Змейские подруги

10 июня, понедельник

Отличненько. Великолепная СМ, моя профессорша-стоматологиня, изволили отбыть на отдых в Турецкую РФСР (или как там писали в советское время, я уже не помню). A бедная Луиза идет на встречу со своими змейскими институтскими подругами без мужа, чисто матерью-одиночкой, но зато в железках на зубах.

A так надеялась в четверг потрясти всех своей новой голливудской красотой. Облом-с Обломович Обломов.

Перенести встречу фиг получится: Люда Касаточкина развила жуткую деятельность, всю неделю идут постоянные прозвоны и перезвоны. Татуля тоже оч. возбуждена и собирается идти обязательно. Вообще-то интересно на всех посмотреть. Жалко только, что у нас в группе были строго одни бабы, хотя в этом есть и свой...

Оооо! Приходил билайновский курьер, всё тот же. Черт, почему я с ним опять никак не заговорила? Теперь ждать еще месяц, да и то не факт, что он застанет меня дома, а не бросит счет просто в ящик.

Может, кстати, если бы я училась не в моем бессмысленном педагогическом, а в нормальном институте со смешанным личным составом, я была бы как-то половчее в общении с людьми. Прокрутить бы пластинку назад, лет до шестнадцати-семнадцати. И исправить все ошибки. Тр-р-р-р-р – и я несу свой дурацкий аттестат в юридический, например. Был бы хоть от образования какой-то толк, а не просто дипломчик.

Хотя я навряд ли поступила бы в юридический, чего уж там обольщаться. Опять облом.

Эти идеи прокрутить время назад – мое наваждение. Особенно в школе: я просто одержима была мечтой пойти опять в первый класс и построить свою школьную жизнь идеальным образом. Не учебу, конечно (фиг бы с ней, с учебой), а всё в целом. То есть отношения с разными людьми. С одноклассниками. Очень это казалось важным. Всё время прокручивала в голове, что бы я кому сказала, и как бы меня все уважали.

Но! Если бы я делала всё по уму, а не по-ложкински, я бы и замуж пошла, конечно, не за М., а за доброго и симпатичного молодого олигарха (не представляю, где бы я его откопала). Но!!!!!!! тогда у меня не было бы Тимофея, вот ведь что. То есть, были бы какие-то отборные олигархические дети, но не Тимофей же!! A я хочу, чтобы Тимофей, иначе невозможно.

Вот это, наверное, и называется судьбой. Наверное, так. Черт, даже расстроилась.

Зато поняла, наконец, что такое судьба. Поздравляю, Луша.

A любовь тогда – я тоже знаю что. Любовь – это когда меня тянуло к проклятому М. вопреки всякому здравому смыслу (понятно же было, что с человеком, который клинически зациклен на равномерном выдавливании зубной пасты из тюбика, совместная жизнь невозможна категорически), но неодолимо тянуло же, неодолимо! A почему? Потому, что я чувствовала, что именно с М. у меня может родиться Тимофей. A не какой-то другой чужой ребенок, которого я не смогла бы так любить, потому что он пах бы по-другому, что ли. Хотя Тим. не похож ни на меня, ни на М., но...

Ладно, Луша, оставь это, я тебя умоляю! Есть «отставить».

Ну вот. Хорошо, что когда приходил курьер, я оказалась в очень коротком сарафанце, кот. мне идет, хоть и драный. Но плохо, что была без контактных линз. Наверняка подслеповато щурилась и тыкалась носом в бумагу, когда он сказал: «Распишитесь, пожалуйста, где галочка». Оооо! Надо было гордо расписаться поперек листа – наверняка после этого у нас завязалась бы какая-то дискуссия. Марфа вот не растерялась бы. Хотя, надо признаться, мне в энергетическом смысле оч. далеко до Марфы и я еще определенно не дозрела до соблазнения курьеров. Но он смотрел на меня с явным интересом, я чувствовала.

М. б. еще и потому, что прямо напротив двери виднелась неубранная кровать, полная книжек и Тимофеевых зверей, а на детском спортивном комплексе висела моя белая ночная рубашка, изображавшая привидение, Тимофей даже нарисовал на ней маркером череп и кости, довольно криво.

Между прочим, Тимофей-то на даче уж чуть не две недели, а кровать его всё не убрана и привидение все висит. Конечно, Николаевна-то тоже на даче, а ты, моя дорогая, просто суперхозяйка. Аккуратистка, одно слово.

Интересно, мое нездоровое внимание к курьеру тоже означает, что у нас с ним генетически предопределены красивые дети? Но я не хочу больше других детей. Ходить с животом-то еще ничего, прикольно. Но роды эти жуткие – как вспомню, так вздрогну. Особенно тот момент, когда докторица залязгала какими-то жуткими ножами и при этом заявила на полном серьёзе: «Вы мне мешаете!» Я. Ей. Нормальненько. A я к тому моменту уже погнула голой рукой железные прутья у кровати, так мне было хорошо.

Пятница

Всё еще под впечатлением от встречи с однокурсницами.

Конечно, получился цирк. Когда мы, наконец, скучковались у памятника героям Плевны (пугая, наверное, своим обывательски-бабским видом местную тусу), оказалось, что у нас нет единого и чёткого плана, куда пойти. И вдобавок возникла неловкость из-за того, что неясно было, у кого сколько денег. В результате «Пропаганду» отвергли и после четырех часов пререкательств завалились в какое-то безымянное кафе совершенно затёрханного вида. Заказали бутылку водки и одиннадцать стаканов апельсинового сока – суперович! Официантка смотрела на нас с состраданием и отвращением.

Как только сели, все сразу подоставали из сумок фотографии и стали хвалиться. Хвастались в основном детьми и заграничными поездками. Еще – мужьями и интерьерами.

Простые, как Полонская, говорили: «Это мы с ребятами в Анталии, по горящей путевке. Трехзвездочный отель – ну-у о-очень приличный!» A фифы вроде Почечуевой намекали, что их жизнь так богата и стремительна, что дальше уж и некуда: «Это я в Нью-Йорке. Нет, кажется, это Токио. Не помню...»

Но всех перещеголяла Романюк, я от нее даже не ожидала. Она принесла всего три фотографии. На одной – серенький, совершенно пустой пляж, полоса прибоя и крошечная, как муравей, фигурка:

- Это я в Амстердаме!

Хотя это вполне мог быть не Амстердам, а, например, Рижское взморье. И даже не Романюк, а, например, я.

На второй – кусок какого-то дома и кусок машины. Внутри машины смутно угадывается человек в черных очках, а поверх него еще в стекле отражается полосатый зонтик:

- Это в Париже, я с моим любовником. Первый раз изменила второму мужу. Первому-то я, – (изящный взмах рукой), – все время изменяла. A второму – практически никогда. Но этот, – (закатывание глаз), – ф р а н ц у з!!! мой л ю б о в н и к!!!!!! он такой!!!...

Ну а третья фотография вообще нечто: какие-то непонятные люди, все спиной, кроме самой Романюк, но она совершенно расфокусированная и с радикально красными от вспышки глазами.

- О-о, это не обращайте внимания. Это я просто приняла слишком много ЛСД.

Тут, конечно, наши Полонская и Селиванова в один голос спрашивают, что такое эл-эс-дэ, и Романюк опять закатывает глаза и фыркает с видом неизъяснимейшего интеллектуального превосходства.

Я, вообще-то, тоже приготовила взять с собой Тимофеевы фотографии. И где он совсем младенец, и сейчас. Но, конечно же, забыла их дома, не удалось похвастаться, какой у меня маленький ангел. Ну да ладно.

В конце концов мы с Татулей и Романюк все-таки завалились в «Пропку» и проплясали там чуть ли не до утра. Татуля теперь не устаёт вспоминать, «как наша Луша искромётно клеила бармена», но я лично ничего такого не помню, хоть убей.

Продолжение следует