— Почему в МГУ не набирается достаточное количество студентов, которые могли бы поддержать вас в вашей борьбе за их права?
— Главным образом влияет ощущение людей, что они находятся здесь временно. Это подталкивает к тому, чтобы смириться с ситуацией, — ты здесь поживешь и уйдешь, а начнешь пытаться что-то делать — вдруг тебя не поддержат? Отсутствие традиций, которые должны постепенно складываться, — мы надеемся, что примем в этом участие.
— А какие-то факультетские объединения?
— Какие-то комьюнити есть на крупных факультетах, хотя, как правило, если спросить человека, который здесь учится, каждый скажет, что именно у него там полное болото. Не всегда движение направлено именно на защиту прав. Активные профкомы часто занимаются тем, что называется «вовлечением в общественную жизнь». Самодеятельность, театральные кружки, спорт. Это все более или менее наследие комсомола. На это есть разрешение администрации, есть ощущение, что ты делаешь для людей что-то хорошее. Если профком совсем исключительный — он будет даже решать какие-то наиболее вопиющие проблемы. Но, как правило, не привлекая к этому самих студентов, а сверху, пользуясь знакомствами и связями в университетской администрации. Но в целом все это не отличается по уровню от всей остальной бюрократии. На почвоведении парень из профкома шикарно работал — набирал студентов на митинги «Единой России» и Путина. Деньги за массовку забирал себе, а затем этим студентам за участие начислялись профсоюзные очки, которые продвигали их в рейтинге и давали право на распределение льготных путевок.
— Может быть, дело как раз в деньгах? Есть платники и бюджетники, москвичи и те, кто живет в общежитиях. Никто не хочет объединяться ради прав других.
— Как раз те, кому общежитие не нужно, могут помочь своим сокурсникам — москвичи гораздо менее зависимы от администрации в этом отношении. Если где и должна рождаться главная студенческая активность, то как раз в общежитиях. Там должны появляться новые формы протеста, самоорганизации и самоуправления. Представление о том, что студенты на Западе бастуют только из-за денежных проблем — миф. И в 1960-е годы, и позже студенты требовали сущностных вещей: реформы учебной программы, смены профессоров и так вплоть до изменения мира. А начинать всегда приходится с наиболее приземленных вещей, проблем, которые всех касаются.
— Это очень показательный пример. Ситуация на факультете давно была очень плохая — там никакой социологией и не пахло. Людей не устраивало качество образования, но при этом была и куча бытовых проблем. Декан фактически зарабатывал деньги, и всем это было известно. Те, кто начал сопротивление, первым делом подняли бытовой вопрос — и это правильно, так проще всего быть понятым. Когда ты говоришь про учебные программы, ты как-то должен доказывать, что программа плохая или хорошая, а если ты говоришь, что чай в столовой стоит 70 рублей, то каждый поймет, что там бардак. К ним присоединилась большая группа студентов и преподавателей, которые учились и работали не только на соцфаке, а занимались дополнительным самообразованием: ходили на курсы других факультетов и университетов, читали книжки не по программе и т.д. У них возникло представление, что социология это, вообще-то, нечто другое, не то, что им преподают. И вот они первыми поставили вопрос о качестве образования и необходимости смены программы. Они добились признания со стороны большей части научно-образовательного сообщества, но ничего административного они добиться не смогли. Ну, признали и признали. Ректорат и декан волновались, переживали, что об этом пишут зарубежные газеты, а затем просто отмолчались. А дальше непонятно, что делать.
— Как и почему вы решили принимать участие в обсуждении проблем реформы образования?
— Мы обсуждали свою рабочую повестку в конце 2010 года: тогда везде говорили о новом законе об образовании, шла речь о новых госстандартах для средней школы. В обществе к этим вопросам был большой интерес, тогда появилось письмо Волкова и т.д. Мы хотели сами для себя с этим разобраться и распространять информацию в МГУ, поскольку администрация этого не делала. Мы занялись организацией семинаров в университете, стали читать законы и их критику. Затем попытались согласовать через профсоюз возможное публичное обсуждение закона об образовании — они ответили, что не могут принять решение, не спросив лично у ректора, а тот сказал: «А зачем нам это надо? Мы начнем обсуждать, а со стороны скажут: вот вся страна уже давно обсуждает, а МГУ только сейчас спохватился». Одним словом, нам объявили, что лучше вообще не проводить обсуждения. Тогда мы договорились по другим каналам. Развесили объявления, ректорат об этом узнал, и отменить этого они уже не могли: слишком широко распространилась информация. В поточную аудиторию набилось 300 человек, люди стояли в проходах. Выступил депутат Смолин, который занимается этими проблемами, а также несколько действующих университетских профессоров. Но вот устроить сразу после вступительных докладов открытую дискуссию администрация уже не дала, закрыв собрание.
— Вы где-то заявляете публично о своей позиции по проблемам образования?
— Мы выходили на все крупные митинги начиная с зимы под своими лозунгами. Самоуправление, демократия, честные выборы — это глобальные задачи, их нужно добиваться и на федеральном уровне, и здесь, у нас, на местном. Самоуправление в вузе также важно для демократии. И второе — социальные требования, касающиеся образования. Мы искали единомышленников и в конце концов 12 июня составили научно-образовательную колонну — там было где-то от одной до трех тысяч человек.
— Эти три тысячи как раз и говорят о том, что ваших деятельных сторонников может быть больше, чем полсотни.
— Чтобы люди могли помочь, им нужно предоставить такую возможность. Предложить, как они могут это сделать. Нам нужны организационные изменения. Нужны люди, которые готовы будут потратить часть своего времени на то, чтобы участвовать в этой работе. Важна текучесть: активные студенты заканчивают учиться и уходят. Казалось бы, тут могли пригодиться преподаватели, но по факту они оказываются еще более разобщенными, чем студенты.