Александр Дюма-отец путешествовал по Российской империи в 1858 и 1859 году. Плодовитый французский писатель создает о России роман «Учитель фехтования». История любви модистки Полины Гебль и декабриста Ивана Анненкова не тронула сердце императора Николая I: книга в России была запрещена. После событий 14 декабря на Сенатской площади общественный климат не располагал к беседам о вольнодумстве. Дом самих Анненковых не сохранился: его снесли в конце 1940-х годов, здание располагалось на пересечении Петровки и Кузнецкого моста.
Перед поездкой в Россию Дюма прельщает своих читателей будущими рассказами о колоколе в 330 000 фунтов, о Бородинском поле и о пожаре 1812 года. К визиту писателя готовились – шеф жандармов В.А.Долгоруков пишет своим подчиненным: «Предлагаю вам во время пребывания Александра Дюма в Москве приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести мне в свое время».
Дюма приехал из Петербурга на поезде, в дороге его окружали любопытные, а поклонники искали знакомства. В Москве Дюма провел около полутора месяцев и остановился у Нарышкиных, своих знакомых по Парижу. Писатель жил в районе Петровского парка, иногда ночевал на Поварской улице.
По приглашению генерал-майора Арженевского писатель выбирается за город и посещает поле Бородинской битвы. Дюма интересуют и «следы ужасного огня, пожравшего город в 350 000 жителей и заморозившего армию в 500 000 человек». Тема пожара особенно волновала писателя: «По поводу сожжения Москвы говорил он много и красноречиво. Но сестры Шуваловы... начали доказывать, что Москву подожгли не русские, а французы; но Дюма на этот раз не выдержал, вскочил с места и, ударяя себя в грудь, принялся опровергать высказанное ими. Он чуть не кричал, доказывал, что Наполеон сумел бы остановить французов от такой грубой и пошлой ошибки, так как гением своего ума не мог не предвидеть, что под грудами сожженной Москвы неминуемо должна была погибнуть и его слава, и его победоносная великая армия».
Француз не был чужд и кулинарных пристрастий: в гостях у Нарышкиных он «имел страсть приготовлять сам на кухне кушанья», а в его произведениях мы встречаем пассажи о приготовлении шашлыка и волжской рыбы. Александр Дюма отблагодарит Д.П.Нарышкина за гостеприимство и посвятит ему семь лет спустя роман «Князь Море».
Восторженные почитатели Дюма устроили в его честь праздник в увеселительном саду «Эльдорадо» (район современной Новослободской улицы). Торжество назвали «Ночью графа Монте-Кристо», оно сопровождалось иллюминациями и фейерверками.
Дюма спешит на Басманную к Евдокии Ростопчиной. Поэтесса не скрывает своей глубокой болезни, беседует с ним о Лермонтове и обещает перевести на французский стихотворение «Во глубине сибирских руд», которое, по ее словам, «не было и никогда не сможет быть напечатано на русском языке».
Федор Достоевский о попытках французов погрузиться в российскую действительность: |
«Самый бестолковый и беспутный из них, поживя в России, уезжает от нас совершенно уверенный, что осчастливил русских и хоть отчасти преобразовал Россию. Иные из них приезжают с серьезными, важными целями, иногда даже на 28 дней, срок необъятный, цифра, доказывающая всю добросовестность исследователя, потому что в этот срок он может совершить и описать даже кругосветное путешествие. Схватив первые впечатления в Петербурге, которые выходят у него еще довольно удачно…он решается наконец изучить Россию основательно, в подробностях, и едет в Москву. В Москве он взглянет на Кремль, задумается о Наполеоне, похвалит чай, похвалит красоту и здоровье народа, погрустит о преждевременном его разврате, о плодах неудачно привитой цивилизации, о том, что исчезают национальные обычаи, чему найдет немедленное доказательство в перемене дрожек-гитары на дрожки-линейку, подходящую к европейскому кабриолету; сильно нападет за все это на Петра Великого... Кстати уж обратит внимание и на русскую литературу; поговорит о Пушкине и снисходительно заметит, что это был поэт не без дарований, вполне национальный и с успехом подражавший Андрею Шенье и мадам Дезульер; похвалит Ломоносова, с некоторым уважением будет говорить о Державине, заметит, что он был баснописец не без дарованья, подражавший Лафонтену, и с особенным сочувствием скажет несколько слов о Крылове, молодом писателе, похищенном преждевременною смертию (следует биография) и с успехом подражавшем в своих романах Александру Дюма. Затем путешественник прощается с Москвой, едет далее, восхищается русскими тройками и появляется наконец где-нибудь на Кавказе, где вместе с русскими пластунами стреляет черкесов, сводит знакомство с Шамилем и читает с ним «Трех мушкетеров».