1

Слева направо: Венера, Владимир, Юлия (стоит), Виктория (сидит), Юдита и Александр Курановы

УДИНЫ

Семья Курановых из села Нидж — об удинской свадьбе, приданом, «Гараже», Марке Ротко, пробках и о том, нужно ли ассимилироваться в Москве маленькому народу, о котором писал еще Геродот

Малочисленная, но очень древняя народность, много веков проживающая на территории современного Азербайджана: о них писали Геродот, Страбон, Птолемей и Плиний Cтарший. Всего в мире 9–10 тысяч удин, селиться они предпочитают компактно: 3 800 живут в Азербайджане (почти все — в селе Нидж Габалинского района), 4 267 (данные переписи 2010 года) — в России: в городе Шахты Ростовской области, в Краснодарской, Ставропольской и Волгоградской областях. Несколько сот удин живет на Украине, в Казахстане и в Армении, известно одно удинское село в Грузии. Жениться тоже стараются на своих. В России удины преимущественно заняты в сфере строительства, реже — торговли. Сами удины полагают, что им очень не повезло: они стали жертвой долгой вражды армян и азербайджанцев. Армянская версия событий заключается в том, что никаких удин нет — это армяне, говорящие немного на другом языке или даже диалекте. Поскольку удины, как и армяне, исповедуют христианство и веками живут с ними
бок о бок, соседи-мусульмане (в частности дагестанцы), действительно, часто не различали эти два совершенно неродственных народа. В 1836 году, когда Россия пришла в Закавказье, Николай I по настоянию Синода передал удин-христиан в подчинение армянской церкви (до этого у них был свой католикос) и повелел служить на армянском. В свою очередь, современные азербайджанские историки все 90-е были озабочены доказательствами того, что азербайджанцы тоже имеют свою тысячелетнюю историю проживания на этой территории, не хуже, чем у армян, и древнейшие народы Кавказской Албании — удины, лезгины и т.д. — им в этих исследованиях мешали. Ситуация стала меняться лишь в последние годы. В Москве удин немногим более 100 человек, почти все они — из Ниджа и соседнего Варташена. В силу своей малочисленности они не претендуют на заметное место в культурной жизни столицы: им в лучшем случае удается устраивать регулярные встречи соплеменников в одном из дружественных кафе.
Удинской церкви в Москве тоже нет. Единственной своей задачей они полагают сохранение собственной идентичности, в первую очередь языка. Именно для этого в прошлом году была зарегистрирована Региональная общественная организация содействия в сохранения удинского языка, культуры, традиции «Община удин», объединяющая удин Москвы и Подмосковья. У удин была древняя письменность, но ее восстановление оказалось непростой задачей — сейчас удины пытаются заново составить словарь, азбуку на базе кириллицы, перевести на удинский Библию. Удинскую кухню выделить сложно: блюда, которые они считают своими, в первую очередь хариссу (суп-пюре с курицей), также считают своими армяне, ассирийцы и азербайджанцы.

Владимир Куранов

Предприниматель, 59 лет

Владимир Ашотович: Мы удины, это на сегодняшний день практически единственная, кроме русских, христианская народность в Азербайджане. Наш народ автохтонный: еще Геродот, описывая войска Дария, отмечал, что там были удинские полки. У удин свой древний язык, и была своя письменность, но она, к со­жалению, не сохранилась. Древнее государство Кавказская Албания (древнее царство, существовавшее на территории современных Азербайджана, Грузии и Да­гестана со II века до н.э. по VIII век н.э. — БГ) состояло из удин, лезгинов и других племен. Большая часть этих племен приняла христианство в  III–IV веках. Со времен нашествия арабов в Закавказье большая часть населения добровольно или вынужденно приняла ислам. Менялись государства, но факт остается фактом: 9 000 человек сохранились как народ и сумели сохранить свой язык и веру.

Удин мало, и живут они компактно в селе Нидж Габалинского района Рес­публики Азербайджан. Рядом есть соседний районный центр, он назывался Варташен, там тоже жили удины, но сейчас осталось, по-моему, всего семь семей. Вот мы все из Ниджа, у нас только Вика москвичка, а Юля родилась в Баку. У нас была достаточно зажиточная интеллигентная семья: мать — учительница, отец — директор консервного заво­да, а позже председатель сельсовета. В 1961 году в село провели электричество, и отец купил телевизор «Радий», первый в деревне, — на него написали анонимку, разбирались, откуда и на какие деньги, но зато телевизор смотреть приходила вся родня. А в 1971 году я поехал учиться в Московский энергетический институт. Когда приехал на лето на каникулы в Нидж, обручился с Венерой. Вообще, традиции были такие — родители вы­бирали невесту, и старшие из рода кла­ли в карман бутылку сливовицы и шли сватать. Приходили, садились, хозяйка накрывала на стол, и в процессе разго­вора гости говорили, что вот мы тут пришли со своей водкой и на это у нас есть причина. Если хозяева согласны, они водку, принесенную сватами, пьют. А если не согласны, то по разным причинам отказываются — и всем все понятно, и огласки особой отказ не получал.

Через некоторое время после сватовства собирают родственников на так называемое обручение. Гостей созывают немного, человек сто, наверное. Перед свадьбой сначала собираются родственники, в каждой семье отдельно, и распределяют роли — свадьбы ведь всегда проходили дома, никакой обслуги не было. Подходит время свадьбы, со стороны жениха приходят к невесте и говорят: «Мы бы хотели в этом месяце такого-то числа сыграть свадьбу». Те начинают ­всячески отлынивать, хотя сами только и мечтают поскорее уже отдать невесту. Заставляют жениха и его семью делать какие-то вливания в празднование, в том числе денежные. А в ответ невеста должна принести подарки родственникам жениха: бабушке, теткам, например, фартуки или шаль, какие-то украшения. Потом начинали играть свадьбу. Свадьбы у нас проходят два дня, по отдельности в домах жениха и невесты. В первый день вечером в двух домах начинает играть музыка. 2 Александр и Владимир Ашотович в офисе своей фирмы Раньше играли на народных инструментах — зурна, балабан, кларнет, два барабана — а сейчас уже играют и на гитаре, и на чем хочешь. Потом поздно ночью, часа в три, жених со своими друзьями идет к невесте. Там народ уже собрался, все ждут танца же­ниха и невесты — всем же интересно посмотреть на них вместе, начинаются судачества, подходят — не подходят. Сначала жениху мешают, не пускают к невесте, не дают танцевать. Потом наконец они танцуют, и народ начинает расходиться под специальную музыку: ее сыграли — и все, дальше музыки не будет.

На следующий день жениха готовят, ­сажают за стол и торжественно бреют. Пока народ у него дома собирается, он едет за невестой. Там к этому времени уже свадьба заканчивается. Жених садится, выпивает с гостями невесты и поднимается к ней. Невесту, конечно, нужно выкупать, но зато вместе с ней идет приданое, целая гора одеял и матрасов, их специально вручную вышивают. Возвращаются к жениху и садятся за стол. Там дарят подарки, обычно золотые — кольца, кулоны, цепочки.

Юлия: Самое приятное в этой процедуре, что сестра жениха может выбрать себе что-то оттуда. У меня есть колечко под ­старину, очень красивое.

Александр: Под конец невеста подни­мается по лестнице в дом жениха, ей ­ставят тарелку, и она должна разбить ее на счастье. Вообще, много посуды надо расколошматить. Вот и все, на этом свадьба заканчивается.

Владимир Ашотович: Мы поженились, когда закончили учиться. Меня тогда направили в монтажный трест Кавказ­энергомонтаж в Баку. Мы там прожили четыре года, оттуда поехали в Волгодонск, потом опять на Кавказ, потом в Туркмению. Когда мы были в Туркмении, Союз развалился, и мы поехали обратно в Москву. У меня тут был ин­ститутский друг, он помог мне устроить­ся в Москве. У него на тот момент уже была брокерская контора, но там как-то не заладилось, и в 1993 году мы организовали новую фирму. Она до сих пор существует, и мы в ней работаем.

Так что на работу я устроился, а вот с жильем было тяжело. Первое время жил в Раменском, у младшего брата в коммунальной квартире — он кандидат наук, заведовал кафедрой в Душанбе, а когда там началась война, приехал в совхоз «Раменское» и стал работать на ферме, другой работы не было. Через несколько месяцев мы там же, в совхозе, купили квартирку, а еще через три года пере­брались сюда, в Москву.

3 Юлия и ее молодой человек Владимир в Аптекарском огороде

Когда в начале 1970-х мы, несколько удин, приехали учиться в Москву, здесь жили всего два удина. А сейчас в Москве и ее окрестностях около 56 семей из Ниджа и где-то 46–48 из Варташена. В прошлом году мы создали Общину удин, которые проживают в районе Москвы, Калуги и Иваново, я — руководитель совета этой общины. Потом я помог создать такие же общины в Краснодаре и в Шахтах, это в Ростовской области. С тех пор всего лишь год прошел, а в Шахтах уже не задают вопроса, кто такие удины. В Москве с этим сложнее, это очень ­большой город.

Самая главная проблема — это отсутствие места, клуба, куда можно прийти. Раньше мы собирались на работе, в кафе, арендовали зал, чтобы проводить собрания. Сейчас договорились с хозяином ресторана на Волочаевской улице, что в первую среду каждого месяца мы можем вечером прийти, посидеть, чай попить, пообщаться, обменяться мнениями. Хо­зяин ресторана тоже родом из Азербайджана, мы его хорошо знаем, и у него ра­ботают удины, мать с двумя сыновьями.

Мы живем в эпоху глобализации, и нам необходимо беречь традиции, бороться за сохранение языка. Сейчас мы печатаем словарь, делаем азбуку на базе кириллицы. В принципе, она уже существует — удинский ученый Ворошил Гукасян, фи­лолог и историк, составил удинско-азербайджанско-русский словарь, изданный в 1974 году, но мы его чуть-чуть меняем, пытаемся сделать так, чтобы текст на удинском можно было набирать на русской клавиатуре. Кроме того, собираемся провести перепись — никто же точно не знает, сколько нас, последняя серьезная перепись была в 1989 году. Вот пытаемся переписать заново, но, как всегда народ, неактивный.

Москва мне стала родной, еще когда я здесь учился, все-таки шесть лет в общежитии с друзьями. И потом я все время стремился сюда вернуться. Тогда Москва была другой, не такой большой. Зимой люди не ездили на машинах — практи­чески все машины стояли под тентами, а в городе ездили только служебные ма­шины и такси. Бывало, машину из-под тента крали, а вместо нее ставили, допустим, угнанное такси. По весне хозяин открывает, а там такой сюрприз. А сейчас все ездят. Первыми начали приезжие, особенно те, которые с юга, — они же привыкли на машине круглый год. Тут москвичи тоже проснулись, можно, оказывается, и зимой ездить!

Когда я сюда приехал уже насовсем, первые годы было ничего, но потом стало все хуже и хуже с пробками этими: ну ты попробуй добираться на машине каждый день на работу два с половиной — три часа и обратно столько же. Сейчас с удовольствием живем на даче. Это Боровский район, Калужская область.

Венера Куранова

Врач, 55 лет

Мы с Владимиром с детства знали друг друга, в одной деревне жили, наши ро­дители дружили, ходили друг к другу в гости. А потом он приехал на лето на каникулы из Москвы. А я училась в Баку на медицинском, а практику ­отрабатывала в больнице в родной деревне — там мой отец был главврачом. Меня отец повсюду сопровождал — и с работы, и на работу, — так что Владимиру пришлось идти знакомиться ко мне в боль­ницу. Восстановили знакомство потихонечку, ну и обручились. Сейчас, конечно, обряд немного изменился, сейчас идут свататься, после того как молодые уже между собой договорились. Но традиция остается — приходят родители и вместе пьют. И наши родители так тоже ходили, конечно.

В большом городе то метро раздражает, то пробки. Раньше в 11 часов вечера машин нет, а сейчас и в два ночи, и в три. Думаешь — вот куда люди едут? И погода та­кая, солнца не хватает. Мы ведь сюда приехали из Ашхабада, где 365 дней в году солнце. Приехали, дети пошли в школу 1 сентября — и такой снег в Москве вы­пал! А мы не подготовлены, у нас в Ашхабаде зимних вещей вообще не было. Ну так — легкие плащи, пальто. Но теперь я уже связана с этим городом, это мой город, хоть я здесь и не родилась.

Юлия Куранова

Фоторедактор, 34 года

Мне нравится в Москве ритм. Когда уезжаю в отпуск надолго, то очень ско­ро начинаю по нему скучать. Начинает казаться, что там все слишком медленно. Но важнее всего друзья. Я Москву стала узнавать и любить, когда познакомилась со своей подругой Леной, и мы с ней по выходным стали ходить целыми днями по городу с фотоаппаратами. Я тогда уговорила родителей подарить мне на день рождения Olympus, такой большой, но без съемного объектива — а через месяц или два поехала в Португалию, и у меня его украли. Потом я купила Canon. Бросила работу у папы в фирме — я там два года управляла рекламным отделом — и ушла в никуда. Полгода искала работу, и в ре­зультате меня взяли фоторедактором — я пришла такая наглая на собеседование, без опыта, и говорю: «Вот мои фотографии, вкус у меня есть, я быстро учусь, возьмите меня на работу». И меня взяли в журнал Yachting. Я была счастлива! Люблю ездить по Москве ночью, когда нет пробок. Раньше были прогулки, кофейни и фотоаппарат. Сейчас фотоаппарата стало меньше, а посиделок с друзьями в кафе больше. Одно из лучших мест в Москве — «Гараж», жалко, что из Бахметьевского гаража они переехали. Дело не только в выставках, хотя и за одного Ротко я бы их обожала вечно, там было осо­бое пространство. Не знаю, будет ли так в «Шестиграннике», хотя в парке Горь­кого стало хорошо. Я никогда не любила его, терпеть не могу парки аттракционов, а сейчас он стал приятным, расслабляющим, люди красивые вокруг. Но я бы не сказала, что хочу прожить в Москве всю жизнь.

Александр Куранов

Юрист, 33 года

Я учился в том же институте, где Юля, он теперь называется Московский гуманитарный университет. На юридическом факультете. А с Юдитой, своей женой, познакомился все равно в родной деревне. Мы там были летом и однажды шли с папой с очередной свадьбы. И папа го­ворит: «Видишь девушку? Завтра к ней пойдешь беседовать, знакомиться». Я сначала ни в какую, но потом все-таки пошел, чтобы отвязались. Это было в 2000 году, 18 июля. Я не люблю говорить о таких вещах, это немного личное, но так вышло, что ее образ, ее характер — все сложилось в мозаику. Папа был прав. И мы поженились через год. Вот так и живем уже десять лет вместе.

4 Юлия в своей комнате

Своим родным местом я считаю деревню, я все-таки там родился. Но я люблю и старую Москву — сталинские дома, Университет, высотку на Таганке, Чистые пруды, Камергерский переулок. Так что город мне нравится, а вот люди не очень. Наверное, потому что все традиционно приезжали в Москву в поисках заработка и лучшей жизни, соответственно, очень много людей этим озабочены. Идет серая толпа, все хмурые.

Юдита Куранова

Заместитель финансового директора, 31 год

Я тоже жила в Нидже с родителями, ­училась на заочном на педагогическом факультете. А после замужества пере­ехала сюда. Получила второе высшее образование — на этот раз экономическое. В 2003 году родилась Вика. Теперь я работаю наравне со всеми, заместителем финансового директора, а с Викой сидит бабушка.

Я к Москве долго привыкала, ну это понятно: приехала из деревни в боль­шой город. Тяжело было и страшно. Но за десять лет привыкла. Мы раньше очень много гуляли в городе по выходным, но сейчас дела домашние, ребенок — так что шесть дней в неделю она в школе, потом уроки с ней делаем.

Виктория Куранова

9 лет

Мама с папой разговаривают со мной на русском и на удинском, но мне удоб­нее говорить на русском — я только дома разговариваю на удинском. Я каждый год езжу в деревню, там все лето провожу. У меня там двоюродные братья. Мы с моим братом Димой играем, он такой — если начнет, то его не остановить! За ним надо бегать, чтобы он покушал, я вот за ним и бегаю. Мы там еще во дворе деремся. Обычно потом его мама при­ходит и наказывает.

  • 16 Мая 2012
  • 494219