Жизнь с палкой

Из своего последнего путешествия в Петербург я вернулся со сломанной ногой и импортным пластиковым гипсом на ней. В Москве я обзавелся тростью, так как с зафиксированным намертво голеностопным суставом без вспомогательных средств передвигаться непросто. И вот, взяв в руку палку, я стал по-иному видеть город, а город – меня. Оказалось, что людей с костылями, тросточками и палками вокруг видимо-невидимо. Стал присматриваться, кто как ходит: если неловко – значит, недавно покалечился, если быстро и умело – инвалид со стажем.

Как-то раз, проходя мимо церкви, я засмотрелся на костылистов на паперти. И тут же, откуда ни возьмись, появился прилично одетый мужчина и в весьма грубой форме поинтересовался, чем я тут занимаюсь. Я в такой же форме спросил, какое ему до этого дело. После недолгого и весьма неформального диалога выяснилось, что он крышует местных попрошаек. Я попытался объяснить, что произошло смешное недоразумение. Но мужчина почему-то не развеселился, а пнул мою палку, да так, что я чуть не шлепнулся, и пригрозил: «Еще раз увижу, как тут побираешься, будешь на обе ноги хромать!»

Все это меня, безусловно, потрясло. Однако вскоре я понял, что к человеку с палкой, даже если он чист и неплохо одет, горожане относятся как к однозначно отрицательному элементу – попрошайке, бомжу и еще черт знает к кому в одном лице. В лучшем случае – никак не относятся. Это особенно заметно в толпе: все нетерпеливо толкаются, пихаются, брезгливо и раздраженно морщат лица. В магазинах косо смотрят охранники – как бы батон или бутылку за пазуху не сунул.

Я подозревал, что в транспорте охотников уступить мне место будет немного. Думал, как только войду в вагон метро или в автобус, все притворятся спящими, демонстративно углубятся в чтение или заинтересованно уставятся в пол. Оказалось, все наоборот: мне самому пришлось глядеть в пол, чтобы не видеть этих наглых, молодых, здоровых рож, без капли смущения смотревших на меня и мою палку.

Скорее, скорее встать в какой-нибудь угол, чтобы не вызывать у уважаемых пассажиров подозрение, будто хочу попросить уступить мне место.

Вскоре я оставил попытки и на освободившееся место сесть. Однажды в метро случилось так, что человек встал, чтобы выйти на своей станции. Я направился к его месту, однако у самого финиша был ловко отпихнут задницей подскочившей к сиденью молодой женщины. И снова я вынужден был опустить глаза и занять позицию в углу, чтобы не быть заподозренным в желании оспорить еще чье-то право на места для инвалидов, ветеранов Великой Отечественной войны и пассажиров с детьми.

За четыре недели ношения гипса мне уступил место только один человек. Причем тот, от кого сострадания и милосердия я никогда бы не стал ждать, – милиционер.

В результате я решил пользоваться тем транспортом, в котором сидят все, – марш-рутками. Однако каждый второй водитель, как только видел, что у меня в руке палка, не успев остановиться, снова давал по газам. Думал, наверное, что я инвалид, а ведь московские власти требуют в каждой маршрутке бесплатно возить по одному льготнику. Даже такси не всегда удавалось поймать: видимо, таксисты сомневались в моей платежеспособности.

Зато не перестали в ней сомневаться те, кого меньше всего хотелось в этом убеждать. Подошел я как-то к пункту обмена валют, а возле него, как обычно, дежурит бабка. Внимательно посмотрев на меня, на палку, а потом на отсчитанные кассиршей деньги, старуха, подумав немного, высказалась: «Сынок, помоги, чем можешь! Я ведь тоже старая и больная». Ну каково, а? Вот бы треснуть ей палкой по роже, чтобы еще и уродливая была!

Разъяренный, вышел на улицу. А там, мне навстречу, опираясь на подобранный с помойки длинный обломок деревянного плинтуса, костыляет бомж. Одобрительно посмотрел, как я хромаю, и по-свойски заулыбался:

– Добавь на водку, братан!

– Какой я тебе, на хрен, братан?! – не выдержал я.

Это стало последней каплей. Решительным (насколько мог) шагом я пошел домой, отыскал садовый секатор и вскрыл импортное гипсовое изделие.

Спасения это не принесло. Хотя нога срослась правильно, но, пока не разработается, придется мне испытывать те же страдания – ходить по городу с палкой.