Юристы большого города. Павел Чиков

Возраст: 33 года.

Образование: юридический факультет Казанского государственного университета по специализации «международное право», магистерская программа Университета Северной Дакоты (США) Public Administration, кандидат юридических наук.

Работа: председатель Межрегиональной ассоциации правозащитных организаций «Агора», в 2004–2005 годах — руководитель правового отдела Фонда «Общественный вердикт», в 2001 году инициировал создание Казанского правозащитного центра и был его первым руководителем.

Известные подзащитные «Агоры»: потерпевшие по делу об убийствах адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой; Союз комитетов солдатских матерей России; Российский исследовательский центр по правам человека; ассоциация по защите прав избирателей «Голос»; ефрейтор Андрей Руденко, которого командир войсковой части Насим Назаров продал в рабство за 65 тысяч рублей читинскому бизнесмену; потерпевшие по делу о расстреле людей в супермаркете майором милиции Денисом Евсюковым; активисты группы «Война»; журналист Олег Кашин. 

— Ваши юристы будут работать на выборах?

  — Мы много лет сотрудничаем с «Голосом», защищаем его сотрудников с 2007 года, и нам понятно, что их сил не хватает на то, чтобы обеспечить юридическое сопровождение на выборах. Но избирательное законодательство — большая сфера, и если в него влезать, то нужно становиться серьезными специалистами. В итоге мы решили этим не заниматься.  

— Почему?

  — Если мы начнем заниматься еще и выборами, то наш собственный людской ресурс будет исчерпан и не останется сил и времени на то, чтобы защищать гражданских активистов. Мы и так все время расширяем сферу деятельности: раньше мы защищали только правозащитников, потом — активистов, потом — журналистов. После декабрьских выборов стали защищать протестующих, потому что очень трудно провести границу между тем, кто уже сто лет нацбол, и человеком, который вышел из дома, случайно оказался на митинге, и его менты задержали. Спрос растет, занятость растет. Хотя, конечно, по факту мы будем в выборы вовлечены, поскольку нам обязательно будут звонить наблюдатели и спрашивать, как себя вести, если тебя удаляют с участка, но постоянно находиться на участке наши юристы не будут.  

— И какая польза от таких звонков?

— Правильный алгоритм поведения в сложной ситуации помогает решать массу проблем. В крупных городах у нас будут работать адвокаты, которые смогут оперативно реагировать и выезжать по звонку наблюдателей с участков, чтобы их, если потребуется, проконсультировать.

— Я тут наткнулась на статью о вашей организации, пишут, что финансирует вас ЦРУ, цитирую: «Получали сотни и сотни тысяч долларов от американской организации, неоднократно обвинявшейся в поджигании Кавказа. А также от фонда «Сороса», о котором только ленивый не сказал, что он является прикрытием для американских спецслужб». Еще пишут, что ваш адвокат, Дмитрий Динге…

— Динзе.

— Тут написано: «Динге». «Дмитрий Динге отбывал наказание в СИЗО и общается с криминалитетом». Как вы все это расцениваете? Судиться с ними будете?

— Это абсолютное вранье, от первого и до последнего слова. Публикация была заказной, о чем нам сказал главный редактор «Нового региона», где был размещен этот текст. Это большое информагентство, в нем появляется сотня новостей за одни сутки, и ставят все подряд. На сайте «Нового региона» в тот же день появился наш ответ, а мы не поленились и отправили статью на лингвистическую экспертизу. Исследование выявило в тексте фразы, оскорбляющие честь и достоинство «Агоры», и можно было бы судиться, но есть у нас один принцип — не судиться с журналистами.

— Почему? Они не ведают, что творят?

— Нет. Журналисты — наши стратегические партнеры, и мы бы не были теми, кто мы есть, без тесного сотрудничества с прессой. Но заключение лингвистов у нас пока полежит — на всякий случай.

— Кому был нужен этот заказ?

— Тут все очень просто. Мы позволили себе наехать на Министерство здравоохранения и социального развития.

— Каким образом?

— Всем известно, что ВИЧ-инфицированные должны получать медицинские препараты каждый день, без перебоев, поскольку пропуск приема вызывает у них резистентность. В нашей стране очень плохо с логистикой — и Минздрав не может обеспечить поставку нужных лекарств в необходимых количествах в каждый регион. Были массовые перебои и в позапрошлом, и в прошлом году. Мы вели серию процессов против региональных СПИД-центров и врачей, поскольку по закону за лекарственное обеспечение должны отвечать регионы, а не сама Голикова, к сожалению.

В прошлом году мы пошли немного дальше,и решили обратить внимание на то, как тратятся бюджетные деньги и проводятся тендеры по поставкам лекарств для ВИЧ-инфицированных. Мы провели акцию вместе с Алексеем Навальным и проектом «РосПил», и выяснилась очень интересная вещь: Минздравом был объявлен тендер на проведение рекламной кампании по профилактике ВИЧ-инфекции, раскидывалось порядка 30 миллионов рублей бюджетных денег. Мы посмотрели, кто участвовал в тендере и кто в нем победил. Оказалось, что победила компания, бенефициар которой был зарегистрирован в офшоре, а директором и соучредителем компании были люди, лично знакомые с советником Голиковой по информационной политике Софьей Малявиной.

Мы обратились с заявлением в Генеральную прокурату, поскольку имел факт аффилированности победителя с Минздравом, но прокуратура, естественно, ничего не нашла. Возник скандал, дело перешло на личности, и факт публикации текста, компрометирующего «Агору», уходит корнями туда.  

— А почему вы вообще занялись делами ВИЧ-инфицированных?

— Дело в том, что изначально «Агора» специализировалась на делах, связанных с произволом силовиков: пытками, убийствами. Но постепенно мы стали заниматься и другими направлениями — например, обеспечивать юридическое сопровождение гражданским активистам и журналистам. А несколько лет назад нам предложила проект на год международная организация «Коалиция по готовности к лечению» — попросили заняться делами пациентов. Мы взялись, потому что очень интересно работать в теме, по которой совершенно не сформирована судебная практика — девственно чистая тема, ни одного судебного процесса в стране. Мы выиграли суд против Казанского СПИД-центра по перебоям с поставками лекарств, помогли добиться права на опеку младшего брата девушки с ВИЧ —  и пользуемся в этой области заслуженным авторитетом.

— Почему в российском обществе так распространен правовой нигилизм? Людям не интересно, что с ними можно делать и что — нельзя?

— К сожалению, наше законодательство и наша правоприменительная практика трудны для понимания, и это, безусловно, усложняет дело. Человек, который желает знать, как себя вести в той или иной ситуации, сделать этого практически не может, потому что для этого нужно знать про какую-то особенную хитрость Конституционного суда. Элементарный пример, связанный с теми же пациентами с ВИЧ. Иностранцы, имеющие ВИЧ-инфекцию, не могут получить вид на жительство в стране — есть прямой запрет в законе. Хитрость заключается в том, что в 2006 году появилось определение Конституционного суда, в котором говорится о том, что если у такого иностранца супруг — гражданин России, есть совместно нажитое имущество и дети и он проживает на территории РФ, то этот запрет «стоит толковать во взаимосвязи с семейным законодательством страны». То есть такому человеку отказать в виде на жительство не могут. Мы создали прецедент по жалобе одного украинца, и он вызвал массу подобных решений — теперь ФМС дает вид на жительство с перспективой последующего гражданства ВИЧ-положительным семейным иностранцам.

— А если говорить про стандартные, бытовые ситуации?

  — Их решать самостоятельно немного легче. Вы, например, получили повестку в полицию. В ней указано число, время, кабинет. Процессуальная хитрость заключается в том, что эта бумажка может быть как обязательной, так и той, которую можно смело выбросить в мусорный ящик. Чтобы разобраться, человек может связаться с адвокатом, адвокат позвонит в полицию и спросит: «Уважаемые, а вы в связи с чем гражданина вызываете?» Если речь идет об оперативной профилактической беседе, то на нее, в принципе, можно не ходить.  

— Вообще?

— Мы рекомендуем идти на эту беседу с адвокатом. Потому что сам факт интереса к вам значит то, что идет какой-то процесс, и если эти люди не получат интересующую их информацию от вас, то они ее все равно получат, только другим способом. Они же должны закрыть тему, провести проверку, опросить — у них есть приказ начальства. Так что будет куда лучше, если вы предоставите им дозированную информацию, чем они будут опрашивать ваших соседей, однокашников или начальство. А если это повестка о вызове на допрос в качестве свидетеля, то пренебрегать ею вы не должны, и точка. Иначе за вами приедет милицейский «бобик» и отвезет вас в отделение. 

— Вас же самого не так давно полицейские задерживали?

— Я был в Москве, шел по улице, ко мне подошел сотрудник милиции, представился: какой-то лейтенант, фамилии не помню. Дело было накануне митинга на Болотной площади, «Агора» уже распространяла информацию о том, что мы защищаем протестующих, уже были и Чистые пруды, и кровавое месиво на Триумфальной площади. В общем, документы я не предъявил, на что имел полное право, и вместо этого спросил, на каком основании меня остановили. Вообще, это было интересно: полицейский шел ко мне с глазами охотника, а я понимал, кто из нас реальный охотник. Он как-то замялся и говорит: «А вы у нас по ориентировке проходите». Я отвечаю: «Тогда давайте проедем, посмотрим вашу ориентировку». Мы сели в машину, я позвонил адвокату и двум журналистам. Полицейские, видимо, поняли, что с таким человеком лучше не связываться, сделали круг на машине и высадили меня на том же месте, где и задержали.

— Адвокат «Агоры» Светлана Сидоркина защищала активиста «Другой России» Дмитрия Путенихина, известного под кличкой Скиф, который облил водой прокурора после вынесения приговора по делу о беспорядках на Манежной площади. Насколько мне известно, он признал свою вину, и дело его рассматривалось в особом порядке, что многих удивило.

— Мне довольно трудно комментировать дело Скифа, поскольку я знаю, насколько эта тема для него болезненна. Для нас это была не очень комфортная ситуация: с одной стороны, была выбрана тактика и стратегия работы по делу, но по ходу пьесы она поменялась по инициативе клиента. Было понятно, когда Скиф облил водой прокурора, он заявил о себе как о борце с режимом. В этом случае человек должен принимать все неблагоприятные последствия, а Скиф эти неблагоприятные последствия недооценил. Конечно, глупо сравнивать его с Ходорковским, но в этом смысле они похожи, поскольку оба до конца не представляли себе, что их ждет. С другой стороны, тактики защиты могут быть разными: можно пойти на законную сделку, частично признать свою вину, и огребать по максимуму не обязательно, поскольку в тюрьме вы никакой пользы борьбе с режимом не принесете.

— «Агора» постоянно занимается делами, связанными с пытками, убийствами в полиции и тюрьме. Насколько возможно в нынешней судебной системе доказать вину силовиков? У вас были случаи, когда они оказывались на скамье подсудимых?

— Например, мы занимались так называемым «Копейским делом», суть которого в следующем: 31 мая 2008 года в колонию города Копейска Челябинской области прибыл этап заключенных из 16 человек. Зона в Копейске считалась «красной», и заключенных заставили делать вещи, которые «по понятиям» делать не полагается: например, записаться в секцию добровольной пожарной дружины. Заключенные отказались, после чего их избили резиновыми дубинками, причем четырех человек забили до смерти. При избиении присутствовали врачи, которые приводили заключенных в чувство, и их продолжали избивать. Заключенных прогоняли через строй, заставляли ходить на четвереньках и так далее. На телах потерпевших было обнаружено огромное число точек приложения силы: от 100 до 150.

После этого руководство колонии решило замаскировать все это дело под бунт. Доложили начальнику ФСИН в Москву о том, что вот, дескать, был бунт, и начальник ФСИН — на тот момент это был Юрий Калинин — поблагодарил бойцов за верную службу и распорядился выдать им поощрение, чуть ли не квартиры подарить. Но информация об избиении выплыла, мы вошли в дело, и на скамью подсудимых село 18 человек, из них 14 обвинялись в убийстве с отягчающими обстоятельствами, а четверо — в сокрытии преступления. Один из подсудимых, заместитель начальника ГУФСИН Челябинской области генерал-лейтенант Жидков, на днях умер.  

— Вам было его жалко?

— Для всех нас, правозащитников, работающих по теме пыток в России, это был первый случай, когда по такому делу был привлечен генерал. Осужденный генерал — это здорово, это прецедент.

— А в чем принципиальное отличие «Агоры» от других правозащитных организаций?

  — Мы делаем то, что никто больше не делает. Защищаем гражданских активистов, защищаем ВИЧ-инфицированных, занимаемся делами солдат. Потом, мы — юридическая организация, а для подавляющего числа правозащитных организаций юридическая компонента дополнительная и не основная.  

— Дела солдат у вас тоже проходят в рамках борьбы с суицидом и пытками в армии?

— Да, и одним из первых стало дело Радика Хабирова, которого в 2006 году привезли домой из армии в коме и весом в 27 килограммов. Я его видел своими глазами, и это был реальный Освенцим. При этом в армию ушел нормальный парень, вполне себе здоровый. Чуть более шести месяцев он провел в учебной части в Саратове, его назначили в артиллерийский расчет, а потом, если верить военным документам, у него резко ухудшилось психическое состояние, он совершил несколько попыток суицида, и его направили в психиатрическую лечебницу, в туалете которой он пытался повеситься. Из петли его вынули, и что происходило с его весом, совсем непонятно.

Уголовное дело долго не возбуждали по одной странной военной причине: есть приказ главной военной прокуратуры о том, что уголовное дело о доведении до самоубийства должно возбуждаться, только если обнаружен труп солдатика с признаками суицида. В данном случае это не сработало, поскольку солдатик был в коме и юридически — не труп. Поэтому уголовное дело возбудили после большого скандала и сильно наказали руководство военного госпиталя, в котором Хабиров пытался повеситься.  

Впрочем, нас это не удовлетворило, поскольку мы считали, что если в армии Радик предпринял несколько попыток суицида, то его начальство должно было сделать все возможное, чтобы их повторения не допустить. Нами была направлена соответствующая жалоба в ЕСПЧ, которая ждет своего рассмотрения.

Самоубийства в российской армии — громадная проблема. По статистике, в армии происходит от 300 до 400 суицидов в год. Но интересно, что, согласно исследованиям психиатров, на одну успешную попытку суицида приходится порядка 20 неудачных попыток. И если говорить о 300 случаев в год, то есть основания предполагать, что ежегодно в армии совершается порядка 6 000 попыток самоубийства. А командиры не делают в этих случаях ничего.

— Адвокат «Агоры» Светлана Сидоркина защищала на процессе в Смоленске Таисию Осипову. На данный момент, приговор по делу Осиповой отменен, а дело направлено на повторное рассмотрение. Каковы ваши прогнозы?

— Хуже, чем было, точно не будет. На предварительных слушаниях мы заявим ходатайство о том, чтобы дело было возвращено прокурору для устранения нарушений при составлении обвинительного заключения. Все предпосылки для этого есть: государственный обвинитель в Смоленском областном суде не согласился с частью предъявляемых обвинений, и Таисия может сказать: «Слушайте, я не совсем понимаю, в чем меня обвиняют?» Возможен и еще один вариант, который мне представляется более реальным: «попытку сбыта» переквалифицируют в «хранение наркотиков», и по приговору Осипова получит отбытый под стражей срок.

— Делом Олега Кашина тоже ваш адвокат занимался?

  — Адвокат Рамиль Ахметгалиев был представителем Олега Кашина по делу о покушении на убийство и он же был представителем Кашина как ответчика по иску от Василия Якеменко.  

— Чего он добился?

— По иску от Якеменко? Якеменко в иске отказали.

— А по основному делу?

— Мы вошли в дело в декабре этого года, когда сменился следователь. И информация от следствия у нас такая: «Расследование идет». Есть положительные движения, но пока нельзя говорить о том, что появились конкретные фигуранты, и слова Медведева о том, что в деле Кашина появились подозреваемые, он них ему доложили, — это полное вранье. Наша позиция такая: мы очень ждем от следствия фигурантов, но мы готовы к тому, что их не будет. У нас идет свое параллельное расследование, и если ко второй годовщине избиения Кашина никаких результатов от следствия не будет, то мы обнародуем свои соображения.