— Пиз…дец, бл…дь! Сука! Тварь! Где административки? Где, бл…дь, административки?! — орет один из участвовавших в перепалке приставов, врываясь с коллегами в свой кабинет.
— Да чего ты бесишься так? — пытается успокоить его женщина-пристав.
— Сука, бл…дь! Бесит! Давайте уголовку на нее оформим? На пять лет засадим тварь! Бесит! — пристав все никак не успокоится.
— Так, давайте оформим на нее административку. Своим ором она мешает работе суда. Вот и все, — говорит самый спокойный из них.
Они садятся судорожно заполнять протокол, вскакивают, несут его в экспедицию, где снова начинают орать и угрожать женщине, потом возвращаются в кабинет дописывать бумажки.
2 октября 2011 года, за месяц перед открытием Большого театра после многолетней реконструкции, Бабалова отправилась посмотреть генеральный прогон гала-концерта, посвященного открытию. Она написала пресс-секретарю театра имейл о том, нет ли билетов или пригласительных, но Новикова ответила ей: «Мария, для вас у меня билетов нет». Срывающимся голосом Бабалова рассказывает, что тогда она купила билет в театре и прошла на свое место. Но перед началом концерта Новикова сделала объявление по громкой связи: действо не начнется, пока Бабалова не покинет зал, потому что это закрытое для журналистов мероприятие. Бабалова никуда не ушла: у нее был билет, и она пришла на спектакль не как журналист.
— В нарушение, прошу заметить, всех театральных традиций и этикета: меня ввели в зал не после номера и не во время перерыва между номерами, а прямо во время номера, что вообще немыслимо, — рассказывает Бабалова судье. Судья весь рассказ слушает с соболезнующим видом и иногда — словно одергивает сама себя — начинает смотреть по сторонам, но недолго.
Бабалова также рассказала суду, что в зале видела несколько телевизионных камер и своих знакомых коллег, и это подтверждает, что мероприятие не было закрытым ни для журналистов, ни для рядовых граждан, купивших билет: «Если у вас закрытое мероприятие, то вы не печатаете билетную книжку, это же очевидно». В связи с этим Бабалова требует от театра 2 миллиона рублей компенсации и официальные извинения — за ущерб деловой репутации и физический урон.
— Уважаемый суд, можно вопрос? — спрашивает тихим голосом амбал. Судья кивает, амбал поворачивается к Бабаловой. — Вы меня узнаете?
— Нет.
— Я был тем самым человеком, который поговорил с вами, которому вы впервые показали билет, и потом вас снова пустили в зал. Не узнаете?
— Нет. Я не помню, с кем тогда говорила, вы все так похожи — у вас одинаковые стрижки и форма одинаковая.
— Я был в таком же костюме, не в форме.
— Для меня это форма.
Позиции ЧОП и театра различаются, чего, кажется, стороны не совсем понимают. Представители театра настаивают на том, что мероприятие было закрытое для журналистов, но никак не комментируют слова Бабаловой о том, что она видела там других журналистов. ЧОП же утверждает, что Бабалова отказалась в зале показать билет, а уже потом, когда стало понятно, что билет у нее есть, ее впустили обратно как всякого законопослушного зрителя.
Но, чтобы разобраться в этом, суду надо допросить всех свидетелей, поэтому через 20 минут судья прекращает слушание:
— Я пойду вам навстречу, но это в последний раз. Если гражданка Новикова опять не явится в суд, это будет расценено как злоупотребление судом. Все понятно?
Все послушно кивают.
За это время у экспедиции собрались любопытствующие секретари и помощники судей. Они злорадно потирают руки, когда мимо них с криком «Сейчас мы ей вручим повестку, сейчас мы ей покажем, сейчас-сейчас» пробегают приставы. Они все еще не знают, что женщина так же ловко, как и пришла, вышла незамеченной из здания суда и, улыбаясь, как ни в чем не бывало ушла.
— Ушла! — говорит полицейский.
— Как ушла? Куда ушла?!
Приставы врываются в экспедицию, а потом выбегают оттуда с победным выражением лица.
— Артем! — кричит один из них. — Артем! Мы ее вычислили! Мы знаем, где она живет!