Женский вопрос

Иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures

Наша половая жизнь, в какой бы форме она ни протекала, — это коммерция. Хотите соглашайтесь, хотите нет, но, например, для того чтобы экономисты могли изучать такое явление, как проституция, этот постулат нужно принять за аксиому.

Экономическая наука в последнее время все чаще старается подменить собой прочие гуманитарные дисциплины и, распространяя свое влияние, все чаще становится по-таблоидному провокационной. Несколько лет назад две женщины — американка Лина Эдлунд и немка Эвелин Корн — опубликовали в солидном Journal of Political Economy 34-страничную статью под названием «Теория проституции». Главный вопрос, который интересовал двух докторов экономики: почему проститутка, занимаясь неквалифицированным трудом, так много зарабатывает?

Очевидное объяснение — это, мол, занятие невероятно противное и грязное — не проходит. Многие яппи, не говоря уже о неквалифицированных работниках, находят свою работу не менее мерзкой. После получаса на ковре у начальника-хама наверняка так же хочется помыться, как после встречи с не знающим дезодоранта клиентом. Рут Розен, автор большого исследования проституции в Америке в 1910-1918 годах, писала: «Рассматривая истории жизни бедных женщин в начале XX века, я снова и снова поражалась, сколь многие проститутки считали свою работу более легкой и менее угнетающей, чем другие стратегии выживания, которые они могли бы выбрать».

В республиканском Китае, стране нищей и раздираемой противоречиями, проститутки зарабатывали достаточно, чтобы налог на их деятельность смог в 1921 году обеспечить 32% муниципального бюджета города Гуанчжоу, писала Элизабет Ремик в журнале Modern China в 2003 году.

Сейчас, положим, не первая половина прошлого века, бедность в более или менее развитых странах уже не так распространена, не так тяжела. Но проститутка остается самым высокооплачиваемым из неквалифицированных тружеников. Московская арифметика проста: 3 клиента в день, 15 дней в месяц, 1 000 р. с клиента после расчета с сутенером — получается 45 000 р. при не слишком обременительном рабочем графике. На этом ценовом уровне не нужна

не только квалификация, но и красота — подтвердит всякий, кто видел московских уличных проституток. А заработок равен среднему душевому доходу москвича и почти в семь раз превышает этот показатель для российской провинции, откуда приехали в Москву большинство здешних секс-работниц.

Может быть, проститутка берет некую премию за нелегальность бизнеса? Едва ли. Во-первых, расценки в странах, где проституция легальна, в среднем не ниже, чем в менее терпимых государствах. Во-вторых, нелегальность секс-бизнеса не очень-то снижает предложение на рынке. В Москве, если верить милиции, около 100 000 проституток. То есть примерно 0,8% населения города. В Пекине при сравнимом населении проституток как минимум вдвое больше. А в Амстердаме, где проституток не притесняют, их 25 000 — 3% населения города. Разница даже не на порядок.

Эдлунд и Корн — вовсе не страхолюдные синие чулки, если судить по фотографиям на сайтах их университетов, — предлагают модель, которую любой неэкономист сочтет женоненавистнической. Оставим в стороне почти 20 страниц микроэкономических выкладок, формул и графиков — основной вывод прост, хоть и нетривиален: важную часть «премии проститутки» составляет компенсация за невступление в брак. Проститутка, пишут Корн и Эдлунд, продает секс без воспроизводства. Жена — еще и способность родить мужу детей. Для мужчины эта последняя способность исключительно ценна: если он хочет участвовать в воспитании своих детей, да и вообще считаться отцом, он в большинстве случаев должен жениться. Или хотя бы вступить во временный брак (у мусульманшиитов такой брак возможен — всего на один час, но потомство, произведенное в нем, считается законным, а отец получает все соответствующие права). «Мы утверждаем, что мужчина готов платить премию за сексуальные отношения в браке», -

пишут Эдлунд и Корн. С этим, немного подумав, без всяких формул согласится каждый, кто зарабатывает больше жены… Или, например, честно платит алименты.

Занимаясь проституцией, женщина упускает эту премию и в некотором смысле подрывает свои шансы когда-либо ее получить: с точки зрения «брачного рынка», если использовать терминологию из «Теории проституции», она становится «поврежденным товаром». Вот она и получает компенсацию за эту потерю. Кстати, проститутки-иностранки везде зарабатывают меньше местных — это потому, считают доктора экономики, что и теряют они меньше: дома-то никто не знает, чем девушка зарабатывала на чужбине, и, вернувшись, она может выйти замуж так же легко, как до отъезда.

Экономист, конечно, признает существование таких ужасов, как рабство или торговля людьми, но только как «отдельных перегибов»: в самом общем случае проституция для него — это продукт свободного экономического выбора. Как и брак.

Не нравится такая картина мира? Мы все равно в ней существуем. Меняем время на деньги, счастье на славу, любовь на спокойствие. Нам платят — или, шире, нас вознаграждают — в основном не за труд. Ведь трудимся мы все больше головой. Доля физического труда, как у грузчиков или, скажем, проституток, в ВВП убывает с каждым годом. А работу мысли трудно оценить, прежде чем она принесет результат, поэтому много зарабатывает и гендиректор успешной компании, и автор будущего громкого провала. На самом деле оба они получают по большей части не зарплату, то есть плату за работу, а компенсацию — за риск поражения, за отсутствующую личную жизнь, севшее зрение и пропадающий зря абонемент в спортзал.

Вот за что люблю я провокации экономистов, так это за то, что они заставляют задуматься о наших извечных разменах.