«Это было лучшее решение в нашей жизни»

Роджер Торстенсон, океанограф, 63 года, Спрингфилд, штат Вирджиния
_____

Дочь Диана, 18 лет, удочерена из Казахстана в 1997 году, сын Дерек, 16 лет, усыновлен из России (Владикавказ) в 1998 году

«Диана появилась в нашем доме в апреле 1997 года. Мы с женой не могли иметь детей, а усыновить ребенка внутри США очень трудно. По крайней мере 10 лет назад это был бы гораздо более трудоемкий процесс, чем с Казахстаном. Сейчас это, наверное, сравнимо с правилами усыновления из России, но все равно здесь все по-другому.

У нас нет сиротских приютов, существует только институт приемных семей. Если по какой-то причине пара решает все-таки стать такой приемной семьей, они могут столкнуться со специфическими правилами: у родной матери может быть право прервать процесс усыновления в течение 30 дней, а в каких-то случаях биологические родители имеют право навещать ребенка. Многие приемные семьи, и не только американские, не очень хотят этого. И мне кажется, их можно понять.

Однажды Карен услышала о программе по усыновлению сирот из Восточной Европы, съездила в координационный центр по усыновлению, там проходило что-то вроде дня открытых дверей. В одном из альбомов с фотографиями сирот Карен увидела фотографию Дианы и почувствовала, что нашим ребенком должна стать именно эта девочка. Так все и началось.

Сейчас процедура сильно изменилась. Сегодня агентства, во-первых, не предоставляют возможность посмотреть на ребенка, родителям дают, если не ошибаюсь, только имена. Во-вторых, сейчас сотрудники агентства уточняют, готова ли семья принять ребенка, которому нужен особый медицинский уход. Ну и другие пожелания учитывают тоже — кто-то хочет усыновить близнецов, кто-то ищет родных брата и сестру, кому-то важен в первую очередь возраст. В середине 1990-х все было быстрее, проще и без такого основательного подхода.

Мы не выбирали страну, из которой мы хотели взять ребенка. Карен просто увидела Диану на фото и мы целенаправленно удочеряли ее. Никакой другой причины не было.

Когда мы начинали процесс усыновления, мы не были полностью осведомлены о состоянии ее здоровья. Думаю, никто из тех родителей, которые тогда поехали в Казахстан вместе с нами, не знал всех подробностей до тех пор, пока мы не привезли детей в США и не показали их педиатрам здесь. Правда, на пути домой мы останавливались в Москве для визита в посольство США и для медосмотра, уже там многим детям диагностировали туберкулез. У Дианы нашли парез правой ноги, это форма мышечной дистрофии. Из-за этого одна ее стопа на полтора размера больше другой. Когда была маленькая, немного хромала, но мы следили за этим, и сейчас она от этого совсем избавилась. Конечно, чемпионкой по танцам ей не стать, но у нее другой талант — она очень здорово поет. Для этого у нее нет никаких медицинских противопоказаний. Моя жена Карен нервничала гораздо больше, чем я. Но о проблемах со здоровьем никто из нас двоих слишком не тревожился. Мы просто были уверены, что сможем помочь с этим, я имею в виду, что у нас обоих хорошо оплачиваемая работа, и мы чувствовали себя финансово стабильными, готовыми к трудностям.

В общей сложности мы ждали 4 месяца, чтобы забрать Диану домой. А на сам процесс усыновления потратили две недели, не больше. 11 дней в Казахстане, потом 2 или 3 дня в Москве. Когда мы усыновляли Дерека в 1998 году, все прошло тоже достаточно быстро. Он жил в детском доме во Владикавказе. Два или три месяца мы ждали разрешения на поездку, во Владикавказе были 5 дней, потом еще на 2 дня снова останавливались в Москве. Так что в тот раз вообще за неделю уложились. 

Мы никогда не скрывали от детей, что они усыновлены. Диана всегда очень интересовалась тем, откуда она родом, и хотела знать как можно больше об этом. В детском доме нам дали очень немного информации — сообщили только, что Диана была шестым ребенком ее матери. О матери Дерека у нас было изначально гораздо больше информации: мы знали, где она живет, чем занимается. Но он никогда не хотел вернуться в Россию и не интересовался тем, кто его настоящие родители. А вот дочка хотела узнать о своих родственниках, все время спрашивала, есть ли у нее родные сестры и братья, можно ли их найти, встретиться с ними. 

В 2003 году мы решились на то, чтобы вплотную заняться поисками ее семьи. В декабре 2004-го нам удалось связаться с ними, мы узнали, что они живут к северу от Караганды, в небольшом селе, что их там 9 человек. Мы начали с ними переписываться и были на связи почти 6 лет. Все происходило очень медленно: почта, перевод с казахского на английский и наоборот, и так далее. Я дал Диане слово, что мы поедем к ним после того, как она поступит в колледж. Моя жена, вообще-то, была против. Я, в свою очередь, совершенно не понимал, как спланировать поездку; не представлял, какой будет реакция биологических родственников на наше появление, найдем ли мы общий язык. Но я пообещал. И в 2011 году мы купили билеты на самолет, нашли проводника и переводчика и поехали.

Это был интересный опыт. Я никаких больших проблем не ждал, но Диана никак не могла заснуть в самолете, нервничала, спрашивала: «Пап, что если я им не понравлюсь?» Но все было хорошо, опасения не оправдались. Все прошло, если честно, гораздо лучше, чем я ожидал. Мы гостили у них всего 10 дней, и сейчас мне кажется даже, что было бы неплохо побыть там подольше.

Для Дианы было в новинку чувствовать свою физическую связь с семьей, она удивлялась, как они на нее похожи. Мы все время куда-то ходили, на что-то смотрели, гуляли, купались, вместе обедали. Они тепло нас приняли. И Диане было там здорово, я это видел. Она улыбалась все время, что мы провели там. Но я не думаю, что ей хотелось бы там остаться. Скорее она мечтала бы их всех забрать с собой».