АССИРИЙЦЫ

Сергей Осипов

Врач, 65 лет

До Первой мировой войны ассирийцы в основном жили в районе своей исторической родины, Ассирийской империи, — это нынешняя Сирия, Ирак, Иран и юго-восточная часть Турции. Во время Пер­вой мировой войны они выступили против Османской империи на стороне России. И вот тут начались все беды: геноцид и все прочее — и они рассеялись по всему миру. Теперь живут и в США, и в Канаде, и в Западной Европе.

В Российской империи ассирийцы жили в основном в Закавказье. В Тиф­лисе еще до Первой мировой войны сформировалась мощная община: там действовали ассирийские церкви, даже было театральное сообщество организовано, в 1910 году состоялась первая премьера спектакля Мольера «Лекарь поневоле» на ассирийском языке. Равнинные ассирийцы, из Ирана, всегда считались искусными строителями — были лучшими мастерами альфреско, малярами, каменщиками, штукатурщиками. Все ­ровные дома и в Тбилиси, и в Баку по­строили ассирийцы. Наш отец был из­вестным мастером альфреско: разрисовывал Театр оперы и балета в Баку, многие кинотеатры и т.д.

В результате так они там и осели, в Тбилиси, в Баку, где работали их отцы, прадеды. И продолжали заниматься в основном строительством.

А ассирийцы из юго-восточной Турции жили высоко в горах, они так и назывались — горские ассирийцы. Они были пастухами и не могли себе найти работу в Закавказье, поэтому они шли дальше на север — в 1920-е годы многие из них поселились в Ленинграде, в Москве, Воронеже, на Украине, частично в Краснодарском крае.

Так что в Москве в основном жили горские ассирийцы. А чем здесь могли заниматься пастухи? Естественно, они искали такую работу, которая была бы им доступна, которая могла бы прокормить. И массово занялись чисткой обуви. В 1920-е го­ды появились обувные лавочки по всей Москве и в Ленинграде. И они неплохо зарабатывали! Они же не только чисткой занимались, но и продавали шнурки, гу­талин. Я даже читал интервью с одним банкиром-ассирийцем (одно время его женой была актриса Алика

Ассириец — чистильщик обуви
на Театральной площади

Смехова), и он рассказывал, что когда учился в школе, отец ему давал на завтрак копеек 10–20, больше зарплата не позволяла. Зато по дороге в школу он подходил к своему деду, который чистил обувь на улице, и тот ему отсыпал пригоршню мелочи.

У горных ассирийцев близкое родство — семь колен. Вот, например, у Михаила Да­выдовича в семье было 10 детей, 5 братьев и 5 сестер. У равнинных не так, но тоже тесные племенные связи.

Мы — выходцы из Урмии, это северо-западный Иран. Бабушки и деды мои бежали оттуда в Первую мировую войну и с 1918 года жили в Тбилиси. Их там записали на русский манер: отца моего деда звали Иосиф, и мы стали Осиповыми.

В семье со стороны мамы было приня­то говорить по-русски, а в семье отца — только по-ассирийски. Школу я окончил русскую — это бывшая гимназия Левандовского, генерала русской царской ар­мии; там когда-то преподавал Павел Флоренский. Закончив школу в 1965 году, я поступил в Москве в медицинский институт. После армии защитил кандидатскую по лейкозу в Онкологическом институте им. Герцена. Лет 15 проработал в Кардиологическом центре академика Чазова. Защитил докторскую, руководил большим отделом. Стал ученым секретарем Экспертного совета по кардиологии при Президиуме Академии медицинских наук СССР. А в 1991 году, когда Советский Союз распался, наука как-то исчезла, и я стал заниматься практической работой: одно время у меня было издательство, мы выпускали медицинскую лите­ратуру; после этого организовали фонд «Клиника ХХI века». Все хорошо складывалось. Нам помогали и ЮКОС, и Альфа-банк. И очень помогала, находила спонсоров и так далее, супруга Касьянова Ирина. А когда он ушел с должности, некому стало помогать.

Сейчас я работаю врачом Театрально­го колледжа Олега Табакова. Ну я пенсионер уже, идти в науку бесполезно. А там настолько ребята отдаются этому искусству, что совершенно не думают о своем здоровье, такая у них бесшабашность, просто поразительно. Изумительные ребята.

Сейчас больше всего времени у меня уходит на театральную жизнь: директор нашего колледжа — одновременно директор МХТ им. Чехова. Он часто обращает­ся ко мне, если надо помочь кому-нибудь из артистов. Ну скажем, Евгений Миронов заболел, надо было срочно его поставить на ноги, а то спектакль горел.

Даниэль Хамбешая отрабатывает прием на тренировке по дзюдо

Ну и, конечно, всегда есть возможность по­смотреть прогоны, премьеры, так что все свободное время мы тратим на театр. Много с друзьями встречаемся. У нас уже 20–30 лет существует клуб выпускников Второго медицинского. Мы часто собираемся, отмечаем праздники. Наши ребята сейчас академики, профессора, доктора наук. Причем клубные дни — это клубные дни, женщин не допускают, только мужики. А специально для жен делаем отдельные мероприятия.

Дети мои юристы. Старший два года подряд входит в рейтинг лучших юристов России по версии газеты «Ведомости». А младший окончил юридический, работал в Министерстве сельского хозяйства РФ, в 26 лет уже был начальником отдела, но понял, что там много не заработаешь: нужно или воровать, или сидеть на зарплате. Поэтому он ушел в коммерческую структуру, и сейчас генеральный директор строительной фирмы.

У меня один внук пока, от младшего. Жены у них хорошие, одна москвичка, другая из Ярославля. Есть племянники: Анна — клинический ординатор, будем думать о кандидатской диссертации, а Даниэль учится в Финансовой акаде­мии при Правительстве РФ, с золотой медалью поступил.

Я уже 46 лет в Москве. И всегда, куда бы я ни приехал, меня тянет обратно в Москву. В 1991 году, когда Союз еще не распался, я впервые попал в Америку. Я уже был доктором наук, и у меня была возможность остаться в Америке, нью-йоркские ассирийцы меня тормозили. Но я понял, что жить там не смогу.

Наши родственники, которых мы там встретили, удивились, что мы сохранили свой язык. Вообще к ассимиляции я отношусь негативно — хотя это жизнь, явление времени. Евреи вот свой национальный язык, в общем, потеряли, а мы рассе­ялись по миру раньше, чем они, но до сих пор говорим на своем языке. Службы в церкви ведутся на том языке, на котором написано ассирийское Евангелие, — и мы этот язык понимаем. Есть диалек­ты, но основа одна, язык общий. Какая бы ни была ассимиляция, но мы живем со сво­им языком 2 600 лет, это что-нибудь да значит. Конечно, мы много общаемся с други­ми московскими ассирийцами. В начале 1990-х мы организовали ассирийский ­конгресс, я был его вице-президентом. Сейчас каждое воскресенье приходим в ассирийскую церковь на Дубровке — там в основном и встречаемся.

Мери Осипова

Пенсионерка, 58 лет

Я до 30 лет жила в Тбилиси. Окончила там русскую школу, потом Политехни­ческий — я инженер-строитель, мосты и тоннели моя специальность. В 1984 году, в январе, замуж вышла, приехала сюда — муж раньше меня в Москве жил. Познакомили нас друзья. Муж тоже ассириец — родители этого не требовали, но мы сами старались. Муж тоже мог выбрать девушку другой национальности, но женился на своей. Для нас очень много значит наша культура, быт, обычаи, язык, об­ряды. Все это сказывается на крепости семьи.

В семье и с родственниками мы говорим на ассирийском. Отец и с детьми на ассирийском говорит, да и я тоже, но когда учеба идет, занимаешься с ними, помогаешь и хочешь не хочешь — начинаешь говорить на русском.

В еде мы придерживаемся всех тех обычаев, которые были в Грузии: Обувная палатка на Садовой-
Черногрязской улице готовим и ас­сирийские блюда, и кавказские, грузинские. Долма и харисса — это же ти­пичная ассирийская еда. И хаш. У ассирийцев он с незапамятных времен был известен как ришатли, в переводе озна­чает «голова и ноги».

С продуктами у нас и в советское время не было проблем — из Тбилиси присылали и привозили полные сумки, — а сейчас и зелень, и приправы, все можно купить в Москве на рынке. Я хожу на Медведковский рынок — торговаться не торгуюсь, но общаюсь как постоянный клиент, мы знаем друг друга по именам, они мне все выбирают хорошее. Стоим, общаемся, сплетничаем. А недавно мы были на Дорогомиловском, я была ошеломлена — впечатление как будто на Тбилисском рын­ке нахожусь, море всего, разнообразие. Очень понравилось. Хотя продукты, конечно, не сравнить, наша молодежь не знает тех продуктов, которые виде­ли мы.

Друзей у меня больше ассирийцев, потому что я в Москве никогда не рабо­тала, круга своего не было. Разницы в общении в принципе нет, мы очень хорошо с русскими общаемся, просто я привыкла к своим.

Михаил Хамбешая

Пенсионер, 60 лет

Я родился в Западной Грузии, в городе Миха-Цхакая, который сейчас называется Сенаки. Семья была большая, я всех помню: дедушка, бабушка, два дяди, тети — все в одном доме жили, человек 17. Сапожничеством занимались, бабушка дома сидела, готовила, воспитывала, дедушка работал. Отец в конце 1950-х — начале 1960-х занимался торговлей, хоть это и был позор, заниматься спекуляцией. Был дефицит, и он привозил из России в Грузию лекарства. Его посадили за стрептоцид, дали 5 лет. Потом он тоже стал сапожником.

Кстати, в Тбилиси был грузинский ев­рей по кличке Чашка, который поставлял в Тбилиси любое лекарство. Нет в мире такого лекарства, которого нельзя было купить у Чашки. К нему даже члены ЦК ходили. И недавно я был в Тбилиси. Иду по району возле синагоги — и увидел аптеку, называется «Чашка».

Я в 1969 году закончил школу, поехал в армию, служил в морской авиации. А после армии, в 1975 году, приехал в Москву. Мне было 23 года. Смотрю, ­возле большого фонтана, где Большой театр, крутятся евреи, торгуют. Надо было рисковать, но если купишь обувь и продашь за 2 рубля — хватит денег на 2–3 дня. Два раза меня поймали, дали по 72 часа, но не из-за спекуляции, Ассирийский храм Мат-Марьям (Девы Марии) на Дубровке а из-за прописки. Потом я женился. К сожалению, жена умерла в 1979 году. А потом я случайно поехал в Тбилиси, познакомился с Мери, и через два дня мы поженились и приеха­ли в Москву. До этого я знал Сергея — на Тверской была мастерская, в которой ассирийцы собирались, общались, в до­мино играли. Но я не знал, что Мери — его сестра. В 1985 году я закончил заочное отделение в инженерно-строительном институте. Появились дети. Я днем работал, а вечером бизнесом занимался: у грузинских евреев были знакомые в ГУМе, и мы заранее узнавали, что завтра будут финские туфли или сапоги, югославские плащи. И рано утром вставали в очередь, а потом продавали приезжим. Сейчас неудобно это слово сказать — спекуля­ция. А на зарплату инженера с голоду помрешь.

В первой половине 1990-х дела отлич­но пошли. Хотя бывало, что подставляли. Пытались перехватить бизнес друг у друга, подключали милицию, бандитов. Приходили жулики, требовали 30%. Это бросим, перейдем на другое — так получалось. Родственников было много, всем помогать надо. Я старший среди братьев, со мной все советуются.

Родителей мы похоронили здесь. Они тут очень страдали, хотели домой, но как их оставишь там, если им под 70 лет?

Я дома по-нашему говорил. Когда дети маленькие были, дома война была за то чтобы по-ассирийски говорить, — они все равно никуда не денутся от русского. Сейчас их не отличить от русских.

Даниэль Хамбешая

Студент Финансовой академии при Правительстве РФ, 21 год

Я всю жизнь провел в Москве. В 7 лет пошел в школу, в 8 на дзюдо. Уже ближе к 9-му классу я понял, что стоит идти на золотую медаль, чтобы были при­вилегии при поступлении. Я серьезно занимался спортом, но совмещать это с поступлением в серьезный вуз чисто физически было нереально. Поэтому в последнем классе я пожертвовал спортом, окончил школу с золотой медалью, поступил, куда и хотел, на «Финансы и кредит». После третьего курса выбрал специализацию — государственные и муниципальные финансы.

Сергей Осипов в своем врачебном
кабинете в Театральном
колледже Олега Табакова Я со второ­го курса заинтересовался взаимоотношениями федерального и регионального уровня: начал анализировать эффективность бюджетных трансферов. Ведь ни для кого не секрет, что в Чечню, например, вливаются огромные средства, а отдача минимальная. Я себя сейчас вижу в двух сферах: в банковской и в области финансов. Это не обяза­тельно должна быть государственная структура, но такой вариант вполне ­возможен — например, Министерство финансов или экономического развития. Но туда еще надо пробиться. Трудиться надо.

В Москве мне жаловаться не на что. Город большой, инфраструктура колоссальная, современная, отвечает всем сегодняшним потребностям, и моим в том числе. Никаких проблем в связи с национализмом я не испытывал. Одно дело, если ты выходец из Дагестана, из Чечни. Их в Москве много. А когда говоришь, что ты ассириец, возникает интерес. И можно рассказать про то, что несколько тысячелетий было такое государство. Люди слушают, им действительно интересно.

Мои друзья в основном русские. Са­мые близкие — со спорта. Раньше я считал, что еще есть школьные, институтские, а в беде познал, что те, с кем я об­щался только в спортзале, ближе тех, с кем я общался каждый день.

В клубы я не хожу, с этим строго: и родители ограничивают, и я не лю­битель ночами колбаситься. Я люблю тихо, спокойно посидеть с друзьями. Поесть роллы, попить апельсиновый сок, чай, пообсуждать спортивные темы. Музыка мне нравится разная, но больше такой клубный вариант — драм-н-бейс и треки к фильмам. В кино люблю жанр спортивной драмы, про бокс, бейсбол, — действительно за душу берут. И комедии. А читаю Lenta.ru, новостную строку на Mail.ru, Bankir.ru.

Анна Хамбешая

Хирург, 25 лет

Я детский хирург, врач-ординатор. Родилась в Москве, и друзья у меня все школьные. Мы все живем в одном райо­не, всегда рады видеть друг друга, новости узнаем, общаемся в социальных сетях. Ходим обязательно на выборы. А лучшие подруги — институтские, мы с ними теперь реже видимся, но темы у нас общие — рассказываем друг дру­гу про работу, про отделение, в театры ходим. Ходили на новую сцену в Боль­шой театр, когда основная еще не была открыта. Билеты дорогие, но можно показать старый студенческий билет и пройти за 20 рублей на любой спектакль, куда билет стоит чуть ли не 5 000, а потом пересесть поближе. Я посмотрела балеты Парижской оперы, премьеры «Утраченные иллюзии», «Отражения». Еще мы сходили с дядей Сергеем Георгиевичем на «Дом» Гришковца. Очень жизненный спектакль. На «Пиковую даму» ходили в Театр им. Вахтангова, на «Дядюшкин сон» с Владимиром ­Этушем. Я не очень хорошо отношусь к современным постановкам, люблю, когда играют так, как написано в книге. А мой самый любимый актер — Александр Домогаров.

Еще хожу в кафешки, более доступные с финансовой точки зрения, — «Шоколадницы», «Кофеин». В клубы я не хожу, времени не хватает. Если время позволяет, я иду с семьей в общину. Другие молодые ассирийцы постоянно ходят на праздники, есть ассирийские дискотеки. Но я сама там не была, только на церковных праздниках. А с замужеством: ну если кто-нибудь найдет ум­ного взрослого ассирийца со стабиль­ной зарплатой и интересами — я соглас­на, найдите мне. А так не знаю, жизнь покажет.