Шапито-шоу

 ***

Служебный буфет в цирке открывается в 16.00 — и судя по тому, как быстро он заполняется, видно, что это радостное событие. Тут есть все, что нужно артистам: «Мартини» по 40 рублей, сосиски, йогурты и кофе. Почти все курят.

Красивая девушка за столиком по соседству делает уроки с сыном-школьником. Катя обычно летает под куполом, ее сын Никита летает в этом же шоу на качелях, а муж Алишер руководит труппой. Рядом с ними — две собачки, они под куполом ничего не делают, но сегодня вечером полетят вместе с хозяевами в Лондон, где у этой труппы ангажемент. У них есть сайт на английском и фирменное название — White Birds. Впрочем, самостоятельные контракты артистов — вещь в цирке относительно недавняя. Алиевы вспоминают, что некоторое время назад среди артистов одного жанра «все было довольно жестко — и подставляли людей, и подрезали тросы». Алиев попал в цирк в начале 1990-х, на работу его принимал Юрий Никулин. Выглядело это так: «Я зашел к нему в кабинет, он говорит: «Мальчик! Кем ты хочешь работать?» Я отвечаю: «У меня номер есть готовый, моноцикл». Он говорит: «Мальчик, а ты вообще о чем-нибудь мечтаешь?» Я возьми и скажи: «Хочу летать, как птица». Ну, мне 13 лет было, идея свободы, все такое. Он меня тогда взял. Бывают цирки, где артистов считают за баранов. Здесь — совершенно другое. Я считаю, что Максим Юрьевич поступил правильно. Протестовать надо. Если чего, где бы я в этот момент ни работал, бросил бы все и прилетел сюда. Животных бы на улицу вывел, всех на демонстрацию! За этот цирк пойду горой!»

Мимо буфета несется, пыхтя, человек, которого радостно приветствуют как Палыча. Палыч — народный артист России Виктор Кудрявцев, дрессировщик медведей. У Палыча невероятно элегантная жена Ольга и важная миссия — он секретарь политсовета «Единой России» в Тверском районе Москвы. По работе укрощает мишек, по общественной линии согласовывает проект переименования цирка на Цветном и вызванивает каких-то подмосковных депутатов. Спрашиваю, бродят ли в цирке какие-нибудь оппозиционные настроения: «Нет, в нашем цирке такого нет. Но вообще, мы тут за мнение никого не критикуем. Главное — человек должен быть лидером на сцене». У Кудрявцевых семь медведей, у одного даже есть водительские права и он умеет водить настоящий автомобиль с механической коробкой. Кудрявцевы очевидно лидеры сцены. На вопрос, как в принципе научить медведя ездить, Ольга слегка удивленно отвечает: «Ползать за ним, лапки ставить, посадку делать. В точности как за ребенком ходить». Медвежат Кудрявцевы выращивают дома. Кормят из соски, укачивают по ночам. Укладывают в манежик — Ольга, бывает, спит рядом, чтобы животные не волновались. Всегда ли медведи так нежны? «И кусали, и били — но зачем об этом говорить? Это профессия. Медведи в этом не виноваты». 

Максим Никулин утверждает, что международный образ русского цирка — это все-таки не медведи, а акробаты, притом конкуренции с китайцами будто бы нет: «Хотя они, конечно, могут то, что европейцы делать не в состоянии. Ну, просто мы произошли от разных обезьян. Китаец на проволоке стоит свободно, у него в голове такой рубец, он прямо вставляет проволоку туда. С нашей точки зрения — жутко, а с их — нормально. Я был у них в цирковых школах. Большие, как интернаты, по несколько тысяч детей. Как они репетируют! Шаолинь отдыхает. Цементный пол, коврик постелен, и они там головой бьются о цемент. Плохо получается — остаешься без риса вечером. Но это их мир, их жизнь, их подход. Один убился, за ним еще очередь стоит. Мы не можем себе этого позволить в силу нашего гуманизма — мы артистов бережем своих».

В цирке нет специальных медицинских страховок — компании не хотят связываться с такими рисками. Поэтому, когда акробаты Юлия и Александр Волковы три года назад на репетиции сорвались со страшной высоты, за долгое лечение заплатил цирк. Волкова, очаровательная девушка с кудряшками, переодевается к выступлению и рассказывает об этом спокойно: «Я сидела в шпагате, а Саша висел на несколько метров ниже. Нас как-то выкинуло из полотен. Саша сломал обе пятки, а я упала на голову. Множественные переломы лицевых костей, открытый перелом челюсти, голеней — обломки торчали наружу. Помню, как через три дня очнулась в реанимации — и не поняла, почему не могу рот открыть, почему я вся привязанная. Несколько месяцев училась заново ходить, себя не жалела — очень уж хотелось бросить костыли. Едва стала прихрамывать — начала думать о каблуках. В цирке не спрашивали, вернемся ли мы. Вопрос звучал так: когда? Ну мы и вернулись через год. Есть несколько трюков, когда я сижу на шпагате и вижу весь зал, как они реагируют. Девушки часто льнут к своим молодым людям. Бывает, кто-то удивленно зажимает рот рукой. Ну а детки что — как мне одна девочка в гостях сказала: «Тетя Юля, вы фея».

Примерно за час до вечернего выступления в коридорах поднимается радостная суета — как перед елкой в доме, где есть дети. Феи в серебристых костюмчиках проверяют, крепко ли держатся накладные ресницы. Хрипят лошадки, самоеды пытаются запрыгнуть на фокстерьеров. Пожилые униформисты с уханьем отжимаются от скамеек. За мгновения до начала парада-алле все приходит в движение: сбрасываются шлепки и натягиваются шпильки, всхлипывают обезьянки, взмахивают мускулистыми ногами акробаты из номера «Двойная русская палка». В щелочку из-за плотной бархатной кулисы виден полный зал: малыши с раскрытыми ртами готовятся в первый раз увидеть слона, встающего на передние ноги, бабушки весело сверкают очками. Звучит бравурная музыка, ряженный в пирата мужчина заговаривает попугайчика: «Ты мое золотко». Тот в ответ пищит: «Мама!» — и через секунду вся кавалерия выходит на арену цирка на Цветном, чтобы в тысячный раз показать публике свои нехитрые чудеса.