Желтые бабуши

Шитые из толстой верблюжьей кожи, желтые, как сахарский песок, с острыми загнутыми носами, со сладким ароматом дубильни и тисненным на пятке клеймом мастера, тапки бабуши – мой главный трофей, привезенный из Марокко. Купил я их в оранжевом Марракеше, самом берберском городе Северной Африки. В глинобитном лабиринте выкрашенных в цвет закатного солнца улиц с крытыми зеленой черепицей мечетями и сахарными головами пиков Большого Атласа, выглядывающими из-за старых крепостных стен.

Сердце этого средневекового апельсина – площадь Джемаа-эль-Фна с шеренгами тележек торговцев, заклинателями змей, колдунами, продавцами снадобий, уличными акробатами, рассказчиками и музыкантами. Из этого круто замешенного шербета запахов, звуков и цветов выливается главная улица крытого рынка, которая разбегается по округе сотнями переулков. Тут и цветастые ковры, и душистые специи, и ажурная резная мебель, и звонкие барабаны.

В обувных рядах можно найти тысячи бабушей: красные, белые, желтые, мужские, женские, детские – целый квартал одних только тапок. Лавки – как соты в улье: в центре каждого пчелой сидит пузатый продавец, а стены увешаны чешуей остроносых бабушей. Всякий хозяин тебе улыбается, широким жестом зовет зайти и тут же начинает соблазнять товаром. Чтобы баснословная цена вислоухого покупателя не так сильно смущала, хозяин приправляет торг шутками-прибаутками и предложениями выпить чаю с финиками. Белый человек обычно такой тактики не понимает, от чая отказывается, торгуется робко и неумело, а зря.

Продавцы, которые просиживают в своих клетушках годами, жаждут общения, а не денег, которые они и так получат с наивных немцев и американцев. И если ты человек свойский, с понятием, не дурак выпить чаю и потрепать языком, то вещь тебе могут продать и по себестоимости. А если ты виртуоз, то предмет торга либо тебе подарят, либо гашиша в карман насыплют. Главное – никуда не торопиться и к продавцу относиться не как к барыге, а как к старому другу, к которому ты заявился дорогим гостем. Товар у всех одинаковый, нужно спросить в паре лавок цену, среднее арифметическое поделить на пять и биться за полученную сумму.

К Абдулу в лавку я вошел улыбаясь и нахваливая его товар. Через полчаса, когда я при помощи тридцати известных мне арабских слов рассказал, как ехал в Марракеш автостопом из Москвы, посыльный принес с далекого склада лучшие тапки на рынке. Из толстой сыромятной кожи, с двухслойной подошвой, со скрипом. Каждый шов – как росчерк каллиграфа. Мастер делал. Абдул товар свой ценил: «Очень, – говорит, – хорошие тапки. Американцы такие по 200 долларов берут. Тебе отдам за 180». – «Абдул, – говорю, – денег у меня немного, но тапки очень нравятся. Давай, может, чаю попьем?»

Чай марокканцы заваривают мятный, в стальных носатых чайниках. Льют его в стеклянные стаканы с навеса, длиннющей струей, поднимая чайник над столом чуть ли не на метр. Сахару не жалеют. Пьется как горячая медовуха.

А мне оставалось еще о чем ребятам за чаем рассказать. И как я три года в Каире жил и засыпал под улюлюканье арабских теток на свадьбах. И как из Саудовской Аравии в Москву на «волге» ехал. И как в Испании ночевал в садах Альгамбры.

За бабуши я отдал 30 долларов. Абдул об одном просил: «Никому не говори, а то меня с рынка выгонят».