Каждое утро, когда я выхожу из подъезда навстречу новому дню, меня ожидает домовый дворник. Он прищурившись смотрит на мою персону оценивающим взглядом, изящным жестом кидает в сторону бычок и принимается с ритмичностью маятника долбить лед. После того как я скрываюсь из виду, оранжевая жилетка с надписью «ЮАО» поворачивается ко мне спиной, лом летит в ближайший сугроб, рука достает из кармана новую сигарету, и он снова принимается дымить. И так до следующего выходящего.
Я уже давно понял, что не представляю для дворников никакой ценности, поскольку, во-первых, не ругаюсь с ними, во-вторых, не критикую их работу, а в-третьих, мне абсолютно все равно, чем они там занимаются. Предпочитаю с грацией гимнаста Тибула ковылять до дороги, а дальше... А собственно, почему я с ними не ругаюсь? Они вместе со снегоуборочной техникой возводят снежные крепости по краям дороги, перелезть через которые не представляется возможным. И тротуар похож на корову: сияет чернотой вперемешку с опасными белыми ледяными вкрапинами.
Ругнувшись, иду искать место, где можно не промочив ноги пересечь проезжую часть. В уме смутное предчувствие – все равно целый день ходить в мокрых ботинках. Хорошо еще, если машина грязью не обдаст.
В каком бы районе я ни появлялся, все дворники совершают одни и те же вредоносные действия. Это натолкнуло меня на мысль о заговоре дворников.
Как еще можно объяснить то, что они день за днем методично совершают одни и те же пакости на улицах города, если не предварительным сговором? Они ссыпают снег с тротуаров на дорогу, долбят лед там, где долбить не нужно, а реагент продают на сторону.
Возле станции метро «Павелецкая» один такой пронырливый делец таджикской наружности, нисколько не стесняясь, толкал ведро с реагентом лицу кавказской национальности из ближайшей палатки.
– Слышь, сюда посыпь, да... – тыкало пальцем лицо из палатки.
– Не-е-е, мне там нада, – лукаво отвечал представитель коммунальной службы города, а потом добавил для пущей весомости:
– Мне там велять сыпат, начальства гаварит.
Смекнув, что интернациональной дружбы не выйдет, лицо на некоторое время исчезло в палатке, а затем появилось с ведром и пятидесятирублевой купюрой в руке. Несговорчивый таджик опорожнил тару с белым веществом и пошагал в обратную сторону, вероятно, за новыми запасами.
Тем не менее дворники умеют создавать впечатление активной деятельности. Они озабоченно ходят по своему участку, чешут затылки, громко совещаются, поплевывая по сторонам. Кажется, вот сейчас приступят к работе – и все будет хорошо. Но...
От моего дома до метро образовалась трасса увечий. Человек семь из десяти прохожих, рискнувших пойти напрямую, обязательно распластаются. Отползут к краешку на карачках, потрут ушибы и зашагают дальше. Знающие держатся руками за забор, но все равно не застрахованы от несчастного случая. А в метрах десяти дворник заботливо сыплет песочек на автомобильной стоянке, которую и так давным-давно очистили работники.
Кстати, после выхода указа о том, что дворники получат премию за сэкономленные противоледные реагенты, московские песочницы подвергаются актам вандализма. Но особенно дворники не любят машины. Среди них даже мода пошла снег на дорогу ссыпать. Машина проедет, а дворник хвать лопату снега с обломками льда – и на проезжую часть. И так до тех пор, пока весь снег не перекидает. Тротуар вроде чистый, а дорогу после этого перейти нельзя.
Все-таки это заговор. Не может же такое огромное количество людей не сговариваясь делать одно и то же в разных частях города.
Александр Шумский