Иллюстрация: Miriam Ivanoff
Николай Картозия
— Как у вас дела с рейтингами?
— Великолепно! Просто фантастически!
— А почему же такое счастье вам подвалило?
— Потому что мы молодые, талантливые. Я, кстати, предвидел ваш вопрос, что вот раньше ты, Картоз, делал «Намедни», а теперь такой херней занимаешься.
— О, как вы формулируете! Просто прелесть!
— Я приготовил данные — сравнение нашей аудитории с аудиторией «Намедни». Бизнесмены,так называемые владельцы/совладельцы: у «Намедни» — 179, у «Максимум» — 198. Людей с высшим образованием: у «Максимум» — 123, у «Намедни» тут, правда, побольше — 170. В общем, не подтверждается, что «Максимум» смотрят таксисты.
— Вы так страстно стали защищаться, когда я еще не успела напасть. У вас комплексы в связи с «Программой максимум»?
— Просто странно, что есть четыре программы нашей дирекции, а говорят про одну. Я понимаю, «Программа максимум» — enfant terrible, но с точки зрения телевизионного интереса она давно уже «Макдоналдс», это конвейер, как завод Форда клепает себе и клепает машинки.
— Я внимательно следила за «Главным героем». Таблоидные наработки «Максимума», язык, стиль проникли и туда.
— Для нас внутри дирекции важно как можно дальше развести программы «Главный герой» и «Максимум», мы очень много для этого делаем, и вот вам результаты: рейтинг «Главного героя» — 7,5-7,8… Зато первые замеры социологии показали, что качество аудитории выше. Мы сейчас набрали в «Главного героя» совсем молодых ребят без опыта работы. Но зато все люди начитанные, со своими интересами,
— Трупик — что?
— Когда Невзоров
с Сорокиной вели параллельно «600 секунд», у них был принцип верстки программы. У Невзорова — трупик, попик, филармония, а у Сорокиной — сволочи, проститутки, радиация. Так вот, важно, чтобы был определенный бэкграунд у журналиста, чтобы было ему что сказать. Людям кажется, что когда жесть как она есть, то и не надо в нее ничего привносить большего. Эти программы — клоны и нивелируют этот жанр.
— А у вас не просто жесть?
— Жесть как она есть — это так: «Смотрите, как прекрасно в луже собственной крови на полу собственного дома с градусником в жопе лежит бизнесмен Вычигян». Я такую журналистику не понимаю. У нас просто темы такой не могло быть.
— А разве не жесть показывать в новостях, в сюжете о «Марше несогласных», анонимных мальчиков, которые рассказывают, как их заставляли кетчупом головы поливать?
— Я не могу и не собираюсь отвечать за все, что показывают по НТВ. Я отвечаю за программы своей дирекции.
— Почему аудитория так нуждается теперь в агрессивной подаче информации? Почему спокойный тон уже никто не хочет слушать?
— А почему Маринина популярнее Пелевина? Потому что, как говорил Оскар Уайльд, для народных масс криминал является тем, чем для высшего света — искусство.
— Поэтому нужно подогревать и поджаривать?
— Современная журналистика довольно бесчеловечна. Не в смысле, что она жестокосердна, а в смысле, что ее не интересует личность как таковая. Мы видим событие: жахнулся самолет. Неисправные баки! Куда смотрело министерство! А мне интересна жизнь
— Трэш закончился?
— Он еще собирает высокие рейтинги, но это уже тренд на понижение. Наше телевидение можно рассматривать с позиции теории волн. Была программа «Итоги», серьезная, основательная, с некоторым пренебрежением к форме в угоду содержанию. Все наелись. Появилась «Намедни». Ослепительная форма,иногда в угоду содержанию. В последних программах «Намедни» уже проскакивали сюжеты про каннибалов, про секс. Уже чувствовалось, что нужно
— Так какой может быть журналистика дальше?
— Должно было бы произойти возвращение смысла. То есть программа «Итоги». Но некоторые погодные атмосферные явления неблагоприятны для этого. Остается один путь — сентиментальная журналистика. В основе которой лежат невыдуманные истории людей, живущих здесь и сейчас, они не ходят строем, делают свое дело, любят. Вот именно такую журналистику пока только нащупывает программа «Главный герой», но в будущем именно она будет интересна зрителю.
— Но что-то вы пока далеки от этого будущего.