Дмитрий, 34 года, IT-специалист в банке |
«Мне был 21 год, я встречался с девушкой. Мне она нравилась, и я, наверное, как и все, думал: вдруг она меня бросит? Для меня это была стрессовая мысль, которую я никак не мог принять. Вдруг я решил, что если сейчас пройду справа, а не слева от нее, то ничего не случится. Такие мысли очень многим людям приходят в голову, но, как правило, у людей есть границы, какой‐то разумный предел. А у людей с ОКР этого предела нет.
Первые проявления ОКР были, когда я был совсем маленьким: в туалете мне нужно было постучать по стене, у меня был такой ритуал, но потом это прошло. Склонность все же была — возбудимая нервная система, аналитическое мышление. Меня родители очень опекали, учили, что принять решение — это очень важно, что нужно десять раз подумать, прежде чем что‐то сделать. Это стало хорошей почвой для развития ОКР. Началось все с того, что мне сказали: «Мысли материальны, ты ответственен за то, о чем думаешь».
Я это стал воспринимать буквально. Однажды мне пришла в голову плохая мысль. Я подумал, что она материальна, значит, надо постучать по дереву, чтобы она не реализовалась. Я постучал и забыл.
Но ОКР — это саморазвивающаяся вещь, то есть, когда делаешь ритуал, усиливается обратная связь. Я стал стучать все чаще и чаще, мне казалось, что я ответственен за свои мысли. Если я что‐то делаю с неправильной мыслью, то она материализуется. Если я включаю свет с неправильной мыслью, я должен «перевключить» его. Я мог по несколько раз включать и выключать свет, подбирая нужную мысль. Если я наливал чашку кофе с неправильной мыслью, я мог ее вылить. Я говорил себе: «Это же бред, ты же не веришь в эту чушь, какая разница, с какой мыслью ты пьешь кофе». Но идея в том, что ты все понимаешь, но тревога все равно есть. Мол, я знаю, что это глупость, но сделаю на всякий случай.
Моя жизнь превратилась в один сплошной ритуал. Я понимал, что лучший способ, чтобы их не делать, — просто лежать на кровати и даже не двигаться. Я пытался решить свои проблемы с помощью самого простого и доступного психотерапевтического средства — алкоголя. С ним не может соперничать ни один психолог, потому что он дает моментальный, быстрый эффект. Он снимает страх. Я пристрастился к алкоголю.
В 2005 году я понял, что надо что‐то делать, но я даже не знал, как про это кому‐то рассказать, как пожаловаться: «Знаешь, такое странное дело, что, когда я иду по улице, мне надо вернуться». Набрал в поисковике «навязчивые мысли» и увидел, что происходящее со мной испытывают два процента людей — и это имеет название, симптомы. Это заболевание, и это лечится. Потом однажды в метро я ходил туда‐сюда через трещинки, ко мне подошла девушка и спросила, зачем я это делаю. Мне стало стыдно, я попытался от нее улизнуть, а она оказалась настойчивая: «Вы знаете, что это болезнь? Знаете, что это лечится? У меня это тоже было». До этого я никогда в жизни не встречал людей с подобной проблемой.
Я прочитал, как это лечится и что такое когнитивно‐поведенческая терапия. Первый психолог, к которому я пришел, сказала: «Тебе надо начать пить таблетки, пока ты не начнешь их пить — все бесполезно».
Я от нее ушел, потому что подумал, что это бред. Сейчас думаю, что она все‐таки была права. Я прочитал все про лечение. Я был у Алексея Герваша — он известен школой, в которой лечат аэрофобию, а еще у него есть школа для больных ОКР. Он сказал мне, что я и так все знаю и что должен следовать программе, и на этом наше общение закончилось. Самому у меня не получалось это делать. Я пробовал работать с психологом, практикующим нейролингвистическое программирование. Это очень красивая теория, просто замечательная, но она вообще не работает. Я обратился к американскому психологу. Мы с ней работали по скайпу.
В конце концов она сказала, что у меня нет вообще никакого прогресса, и посоветовала обратиться к фармакологии. Мне казалось, чтобы пить таблетки, нужно быть реальным психом, поэтому я откладывал это до последнего. Потом все‐таки согласился.
ОКР лечится, как депрессия, с помощью антидепрессантов. Эти две проблемы связаны с пониженным уровнем серотонина. Низкий уровень серотонина вызывает у человека постоянную тревогу. Меня лечат селективными ингибиторами обратного захвата серотонина (антидепрессанты. — БГ) — SSRI по‐английски. Мозг начинает поглощать меньше серотонина, и в организме его остается больше. Могу сказать, что это волшебное лекарство, его изобретение помогло многим людям. Про антидепрессанты многие говорят плохо. Но лучше пить их всю жизнь и вести нормальный образ жизни, чем быть, по сути, инвалидом или бухать.
Два года назад я оказался в таком состоянии, что не мог делать ничего. Любое действие у меня вызывало навязчивые мысли: я не мог есть, сильно похудел, потому что должен был есть только с правильной мыслью. Если я ел с неправильной мыслью, то вызывал у себя рвоту — я готов был даже на это. Трещинки на асфальте, пороги, дверные проемы... Если я переходил трещинку на асфальте с неправильной мыслью, то возвращался. Поездка на машине превращалась в ад: я мог проехать какую‐то колдобину, и, если мне в этот момент приходила мысль, я возвращался. Поездка на полчаса у меня могла растягиваться часа на два. Навязчивые мысли постоянно менялись. Если раньше у меня вызывали страх какие‐то более‐менее адекватные мысли — допустим, вдруг моя девушка пропадет без вести, то потом появился нерациональный страх. Мне начинало казаться, что я сойду с ума, перестану всех узнавать, и у меня это вызывало панику. Я все время был в напряжении, все время контролировал, проверял или подбирал свои мысли.
С работой это было очень трудно совмещать. Я стал работать значительно медленнее. Я работаю с компьютером, работа связана с набором текста, а набирать его надо с правильной мыслью. Я печатал текст, стирал его, набирал снова. То, что у обычного человека занимает пять минут, у меня занимало час. Меня не увольняли, но спрашивали, что происходит, может, работать не нравится. Я не мог сказать: «Нет, мне очень нравится работать, но, видите ли, есть такая маленькая проблема...» Потом наша компания закрылась, и я сидел без работы. Потом начал пить антидепрессанты, нашел новую работу, которая мне нравится, решил свои проблемы с едой и даже пошел в тренажерный зал. Я был таким худым, что моя мама не могла на меня смотреть, — шестьдесят пять или даже шестьдесят три килограмма при росте метр восемьдесят четыре.
Основная проблема с ОКР в том, что человеку приходится все время врать. Я помню, как распечатал статью из «Википедии» об ОКР, а моя жена увидела ее и спросила, болею ли я этим. Потом я сам рассказал ей, родителям, сестре, даже друзьям из Англии, потом перестал этого стесняться. Естественно, ты никогда не расскажешь об этом на работе, потому что не знаешь, как некоторые люди отреагируют. Это такая тайная болезнь, и люди вынуждены жить двойной жизнью.
Я начал принимать таблетки где‐то год назад, летом. Попробовал недавно с них слезть, но пока не получилось, и я решил к ним вернуться. В терапии есть прием отделения себя от мысли. Например, мне пришла мысль, что я сойду с ума. Но это только моя мысль, это не есть я. Я стараюсь делать мысленные упражнения. Я хочу сделать ритуал, но я себе говорю, что подожду или что со мной такое было тысячу раз, что это просто мысль, а не реальность. Сейчас я хожу к психотерапевту, мы с ней встречаемся раз в две недели, она меня направляет, говорит, что получается, что нет. Пока есть трудности: я по‐прежнему выливаю кофе, но, если раньше я это делал всегда, то теперь только когда я сонный или у меня какой‐то стресс. Мне иногда трудно есть дома. У меня был период, когда я питался только в «Макдоналдсе», в фастфуде. Дома я могу съесть еду с неправильной мыслью, не удержаться и вызвать у себя рвоту. В людных местах так не сделаешь. Это тоже ритуалы, которые я себе придумал.
Человеку, у которого нет ОКР, сложно объяснить, что это. Представь, тебе сказали, что кто‐то из твоих близких летел в самолете, самолет попал в аварию, и выжило 50 процентов пассажиров, но ты не знаешь, в какой группе твои близкие. Представь свое состояние до тех пор, пока не узнаешь. Это состояние, в котором живет человек с ОКР, — постоянный страх. Суеверия — это тоже форма ОКР. Сказал про болезнь — постучи по дереву, плюнь через плечо; перебежала дорогу черная кошка — пойди другой дорогой. Когда идешь в церковь и крестишься — это тоже ОКР, но в легкой форме: ты выполняешь ритуал, чтобы снять тревогу. Это есть у всех».
Наталья Гохнадель клинический психолог, специалист по когнитивно- поведенческой психотерапии, врач Дмитрия |
ОКР — подвид тревожного расстройства. В огромный кластер тревожных расстройств попадает еще генерализованная тревога, специфические фобии, когда люди боятся какой‐то специфической ситуации (вроде клаустрофобии) или животного или предмета. Социальная тревожность — когда люди боятся социальных ситуаций, публичных выступлений и так далее. Агорафобия — боязнь открытых пространств, толпы, торговых центров и так далее. Панические атаки. Между всеми этими тревожными расстройствами есть сходства. Единственное, что непонятно, почему у одних развиваются панические атаки, а у других, к примеру, ОКР. По статистике, у нас есть 20% вероятности того, что мы будем страдать от какого‐то нервного срыва или другого нервного заболевания. Каждому пятому это гарантировано.
В диагнозе «обсессивно‐ компульсивное расстройство» слово «обсессивный» означает навязчивые мысли, навязчивые состояния. Эти состояния человек не может контролировать, они приходят вне зависимости от его воли и часто запускаются какими–то определенными ситуациями. «Компульсивный» означает определенное поведение типа ритуалов, направленное на то, чтобы нейтрализовать обсессивные мысли. Иногда заболевание может сопровождаться только навязчивыми состояниями, но чаще всего есть и компульсивные состояния — ритуалы. Именно они и делают заболевание серьезным, мешающим жить. Чтобы поставить официальный диагноз, ритуалы должны занимать больше часа в день. Некоторые люди вообще перестают нормально жить: не пользуются общественным транспортом, не ходят на работу, не выходят из дома.
Какие навязчивые мысли бывают
Навязчивые мысли могут быть связаны с нанесением вреда — либо себе самому, либо окружающим. Люди чаще всего идентифицируются со своими мыслями и считают, что если они так думают, значит, это правда. Мне рассказывали недавно про больного — обыкновенный черкес в каком‐то ауле подумал, что может изнасиловать свою сестру, и так ужаснулся этой мысли, что мысли начали его преследовать. Он начал много времени посвящать ритуалам, чтобы только не думать об этом и очиститься от этой скверны, от этих мыслей. Была пациентка, которая очень переживала за жизнь и здоровье своих детей, боялась, что может причинить им вред. Чтобы нейтрализовать этот потенциальный вред, она придумала ритуал: выпивала каждое утро четыре чашки кофе и выкуривала четыре сигареты, чтобы защитить своих четверых детей в течение дня. У меня был пациент, который не мог совладать с навязчивыми мыслями, когда сидел на заднем сиденье автомобиля. Он думал об уязвимости сидящего впереди человека, о том, что может его ударить или задушить. У него были мысли, связанные с детьми: они такие маленькие и легкие, что их легко поднять и ударить оземь. Эти мысли казались ему настолько реалистичными, что он отказывался сидеть на заднем сиденье автомобиля, стал избегать детей. Люди принимают мысли за побуждение к действию — и либо избегают ситуаций, либо придумывают ритуалы. Большая группа людей с ОКР боится заражения. Они посвящают много времени мытью рук, постоянно принимают душ. У них нет ощущения достаточной чистоты.
Происхождение ОКР
Причинами ОКР могут быть генетическая предрасположенность, наличие расстройства настроения (это когда люди настроены негативно: негативно оценивают свое будущее, окружение, самих себя), предрасположенность темперамента. Еще бывают посттравматические стрессовые расстройства. Важную роль в запуске ОКР играет наличие очень тревожного родителя, который все время тебя предупреждает, что жить опасно, что надо за собой следить, что нужно придерживаться определенных правил поведения, чтобы выжить. Ребенок с детства усваивает небезопасную картину мира, но одни могут дистанцироваться и понять, что мама слишком тревожная и то, что она говорит, не всегда аккуратное отражение реальности, а некоторые с этим сживаются и начинают видеть мир такими глазами. Должна быть предрасположенность темперамента — то, насколько человек отзывчив на любые стрессовые раздражители. У некоторых громкий звук вызывает испуг, а для других это просто неприятные ощущения. С этой разницей реагирования мы рождены.
Помощь родственников
В борьбе с ОКР нужна профессиональная помощь. Помощь родственников заключается в том, что они не бросают, поддерживают, стараются не расстраивать, но зачастую она контрпродуктивна. Например, человек боится заразиться и у него навязчивая идея, что микробы везде — и он моется по несколько раз в день. Родственники поддерживают этого человека во всем и моют эту квартиру. Я слышала о случае, когда родственники согласились ходить по квартире без одежды, потому что одежда может нести на себе микробы. Если человек инвалидизируется и постепенно перестает ходить на работу, в магазин, то иногда родственники начинают ходить в магазин за него, давать ему деньги. Они усугубляют его инвалидность. Часто первый шаг к работе с больным — это психологическое образование родственников и анализ того, что они делают.