огромное количество таких семей, готовых дать чужим детям будущее. Отнимать у них возможность обрести друг друга — просто позор. Тем более что в России детей-отказников столько, что не хватает приютов: наша первая дочь первые 8 месяцев жизни провела в больнице, потому что ни в одном из близлежащих детских домов не было для нее места».