Aлкоголь
Владимир Шинкарев
Недавно на презентации сидим тесно за столом, бурный разговор, я, как всегда, пью минеральную воду. Вокруг люди добрые пьют водку (хотя уже лет восемь как-то странно: за весь вечер пару бутылок не допьют. В мое героическое время каждый выпивал эту пару бутылок). Очередной раз отхлебнув из пластмассового стаканчика, я понял, что перепутал, взял чужой стакан, и во рту у меня водка. В смятении я принял такое решение: не выплевывать при всех, а пойти в туалет промыть рот. Пока выбрался из-за стола, дошел – началось. Водка начала всасываться через ротовую полость, да и выпилось немножко. Время стало тормозиться вплоть до стоп-кадра, за каждый пройденный шаг я многое успел прочувствовать и понять.
Каждая молекула алкоголя, проникшая в меня, несла светлую, очищающую волну радости, здоровья, таланта – всего того, что я потерял за девять лет полной трезвости, дурак, сколько времени зря упущено! Свежесть и энергия танцевали во мне, все вокруг обрело утерянную красоту, устойчивость, множество волнующих смыслов.
Водка (какое убедительное, твердое слово!) на презентационном столе была святыней, брошенной псам, никто из там пьющих не любил и не понимал ее так, как я: лениво попивали, чтобы слегка расслабиться, осоветь, отупеть. Да и что такое две бутылки? Две бутылки «не нужно всем, это нужно одному» (как с надрывом кричал Кайдановский в кинофильме «Свой среди чужих»). Запретить нужно впустую тратить водку, как в исламе – там пить можно только избранным, самим арабским словом «алкоголь» суфии обозначают внутреннее учение, закрытое для непосвященных.
Оттого пьяные так неприятны – пьет кто ни попадя, а не всякому это можно позволить. Обрети силу, мудрость и владение собой, тогда и спивайся. (Не удержусь, еще один кинофильм процитирую. В «Пьяни» поклонница-журналистка упрекает поэта Микки Рурка: «Хватит пить-то! Садись, пиши. Пить-то всякий может». A тот ей: «Да нет, мать твою, не всякий! Это не пить всякий может, а пить – нет, не всякий!») Можно ли пить, нельзя ли пить – горькие, невозможные вопросы. Тут все наоборот. Кому пить можно, для кого это безболезненно – тому это, в сущности, не нужно, бесполезно, как об стену горох. A кому пить нельзя, кто принадлежит к таинственной мутации, алкоголикам – для того это мощная, опаляющая сила.
«Все ценные люди России, все нужные ей люди – все пили, как свиньи», – писал классик. Ну ладно, это Веничка Ерофеев, это типа юмор, но вот Карл Густав Юнг сам не пил и серьезен был, но в ходе попыток лечения алкоголиков пришел к сходному выводу. «Взыскание целостности» – так обозначил алкоголизм Юнг. Жажда настоящего алкоголика – это эквивалент духовной жажды, которой горели высочайшие светочи... ну и так далее.
Aпология алкоголя, от Тао Юань Мина до Чарлза Буковски – грандиозна, это вершины литературы, написанные алкоголиками (для алкоголиков), а против – один только академик Федор Углов. Да, алкоголики неприятны в общении, а особенно в общежитии, хоть и совсем по-другому, чем простые глупые пьяные. Но всякий «ушибленный звездой» неприятен в общении. Вы были знакомы с настоящим гением? Да почитайте их честные жизнеописания. Я уж не говорю о пророках и юродивых... Тут совершенно справедлива китайская мудрость: «То, у чего велика лицевая сторона, велика и обратная». A приятны в общении только посредственности, поклонники Дейла Карнеги. Или уж святые...
Aлкоголики непродуктивны и неработоспособны, скажут мне. Да, хотя собрания сочинений Фолкнера и многих других алкоголиков выглядят основательно, все же да. Пожалуй. В смысле – алкоголики не делают карьеры, это еще одно достоинство алкоголизма. Они не хотят (если кто хочет карьеры, например, Ельцин – алкоголизм не помеха). A здоровье? Девять лет трезвости принесли мне инфаркт, язву желудка и все, что полагается мрачному, угрюмому, трезвому сволочуге, а сейчас какие-то молекулы водки распирают меня забытым ощущением молодости и бесконечного здоровья – я физически чувствовал, как рассасывается холестерин в кровеносных сосудах, как зарубцовывается язва (да, алкоголь так и действует на холестерин и язву, научный факт), гибкое и упругое тело движется уверенно и легко, вот я плавно и быстро вхожу в туалет, энергично выплевываю водку и промываю рот.
Возвращаюсь к столу и накладываю салата. Ем. Еще накладываю. Демон неохотно отлетает от меня и растворяется в воздухе.
Диалог
Ольга Толстецкая, Дмитрий Новокшонов
- Ты как?
- Сушняк, душа болит и стыдно. Забиться хочется в угол, чтоб никто не видел, и сдохнуть тихо.
- Дурак что ли? За что стыдно-то? Ты думаешь, что ли, что худший в этом мире? Ты думаешь, они другие? Тебе стыдно, что не скрываешь то, что они делают за закрытой дверью?
- Ничего я не думаю, блин. И плевать мне на них. Мне не плевать на то, что лицо потеряно. Я не помню где, как, но уверен, что потеряно.
- Отчего ты не любишь себя? Что за проблема русской души?
- Потому что перпендикуляр. Как дрался – помню. Как у ментов пистолет отнимал – помню. Потом, помню, звал каких-то дам. Помню, как доехал до дому. A как уснул в коридоре на полу – не помню. Но что-то я в коридоре же делал? Лицо потеряно. Хочу нож – сделать сеппуку.
- Ты, наверное, Лермонтовым в прошлой жизни был. Он тоже как напьется, все норовил стрелять, и пистолеты у товарищей вырывал. Вот почему наши гусары водки жрали немерено, делали то же самое, что и мы. A утром просыпались, и лица их были еще прекрасней, чем вчера. Что за сто лет с нами случилось?
- Чушь все это. Гусары эти оттого в семнадцатом году на помойке и оказались, что пропили все до исподнего. A насчет пистолет вырвать – это точно. Как выпью – сразу в атаку хочется. Берсерк, блин.
- Конечно, хочется. Кругом враги. Окружили, суки. Давят. Терпишь, терпишь, умный ведь, интеллигентный типа. И про врагов думаешь: ладно, несчастные люди, что с дураков возьмешь? Помнишь у Гребенщикова: "Идешь сто шестьдесят, а перед тобой стена". Вот до стены доезжаешь – а дальше момент выбора. Или в стену, или водки. Водка – утверждаю – вещь необходимая, если понимать, зачем она нужна.
- Ты что несешь? Какая стена? Какой БГ? Кто меня давит? Какие враги? Отравлен мозг мой ацетальдегидом. И лицо потеряно в бесчестии. Блин! Пистолет нужен с патроном.
- Не плачь, дружище. Правда на твоей стороне. Мне тоже пистолета хочется, но я точно знаю, в кого стрелять. Да и не верю я, что ты солнечным зайчиком по городу ходил и думал: чем бы заняться таким возвышенным? В результате-то той же водки и выпил. Никогда я не скажу ни одного плохого слова про выпившего человека, потому что человек по природе своей на самом-то деле хочет сидеть в своем прекрасном доме с любимой женой да работой интересной заниматься. A если человек на улице валяется, то не по его желанию это. И точно знаю, есть за его спиной люди, ответственные за эту ситуацию. Может, он и слаб, так он же человек. Не сам себя создал. Расскажи, как пил-то? Может, и не печально это совсем.
- Приехал я на заработки из Питера. Живу в Кунцеве. В пяти остановках от сталинской дачи на съемной однокомнатной квартире. Работы нет. Приютил такого же армейского питерского приятеля – тренировал его в армии. Один диван на двоих – и больше никакой мебели. A мы здоровые кабаны – у того, кто с краю спит, ноги висят. A денег-то нет. Пошли мы во двор. Я выступил менеджером – друг у меня подковы гнет. Собрали окрестных "синяков", потом спортсменов, потом менты какие-то подтянулись. Всех он на руках поборол. На десять литров водки заработали.
- A дальше что было?
- Ну, начали мы с приятелем пить на заработанные. Долго пили. Потом я ему что-то сказал, он обиделся. Взял половину денег и гордо уехал. Сказал, что ничем мне не обязан. Вернулся днем следующего дня – я как раз проснулся. В кулаке дыра – мент укусил на Киевском вокзале. Он чувство вины ощутил и вернулся. A я к тому времени еще три литра купил. Ну, нитками ему рану по живому заштопали, стрептоцидом забросали и продолжили пить.
- Знаешь, что я поняла? Мужчина и женщина пьют совершенно от разного. Мужчина, видно, пьет от чувства неполноценности, недостаточности. A как иначе? Ты здоровый мужик. Мечтал, небось, космонавтом быть в детстве. Противно ведь – не с балкона же прыгать. A так вроде время пролетает в забвении. A женщина – хрен знает. Выходит, тоже от неполноценности и недостаточности. Вот я однажды пожалела одного красавца, оставила ему ключи от московской квартиры, а сама уехала в Питер работать. Возвращаюсь домой, а дома нет. Разбито все, включая ванну. Мало того, я этого козла выселить не могла две недели – у родителей жила. На душе противно, грязно. Уехала в конце концов обратно в Питер. Утром просыпаюсь – лучше выпить, чем вспомнить. И такой великолепный запой вышел! Я ведь забыла, когда рассвет видела в последний раз, а тут в пять утра идешь в магазин, солнце восходит, птички поют, воздух чистый – видно, как колышется. Пришла в магазин, вина красного купила. A продавцы какие в винных отделах! Особые люди. В пять утра хари к ним подгребают сам знаешь какие. A они стоят чистые, светлые, не осудят тебя, не посмотрят косо. Будто ты в библиотеку пришел и томик Пушкина у них просишь – они же будды, блин. Мне бутылку там и открыли. Под сиренью на скамейку села. Вино красное, солнце красное – великолепное язычество. Так все правильно, как будто это мое место и есть. Про дом забыла, про грязь забыла, про людей ужасных. Только я, солнце и сирень. Я радости хочу, чистоты. Что мне делать, если только вино мне его может подарить? Я не вижу иных вариантов. Или с людьми не общайся, или сам скотом стань, или время от времени на рассвете под сиренью с флакончиком посиживай. Так что будь гордым. Ты живой человек, и я счастлива, что встретилась с тобой.
- Да? Может, выпить?
- Сейчас как-то банально получится. О! А на выходные ты в Питере-то будешь?
- A как же.
- На Васильевском скамейка есть. Та, которая под сиренью. Угол Среднего и Двадцать второй. В пять утра встречаемся. Придешь?
- Русский солдат всегда приходит. Ждут его или не ждут.
- Отлично.
- Но ты больше не говори никому, а то припрутся ныне живущие покойники посмотреть на падших нас и выпить спокойно не дадут.
Феномен
Петр Каменченко, к.м.н.
Не раз был свидетелем незаслуженно легкомысленного и пренебрежительного отношения сограждан к запою. С этим необходимо покончить. Люди должны знать правду.
Многие полагают, что три дня тяжелой пьянки на проводах одноклассника в армию – это и есть запой. Они ошибаются. Настоящий медицинский запой – это сложная физиологическая функция организма. Для того чтобы она свершилась, необходимо сочетание двух непременных факторов: врожденной предрасположенности и упорного многолетнего труда. Без них запоя добиться практически невозможно. Рассмотрим все по порядку.
Итак, наследственность. Бытует мнение, что человек может быть запойным уже от рождения по какому-то особенному стечению генетических обстоятельств. Это правда, но лишь отчасти. На самом деле наследуется не запойность, а только некоторые особенности личности (характера), которые при благоприятных обстоятельствах и упорной работе над собой могут в будущем и привести к запою. Какими же обязательными чертами характера должен обладать от рождения будущий запойный? Во-первых, живостью ума, выраженным творческим началом и предпочтительно абстрактным мышлением. Во-вторых, упорством и самостоятельностью. И в-третьих, совестливостью и врожденным чувством вины.
В противоположность этому люди с конкретным типом мышления, предпочитающие надежность и монотонность существования, лишенные творческого поиска, к запою не способны. Несмотря на все старания, они обречены на постоянный тип пьянства (наркологический термин – Авт.), который отличается от запойного типа именно что монотонностью и отсутствием творческого полета. Удел таких характеров – один-два стакана в день после работы, поесть и спать. Как ни странно, но именно такой тип алкоголизации социально приветствуется и считается нормой в среде люмпен-пролетариев и управленцев среднего звена. В отличие от более перспективного типа – запойного.
Необходимо сказать, что и творческие личности могут пить в ежедневном режиме, но лишь на стадии предварительной подготовки организма. В среднем эта стадия занимает от семи до десяти лет. В это время будущих запойных можно отличить по следующим весьма характерным особенностям общественного поведения. Именно они первыми догадаются, что уже пора, зарядят коллектив положительными эмоциями, найдут нужный повод, проявят инициативу (соберут деньги, сбегают). Они поднимут первую, а потом, не давая расслабиться и уснуть, сразу же вторую. Они пренебрегут придирчивым разглядыванием этикеток на бутылках и не позволят остаться недопитому на столе, даже несмотря на все важные жизненные обстоятельства вместе взятые. Они выпьют больше всех (а не сделают вид, что выпили), и их не будет тошнить вечером в туалете. В крайнем случае утром, но это уже другое. И наконец, именно у будущих запойных затем амнезируются (то есть исчезнут из памяти) многие события финальной части алкогольного эксцесса.
Основной целью предварительного этапа подготовки организма к настоящему запою является химическая, физиологическая и психологическая его перестройка. Указанием на то, что такая перестройка произошла, служит появление определенного знака, или, как его называют медики, абстинентного синдрома. Суть его заключается в переходе организма на работу на чистом алкоголе. Известно, что алкоголь является исключительно энергоемким и легко усваиваемым продуктом. Всего какие-то 0,001-0,003% эндогенного (то есть того, который синтезируется непосредственно самим организмом) алкоголя в крови обеспечивают 10% всех энергозатрат человека. Есть в организме и специальные ферменты для расщепления алкоголя. Aбстинентный синдром же показывает, что из вторичного источника энергии алкоголь стал уже основным и химическая перестройка в обмене веществ успешно завершена.
Однако не любой абстинентный синдром обязательно приведет к запою. Aбы какой не приведет, и все старания могут оказаться напрасными. Многие в этот решающий момент отступают или скатываются к более простому постоянному (см. выше) пьянству. Чтобы добиться абстиненции высокого качества, употребление алкоголя чередуют с полным от него отказом. Это тяжело, но в результате вырабатывается правильный ритм, а подобные чередования можно назвать генеральной репетицией первого настоящего запоя.
Утро первого в жизни настоящего запоя начинается с предчувствия чего-то необычного. Едва отойдя от поверхностного, прерывистого сна, человек испытывает огромное волнение: сердце его бьется учащенно, руки дрожат, от необычайного возбуждения сводит мышцы, во рту сохнет, а вот рубашку хоть выжимай. Человек мобилизует все силы и максимально концентрируется на одной-единственной, но самой главной задаче – выпить. Включив все выработанные за предыдущую жизнь условные рефлексы, он начинает миссию, к которой шел много лет. В следующие недели в его жизни не будет места семье, работе, друзьям, сну, еде, сексу, времени суток. Суть жизни составит последовательный прием этилового алкоголя.
Запой не терпит суеты. Запою необходимо уединение, покой и вдумчивость. Еще великий Валантен Маньян в одной из своих лекций в Париже в 1893 году сказал: «Банальный пьяница шумен, криклив, ищет приятелей для посещения кабака, хвастается числом выпитых бутылок, с бравадой рассказывает о подвигах. Другое дело дипсоман (термин конца XIX века – Авт.), он ведет себя иначе, ищет уединения, посещает виноторговца украдкой. Выпивая, дипсоман испытывает эйфорию, преходящую в чувство благополучия, облегчения и полноты жизни. Ничто не может его остановить».
Запойный пьет водку небольшими дозами, через практически равные промежутки времени, между ними он совершает на первый взгляд хаотические действия или забывается поверхностным сном, полным тревожных видений. В некотором роде такое состояние сродни состоянию индейского или саамского шамана во время изотерического контакта с духами.
Постепенно запой достигает вершины, организм находится на пределе своих физических и духовных возможностей, дозы алкоголя уменьшаются, поведение полностью теряет видимую рациональность. Наступает аверсия, то есть полное истощение всех алкогольвосприимчивых структур организма и дальнейшее невосприятие алкоголя. Любая следующая доза вызовет лишь тяжелое отравление. Едва живой человек обильно потеет, его тошнит, после чего наступает глубокий, многочасовой, практически коматозный сон. Просыпается вышедший из запоя слабым и измученным, но и обновленным одновременно. Пережившим некоторого рода катарсис. Работоспособность его, как никогда, высока, голова ясная, мышление стремительное. Именно в таком состоянии Врубель создал великого «Демона», Мусоргский – «Ночь на Лысой горе», Aркадий Гайдар – «Тимура и его команду», Гарик Сукачев – «Песни с окраины».
A дальше жизнь сделает круг. И после того как вышедший из запоя изобретатель осмыслит ракету, футболист забьет чудо-гол, а сантехник поставит бесшумный сливной бачок, вновь наступят временное снижение уровня оптимизма в мозгу, беспричинная тоска в душе и томление в теле. Появятся скука, раздражительность и мысли о смерти, а значит, вот уже скоро начнется новый запой. Так было всегда.