Я так думаю!

Избиение «кавказских» подростков на Манежной площади, старательно заснятое на десятки камер, стало символом событий 11 декабря. Кто-то увидел в этом уродливое проявление народной демократии, кто-то пожалел, что не добили, кто-то даже в таком безнадежном деле, как погром, умудрился обнаружить заговор инородцев, обвинив юношей в постановочном избиении самих себя. Все эти медиа-бурления — от хныканья до злорадства — создали за прошедшую неделю крайне депрессивный фон, повисший черной тучей в информационном пространстве страны. Но стоило вынуть голову из мутного электронного потока и выйти на свежий воздух к живым людям, как от ощущения безнадежности не осталось и следа.

На самом деле история с избиением на Манежке не про национальную рознь и не про кровавый режим. Это история про настоящую мужскую дружбу. «Один за всех и все — за одного» - орали погромщики девиз мушкетеров, который я бы на  их месте немного модифицировал: «Один за всех и все — на одного». А вот кто действительно стал одним целым, так это компания друзей, на которую толпа набросилась с кулаками, ногами и ножами.

«Кавказские» школьники живут и учатся в не самом престижном районе на юго-востоке Москвы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что из шести избитых подростков двое к Кавказу вообще никакого отношения не имеют. Одному из них, Леше Смирнову (фамилия изменена, но не сильно), в тот злополучный день исполнилось 15 лет. День рождения Леша решил отметить со своими лучшими друзьями Сашей, Тимуром, Сандро, Гагиком и Рубеном. Ребятам никогда не приходило в голову дружить по национальному признаку — они как-то больше на другие качества обращали внимание — поэтому компания получилась действительно интернациональной. После школы друзья отправились в центр поиграть в боулинг, потом виновник торжества Леша пригласил всех в пиццерию на Манежную. Кто же знал, что он окажется виновником совсем других событий? Теперь Леша лежит дома с сотрясением мозга. Его мать журналистов к нему не подпускает. Ей страшно и ее можно понять. Гагик тоже лежит с сотрясением мозга и сильнейшими гематомами на лице. Но его родители, подумав, разрешили съемочной группе «Профессии-репортер» и мне вместе с ними поговорить с сыном. Им тоже страшно, но немного наивное желание показать всем, какой у них замечательный Гагик и как не правы те, кто его бил, пересиливает страх. Мы приходим к Гагику с Сашей — вторым русским мальчиком в этой компании. Он отделался легче других, поэтому уже ходит в школу, а после нее навещает лежачих друзей. Один раз был у Тимура, который лежит с ножевым ранением в больнице, несколько раз у Леши со строгой мамой и почти каждый день — у Гагика. За те два часа, что мы были у Гагика, к нему не зарастала народная тропа. Он очень популярная личность «на районе». Кажется, все окрестные юноши и в особенности девушки считали своим долгом заглянуть к нему в гости со словами поддержки и сочувствия.

Впоминая тот день, ребята рассказывают, что уже в пиццерии стало понятно, что дело — дрянь. В переходе собралась огромная толпа зигующих "фанатов". «Ликующая зигот’а» - как пошутил один мой знакомый. Тем не менее, друзья решили дойти до метро через улицу. Как только они вышли из кафе, их окружила толпа ультраправых. «Они как будто нас ждали», - говорит Гагик. "Фанаты" кричали «разные лозунги» и кружили вокруг ребят, пытаясь дотянуться до них ногами. Наконец один из них подбежал сзади и ударил Гагика по ногам. Гагик ринулся за ним, догнал, дал сдачи, но тут же понял, что таких, как обидчик, здесь тысячи. Целая площадь озлобленных, нетрезвых людей, жаждущих его крови. «Мы предлагали им сразиться один на один, но они набросились толпой. Я смотрел видео: нас там почему-то все время били ногами — никто не ударил кулаком».

Спрашиваю Гагика, были ли у него до этого случая проблемы с ультраправыми? «У меня нет, - отвечает с улыбкой Гагик, - у них со мной может быть да». Ребята смеются и я, кажется, понимаю, почему у Гагика квартира ломится от гостей.

Память — загадочная вещь. Гагик говорит, что с момента избиения ему ее словно стерли. Хочет вспомнить, но не может. Его били больше других, потому что, как он считает, у него «самое неславянское лицо». Саша возражает: толпу взбесило то, что Гагик до последнего пытался драться. Тимур занимался боксом, поэтому грамотно закрывал лицо от ударов. А Гагик — потомственный самбист. Его дядя в советские времена был чемпионом мира по самбо. В самбо не учат прятать лицо, поэтому на всех фото, сделанных во время избиения, отовсюду видны огромные, черные, во всех смыслах слова залитые кровью глаза Гагика, бессильно метающие молнии гнева в обезумевшую толпу.

Саша тоже плохо помнит избивавших. «Ты просто лежишь и пытаешься прикрыть от ударов голову. Как тут запомнишь лица?». Я спрашиваю его, не было ли у него мысли потихоньку удрать, ведь его — русого и светлоглазого — никто бы не тронул. «Ну да, - говорит Саша, — Мы с Лехой, наверное, могли бы уйти, но тогда нашим друзьям досталось бы в несколько раз больше ударов. А так хоть какую-то часть на себя оттянули»

Я спрашиваю про его отношение к нацизму. Саша говорит для большинства в общем очевидные вещи, но чувствуется, что для себя он их впервые формулирует. Жизнь, что называется, заставила. Про то, как можно кидать зигу, если наши предки гибли в войне с фашизмом, что он бы им руки за такое переломал, что нации все равны и Бог един, просто по-разному у всех называется. Все эти вещи в принципе не требуют пояснений, в любой здоровой семье они являются чем-то безусловным по умолчанию. Лично для меня показателем нездоровья является употребление слова «чурка». Когда слышишь это слово от подростка, становится понятно, что так выражаются в его семье взрослые. Точно также очевидно, что этого слова нет в лексиконе родителей Саши и Леши. В этом смысле идея Собянина вызвать родителей задержанных «фанатов» на воспитательную беседу кажется вполне адекватной. Я бы вообще создал группы взаимопомощи, вроде анонимных алкоголиков, куда обязал бы ходить родителей вместе с детьми-неонацистами. Если после подобных занятий люди бросают пить и колоться, то почему тоже самое не может произойти с ультраправыми взглядами?

«Мне тоже все равно, какая вера или нация, - говорит Гагик, - У меня здесь, например, помимо русских, много друзей-азербайджанцев есть, хотя у нас, армян, с ними война была. А тут среди них у меня есть очень близкие друзья, на которых я всегда могу положиться, как Тимур, например. Он мне теперь не друг даже, а брат, жизнь спас, можно сказать…» «Гагика больше других били, - продолжает Саша, - Ну и пырнуть вроде его хотели, а Тимур телом прикрыл, когда мы Гагика пытались оттащить».

Ребята очень благодарят омоновцев: если бы не они, толпа бы наверное их линчевала. Саша даже ездил к омоновцам в часть — от имени всех лично сказать «спасибо». «Дружба у нас только крепче стала, - говорит Гагик, посверкивая заплывшими от синяков глазами, - Хотя она и до этого была очень крепкая. Мы обменялись там кровью, успели, да, Саш? Теперь как кровные братья стали, близкие очень».

Мама Гагика Карина уже на выходе говорит нам:

- Помните, как в «Мимино» лезгинку танцевали: сначала грузин, потом наш Фрунзик, за ним — русская женщина, а за ними весь ресторан. Почему сейчас говорят, что танцевать лезгинку — это плохо?

Я тоже все это время почему-то вспоминал «Мимино». Жаль, что сейчас нет нового Данелии — хороший фильм мог бы получиться. О проверенной в бою дружбе двух русских, двух армян, азербайджанца и грузина. В отравленном ненавистью информационном пространстве такая дружба выглядит чуть ли не героизмом, хотя ничего героического в ней вообще-то нет. Это — норма. За то время, что мы провели у Гагика, возле его кровати постоянно сменяли друг друга стайки друзей, одноклассников, соседей. В основном, титульной национальности. И я уверен, что вот эти люди и есть русский народ. Саша и Леша, не бросившие своих «нерусских» друзей. Шумная компания девчонок — подружек Гагика — завалившаяся в новогодних колпаках, чтобы развеселить избитого друга. Самбисты — товарищи Гагика по спорту — два славянских богатыря, сказавшие за весь вечер одну фразу: «Жаль, что нас с вами там не было». Родители одноклассников Гагика, обрывавшие телефон с предложениями о помощи. ОМОНовцы, честно выполнившие свой долг. Это и есть народ. А на Манежке в тот вечер собралось ущербное меньшинство, готовое обвинить в своих неудачах кого угодно, только не собственную лень и тупость. Они храбро шли стеной на шестерых несовершеннолетних подростков с зигой и «ягой» наперевес. Я почему-то особенно запомнил, как неистовствовал немолодой дядечка в сером пальто. Он изо всех сил пытался ткнуть школьникам в лицо своей правой рукой, зажав в левой целлофановый пакет из «Пятерочки». С пельменями и кефиром он, видимо, даже ради ультраправого дела  расстаться был не готов. Вот кто настоящий позор нации. И называть «русским бунтом» это сборище злобных неудачников могут только законченные русофобы. В конце концов, мы действительно победили фашизм. И если надо победим еще раз. Я так думаю!