Хаким 38 лет, водитель, Таджикистан |
«Я в России полтора года. Приехал на заработки, мне семью нужно кормить — жену и двоих детей. Сперва жил на Сахалине шесть месяцев, потом перебрался в Москву. Работал дворником на территории предприятия последние два месяца — тут склады были.
О работе мне рассказал друг, который раньше здесь дворником был. Регистрацию я сделать не смог — денег не было. Платили мне 15 тысяч в месяц, но за последний месяц не заплатили: нас всех задержали. Вообще, проверки начались полтора месяца назад, нас забирали и отпускали. 31 июля приехали и задержали всех. Три дня меня держали в Рязанском ОВД Юго-Восточного округа Москвы. Дал тысячу рублей, и меня накормили. Со мной хорошо обращались, достаточно вежливо — мы же по-русски понимаем. А вот с вьетнамцам хуже, они же ничего не понимают, вот их «баранами», «чертями» или что похуже. В лагере живется пока нормально».
Мухаммад Юнус 27 лет, продавец, Афганистан |
«Я в России с 2008 года, работал продавцом на вернисаже в Измайлово. В Россию приехал из-за войны. Раньше у меня регистрация была. Проблемы, правда, тоже были. Полиция задерживала и отпускала, штрафы платил. В понедельник у меня должно было быть собеседование в миграционной службе на Пятницкой. Я хотел получить статус беженца. Но меня арестовали раньше. Четыре дня я был в ОВД. Нас не кормили, спали мы на земле. Потом был суд — 2 000 штрафа и депортация. В лагере у меня матраса нет, вместо подушки — одежда. У меня день рождения, кстати».
Мусаид 23 года, разнорабочий, Таджикистан |
«Я приехал шесть месяцев назад. Работал на стройках, получал 500–600 рублей в день. Жили вместе с еще шестью товарищами в одной квартире. Регистрация закончилась два месяца назад. Меня обычно задерживали, брали штраф 2 000 рублей и отпускали. И в этот раз меня хотели освободить — выписали штраф, я его оплатил. Паспорт вернули и сказали подождать, а потом сюда отправили и сказали, что будут депортировать. В отделении был три дня. За это время полицейские покормили меня один раз — угостили «чебурашком» (чебурек. — БГ)».
Фан Тхи Лан 28 лет, швея, Вьетнам |
«Приехала в 2010 году. Работать в России мне предложили во Вьетнаме. Когда нам рекламировали работу, говорили, что лучшие условия — в России, высокая оплата труда и хорошие условия проживания. Когда мы приехали в Россию и поняли, что нас обманули, вернуться не смогли. Не было средств. Нужно было отработать, чтобы уехать. С нами на работе обращались нормально, но у нас не было денег для того, чтобы обеспечить себе легальное пребывание в России. Жили мы в ужасных условиях, но все равно чуть получше, чем в лагере, потому что нас кормили по нашему вкусу и еды хватало всем, а здесь кто первый — тому досталось. Бывает, что на всех не хватает.
Мне платили, но мало — примерно 100 долларов в месяц. Если мы болели, то должны были сами искать себе лекарство, сами себя лечить. Беременные тоже работали. Перед родами женщин отправляли во Вьетнам, и они больше не возвращались. Мы очень просим правительство решить вопрос побыстрее, чтобы мы могли вернуться на родину».
Ло Ти Тан Кин безработная, Вьетнам |
«В Россию приехала на заработки, но забеременела и работать не смогла. Я родила, моему ребенку 11 месяцев, я его еще грудью кормлю. Меня забрали вместе с ребенком в отделение. Потом ребенка увезли. Я не знаю, где он, мне ничего не говорят».
Нгуен Тхи Луу 29 лет, швея, Вьетнам |
«Я живу в России пять лет. Меня поймали, когда я пришла в гости на фабрику. Я работала на рынке и жила недалеко от него. У меня документы есть, но регистрация закончилась три года назад. Меня привезли в отделение. Еды не давали пять дней. Воды тоже не было. Привезли в лагерь в воскресенье и дали кашу, но один раз — и то не хватило».
Альфас Фиратухе безработный, Сирия |
«Я в Москве семь месяцев. Приехал к дяде, он москвич. И остался, потому что в Сирии началась война. У меня годовая виза. Меня задержали в Черкизовском районе, на утренней пробежке, недалеко от стадиона. Меня окружили полицейские, меня били. Со мной был друг — он убежал. Потом он носил мне в отделение еду и воду. Я говорил, что мне нельзя в Сирию, потому что там война. Но судья сказала, что это не ее проблема — это моя проблема».