У ворот садоводческого товарищества «Заволжский сад», в 170 км от Москвы по Ленинградскому шоссе, сидел пятилетний мужчина в голубых резиновых сапогах. Сидел он, втиснувшись в старую игрушечную коляску, доставая попой до земли.
– Дядя! – сказал мужчина. – Ты на дачу?
– На дачу, – ответил я.
– A я ежика нашел, – сообщил мужчина. – Только мама сказала, что его надо закопать. Брат пошел и закопал.
– Почему? – не понял я.
– A он мертвый был, – сказал мужчина. – У него нос не шевелился, и он не хотел бегать.
За забором дачного кооператива послышался велосипедный звонок.
– Дядя, – предложил ловец ежиков, – пойдем его откопаем?
– Это зачем?
– Я дам ему живой воды, и мы его пустим в огород к одной девочке. Пусть он там цветы обнюхает.
– Нет, – уверенно сказал я. – Мертвых ежиков откапывать нельзя. Заболеешь.
Природовед мгновенно потерял ко мне интерес. Я разочаровал его. A за железной калиткой начиналось сказочное дачное царство. Огороды, клумбы, вишни в цвету, тюльпаны, колодцы, взлохмаченные и причесанные грядки, сухой плющ по стенам домов, столики с клеенками...
Узкая грунтовая дорога делила царство пополам. Послышался еще один звонок, и появился мужчина в камуфляже на велосипеде. При езде у него забавно подпрыгивали дряблые щеки.
– Простите! – окликнул я велосипедиста. – A где домик председательши?
Дачник притормозил, сошел с велосипеда и произнес баритоном:
– Идите прямо.
Затем чинно взобрался в седло и почему-то поехал в обратную сторону.
Домик председателя «Заволжского сада» Галины Ивановны Базановой стоял к дороге тылом. Я прошел под навесом по дорожке и возле крыльца увидел мальчика с тяпкой.
– A Галина Ивановна?..
– Бабушка изгородь правит, – ответил внук.
Галина Ивановна Базанова – невысокая пожилая женщина в красном берете железным ломом расширяла в земле отверстия. Мы поздоровались.
– Я вас раньше ждала, – сказала председательша.
– Виноват, – сказал я. – В электричке уснул и в депо уехал.
– Ну, пройдемте, – женщина отставила лом и направилась к дому.
Мы сели за столик, на крыльцо вышел рыжий кот.
– Василий Третий, – представила председательша кота. – Лучше бы его Aбрикосом назвали или Нытиком. Но я вас слушаю... Откуда интерес к скромным дачникам?
– Зависть, – сказал я. – Миллионы граждан иммигрируют из городов на землю за редиской и пионами. Что-то ведь их тянет?
– Земля добрее и умнее нас с вами, – сказала Галина Ивановна. – Когда к ней тянет, она на чувство отвечает. Если я в ней не поковыряюсь – болею. A поковыряюсь – не болею. И так мы с ней общаемся с 58-го года. Вы бы видели, что она собой представляла... – с гордостью сказала председательша. – Это же была танковая дорога!
Земля у Галины Ивановны черная-черная, словно гуталин, а на грядках каждый комочек вручную перетерт до состояния муки. Дорожки по леске выверены и присыпаны свежим песочком, а тюльпаны колосятся, как пшеница... Эмалированный чайник, полный битого кирпича, привязан к ветке молоденькой сливы – для чего, я не успел спросить.
– Немцы были на той стороне Волги, а наши на этой, – продолжала женщина. – И здесь как раз колея проходила. Землю ухайдакали до состояния... – Галина Ивановна сжимает черный от земли кулачок. – Ни один тракторист ни за какие деньги не брался вскопать. Все ручками по комочку и крупинке вскопано и перемолото.
Послышались шаги, и на веранду поднялась дачница.
– Галина Ивановна, – нервно сказала она, – вычеркивайте нас из списка. И с ворот тоже снимайте. Мы деньги принесли.
– Вот счастье-то, – отозвалась председательша.
Она вытащила из стола ведомость и вписала напротив фамилии дачницы: «3200».
– С ворот обязательно уберите, – повторила женщина и скрылась.
– Что это значит? – спросил я.
– Я на воротах мелом писала про тех, кто еще деньги на трансформатор не сдал, – Галина Ивановна спрятала деньги в папку. – Для поддержания цивилизации поселка. A то мы в дикарей обещаем превратиться, электричество у нас отрубили из-за двух умников. Воды нет, в смысле насосов, лампочек тоже нет, приемники на батарейках... Я так распереживалась, что ослепла на один глаз. A знаете, как хорошо было в 69-м году, когда мы с торфпредприятием договорились и они нам линию электропередач протянули на все 33 участка? Не жизнь, а чистая роскошь... Теперь вот объединились с соседними кооперативами и миром собираем на собственный трансформатор. Двести пятьдесят две тысячи рублей, между прочим! Пойдемте фамилию стирать, – председательша поднялась из-за стола. – Я вас с соседями познакомлю. Только не забывайте со всеми здороваться, а то вас примут за некультурного человека...
Участки в «Заволжском саду» ухожены до неприличия. Есть, конечно, которые и лопухами в отдельных местах заросли, Галина Ивановна смотрит на них с болью. Но большинство вызывает восхищение. Председательша остановилась возле участка Виктора Дмитриевича. У меня возникло желание вытереть ноги, чтобы не запачкать дорожек дачника. Сам хозяин – крупный мужчина в белой панамке, рубашке с застиранными птицами и туфлях без шнурков – стоял в глубине сада над кустом крыжовника. Гостей он не ждал, дальше грядок с тюльпанами нас с Галиной Ивановной решительно не пустил.
– Здравствуйте. Вы знатный цветовод? – спросил я.
– Да нет, не знатный, – отмахнулся дачник и приблизился вплотную, массивным пузом преградив нам дорогу в глубь своих владений.
– Участок у вас и вправду шикарный, – заметил я.
– Вы шикарных не видели, – ответил хозяин уклончиво, продолжая потихоньку теснить нас с Галиной Ивановной к выходу.
– A это что за кусок угля в углу? – не сдавался я.
– Это не уголь, а битум. На клумбу не наступайте! – дачник поморщился. Мы потоптались с председательшей на узкой тропинке и вернулись на дорогу. Виктор Дмитриевич вздохнул с облегчением.
– Он просто неразговорчивый, – шепнула Галина Ивановна.
Тем временем на дальнем конце поселка возник подозрительный юноша с двумя огромными белыми мешками. Галина Ивановна замерла, как пограничник, вглядываясь в несуна. Юноша скрылся за воротами, председательша объявила:
– Прослежу и заставлю убрать. A то взяли моду мусор за поселком выбрасывать.
– Правильно! – из-за деревьев послышался противный женский голос. – Все засрали, чудо в болото превратили...
На дороге показалась старуха в зеленом пальто и офицерских сапогах. Она сняла интеллигентные очки и повторила:
– Засрали, бессовестные! Вы разберитесь, Галина Ивановна. A то я на собрании сама выскажу, раз все молчат, – после чего скрылась в вишнях.
– Терпения не хватает! – в сердцах высказалась Галина Ивановна. – Самая скандалючая баба в кооперативе. Со всеми ругается, а на меня говорила, что я ее гладиолусы повыдергивала. Представляете себе ужас?
– М-да, – сказал я. – Ужас.
– И это в сентябре месяце, когда они давно отцвели! Но у меня до сих пор сердце болит. И самое главное, она покричит и успокоится – чего это я кричала да ругалась, ума не приложу! Ума она не приложит, вывалит всю злость – ей и легче. A мне каково?
– М-да, – сказал я. – A земля у вас хорошо родит?
– Метод Метлайдера хочу внедрить, – задумчиво сказала председательша и поправила красный беретик. – Вы, наверное, читали... Метлайдер призывает грядки делать уже, а дорожки между ними шире.
– Зачем же так?
– Не знаю. До меня еще не очень дошло, – вздохнула Галина Ивановна.
Мы прошли весь поселок. Председательша с печалью в голосе вспоминала времена, когда дачники были молодые и дисциплинированные. Теперь из первой когорты осталось только пять человек, а остальные группируются «по состоянию здоровья». Мигренники с мигренниками, сердечники с сердечниками. В «Заволжском саду» имеются два ветерана Великой Отечественной войны и один – войны афганской. У Галины Ивановны забот выше крыши, она человек ответственный и все принимает близко к сердцу. В этом году, например, вырос налог за владение родной землицей. Раньше дачники платили по 14 рублей 40 копеек за одну сотку, а теперь – 25 рублей 92 копейки. Не достигшие пенсионного возраста платят еще и за недвижимость на участке – 0,1% стоимости строения.
– Положим, оценили халупу типа туалета в 2000 рублей, – объясняла председатель, – выходит, каждый год вынь да положь за него два рубля. Так еще ведь не все платят, а мне переживания!
– A новые русские есть? – спросил я на всякий случай.
– Есть! – уверенно сказала глава кооператива. – Он – лесопильщик, а она в платной поликлинике работает. Но оба по характеру нормальные, уважительные люди. Детям наказывают здороваться с нами, сама слышала. И на субботники ходят, и на дежурства, и на коллективную обработку территории от сорняков...
Контора председателя находится у северных ворот поселка. Это волшебное сооружение с одним окошком, которому при встрече непременно хочется поклониться и о чем-нибудь попросить. Учреждение историческое, построено одним из первых в «Заволжском саду». Вокруг него буйно разрослись сливы, вишни и яблони. В тени цветущих деревьев домик выглядит маленьким, кротким старичком, дремлющим на лавочке городского парка.
Внутреннее убранство исполнено духом аскезы. Имеются стол и стул. Галина Ивановна хранит документы в настенном ящике с угрожающей надписью: «Не влезай. Убьет!» Это – неправда. Ящик никого убить не может, он мертв, поскольку дачники отключены от электричества из-за двух разгильдяев, воровавших электричество у поселка. На стене висит карта-схема участков, график дежурств (каждый член товарищества с октября по апрель раз в месяц обязан инспектировать участки), таблица работ по уходу за яблонями, изданное в 1974 году и пожелтевшее сообщение о том, что «Тверьоблгаз» осуществляет продажу газа у Восточного моста.
– A если кто отлынивает от дежурства... – слышу я голос Галины Ивановны Базановой, – того мы штрафуем.
– И сколько штраф?
– Десять рублей.
Чуткая, но требовательная Галина Ивановна пошла к воротам, стирать фамилию расплатившейся дачницы. И в этот момент в поселок вошел представительный интеллигентный мужчина в тренировочных штанах со стрелками.
– Валентин Aлександрович Самойлов, начальник снабжения железобетонного завода, – отрекомендовался он. – Вы интересуетесь дачным хозяйством? Тогда прошу в гости.
Я не замедлил воспользоваться приглашением. Снабженец Самойлов оказался пылким энтузиастом садово-дачного движения. Весь его участок представлял собой поле для сельскохозяйственных экспериментов.[#insert]
В. A. завел меня в теплицу.
– Решил зимний чеснок посадить, – сообщил он, – народная молва утверждает, что крысы не подберутся к грядкам, если на них есть чеснок. В этом году я остановился на 25 сортах помидоров. Вот, например, «космонавт Волков», а дальше – «оранжевые сливки», «хурма», «золотистый», «манимейкер», «томатная царевна» и «шункутский великан». Видите, все укрыто у меня дополнительно французским нетканым материалом. Под ним помидоры выстоят даже при минус пяти по Цельсию.
– A если ударит еще ниже? – спросил я и уточнил: – По Цельсию?
– Тогда я укрою каждый куст бумажным колпаком, – гордо произнес Самойлов, и его добрые синие глаза засияли.
Я понял, что ради «Томатной царевны» он способен на многое. Затем мне показали капусту, богатую йодом, родиолу розовую женьшеневую, айву японскую, жимолость камчатскую, элеутерококк и гибрид лука с чесноком. О яблонях начальник снабжения рассказывал с такой нежностью и страстью, что довел меня до голодных судорог.
И тогда, возле куста какого-то уникального крыжовника, я и разгадал тайну отечественного садовода. Земля дарит дачнику ощущение абсолютной свободы. Чувство, которого он лишен в городе, среди бетонных зданий и равнодушных автобусов. Тяга к земле у нашего человека – это стремление к независимости, равенству и братству. На несчастных шести сотках, выделяемых на неудобьях и болотах, российский дачник обретает счастье. И только здесь, среди грядок и клумб, он обладает полнотой власти. Он единолично управляет маленькой, но щедрой страной. Как президент определяет, в каком месте насадить яблочную или морковную вертикаль. Как воин насмерть бьется с полчищами диких крыс. И, как Шойгу, спасает от морозов, пожаров и гусениц помидорные всходы...
Размышления мои прервала незаметно подкравшаяся соседка начальника снабжения – рыжая женщина лет сорока, руки в боки, бюст сантиметров на тридцать впереди фронта (как выяснилось – вдова полковника ракетных войск).
– A-а-а-а, Валентин Aлександрович, с журналистом общаетесь? У меня племянница – известная московская журналистка. Умница необыкновенная, но ох как зло пишет. Мурашки по коже бегут. И надолго ли ее хватит так на мир злиться? Вы отдайте мне молодого ненадолго, пожалуйста.
– Для благих ли целей? – только и спросил Самойлов.
– Для благих! – сказала рыжая вдова.
Следующие три часа я выкорчевывал сливовое дерево на участке вдовы. И все благодаря мифической цеховой близости к племяннице-журналистке. Я очень устал. Мне хотелось домой. Я думал: и где тут свобода, равенство и братство?