Выстрел

Фотография: Сергей Михеев/«Коммерсант»

Я познакомилась с Магомедом Евлоевым год назад, в конце августа 2007-го. Тогда против него было возбуждено уголовное дело «по факту разжигания межнациональной розни» между осетинами и ингушами, и Евлоев не сразу согласился на встречу. Он спросил, откуда я знаю номер его мобильного. Затем: «Почему вам это вообще интересно?» И наконец: «Приезжайте ко мне в Кунцево».

Он назначил встречу на 9 утра в ресторане, который был закрыт, — его откры­ли специально по просьбе Евлоева, которого тут, видимо, неплохо знали. Это был невысокий, крепкого сложения человек. Отвечал спокойно и односложно. Только к середине ­бе­седы, видимо, поняв, что я действительно журналист, разговорился. Мы просидели в ресторане около часа. За это время я успела узнать, что ­Евлоев — профессиональный адвокат, что у него своя юридическая компания и что он ненавидит нынешнюю ингушскую власть. Евлоев говорил, что президент Ингушетии Мурат Зязиков привел республику в упадок, поставив президентские амбиции выше интересов ­ингушского народа.

«В Ингушетии страшная безработица, бедность, молодежь уходит в лес — а Зязиков докладывает Путину, что все строится и приводится в порядок, — горячо говорил он. — Но люди-то все видят! А Кремль это устраивает. Кремлю нужна напряженность в республике, оправдывающая присутствие многотысячной войсковой группировки. А расквартированные в таком количестве войска — это финансовые интересы определенных должностных лиц».

Евлоев считал, что главная проблема ­Зязикова в том, что он не сумел защитить Ингушетию от засилья российских войск: если Кадырова в Чечне терпят потому, что он избавил республику от военного беспредела, то Зязикову все равно, что ингушей среди бела дня расстреливают неизвестные в камуфляже.

«Молодежь, которая радикальнее ­ста­риков, уходит в бандформирования — их не устраивает такая жизнь», — подвел он итог, добавив, что его сайт — своего рода отдушина для тех, кто ищет справедливости. Пусть лучше сидят на сайте, чем берут в руки автомат. Он считал, что сайт приносит государству не вред, а поль­зу, — ведь только так государство может узнать, о чем думают в Ингушетии.

Все время, пока мы разговаривали, он курил. Мне казалось — нервничал. Он уже знал все детали возбужденного против него уголовного дела, касавшегося опубликованной на сайте в 2005 году статьи националистического толка. Дело возбудили в 2007-м — сразу после того как в Администрацию Президента, ФСБ ­России и Генпрокуратуру поступило обращение ингушских властей с просьбой закрыть оппозиционный ресурс. Евлоев связывал атаку с началом кампании по выборам в Госдуму, считая, что сайт — единственное, что может помешать властям сфальсифицировать выборы. Когда явка на думские выборы в Ингушетии составила 98%, Евлоев начал сбор подписей тех, кто не голосовал. Он также пообещал подать на власти Ингушетии в Европейский суд и отсудить компенсации. Это сработало, и акция «Я не голосовал» начала набирать обороты. К тому времени уголовное дело уже было закрыто, но против Евлоева было пущено другое оружие — типично кавказское.

Из многочисленной и влиятельной фамилии Евлоевых были отобраны чиновники, которые отправились к отцу Магомеда с требованием «образумить сына». Они сетовали, что потеряют работу, а сам Магомед окажется в могиле. Это подействовало: отец стал просить сына закрыть сайт. Тогда я встретилась с Евлоевым снова. Оказалось, что закрывать «Ингушетия.ru» он не собирается — просто на время прикрыл форум, чтобы успокоить отца. Казалось, вся эта борьба его только раззадорила. За неделю до парламентских выборов в России оппозиция провела в Назрани митинг, посвященный жертвам многочисленных похищений. К тому времени исчезновения молодых мужчин в республике стали обыденностью, и Евлоев убеждал родственников пропавших в необходимости акции протеста. Евлоеву и его соратнику Макшарипу Аушеву угрожали по телефону, ингушское телевидение предупреждало, что участники будут преследоваться правоохранительными органами, власти стянули в центр Назрани ОМОН и бронетехнику. Тем не менее на акцию протеста вышло человек 500. Их разогнали дубинками. Всю неделю после этого, по словам Евлоева, у домов его родственников дежурили машины с оперативниками. Наверное, уже тогда его ждала смерть, но он сумел ее избежать или, как оказалось, всего лишь отодвинуть.

— Зачем вам все это нужно? — спросила я тогда. — Может, надо закрыть сайт?

— Я не могу сдаться, — ответил Евло­ев. — Я подставлю людей, которые мне ­верят. Если все сдадутся, Ингушетия ­пропадет.

Возможно, он лукавил. Возможно, понимал, что уйди он в тень, ингушская оппозиция рассыпется как карточный домик.

Через несколько дней после этого разговора прокуратура Ингушетии объявила ­Евлоева в розыск за организацию митинга. Я попыталась с ним связаться, но телефон отвечал по-арабски. Говорили, что он сбежал от следствия в Эмираты. Я написала письмо — он ответил на следующий день: «У меня все в порядке, я улетал на два дня, сейчас я в Москве и никуда бежать не собираюсь». Но после этого стал еще осторожнее и встречи заменил телефонными разговорами.

Обвинение в организации ­несанкцио­нированного митинга с него сняли. Одна­ко уже в июне 2008-го суд постановил закрыть сайт «Ингушетия.ru». К этому времени главный редактор сайта попросила политического убежища во Франции, а сам Евлоев выехал в Чехию. Он изредка прилетал в Ингушетию, и его трудно было выследить — по Ингушетии он передвигался на разных машинах в сопровождении вооруженных родственников. 31 августа ему просто не повезло. Евлоев оказался в одном салоне бизнес-класса с президентом. Видимо, он подозревал, что это может плохо кончиться, и отправил СМС своему другу Магомеду Хазбиеву: «Со мной летит Зязиков».

Президента у трапа встретил правительственный кортеж, а Евлоева, по свидетельству Хазбиева, — министр внутренних дел Ингушетии Муса Медов. Оппозиционера вывели из самолета, посадили в уазик, и милицейский кортеж выехал из аэропорта по служебной дороге. Друзья и родственники, заблокировавшие основной выезд, бросились вслед. «Оказалось, что кортеж сразу разделился на две части, — рассказывал потом Магомед Хазбиев. — Нагнав три машины, родственники Магомеда вытащили из них милиционеров, избили, разоружили, ­за­брали их удостоверения, но оказалось, что Магомеда там нет». Пока родные Евлоева пытались отбить его у милиции, самого Магомеда с простреленной головой выбросили у стен назранской больницы. Пуля насквозь прошила голову. Он умер на операционном столе через два часа.

МВД Ингушетии объяснило смерть «случайностью» — мол, Евлоев пытался завладеть автоматом одного из милиционеров и за это получил случайный выстрел в голову. Чуть позже появилась новая вер­сия: «Во время движения автомашины, в которой находились Евлоев и сотрудники милиции, произошел непроизвольный выстрел из пистолета одного из милиционеров».

Уже после смерти выяснилось, что следователи собирались «провести принудительный допрос в рамках расследования уголовного дела по факту взрыва у дома начальника контрольного управления администрации президента». По данным МВД, Евлоеву направляли несколько повесток, но он на допрос не явился.

Магомед Евлоев был неоднозначной фигурой. Его упрекали в том, что он отстаивает интересы известного бизнес­мена ­Гуцериева, выдавленного властями за границу, а также в том, что он пытается дестабилизировать обстановку в республике, чтобы вместо Зязикова вернулся бывший президент Ингушетии, до сих пор чрезвычайно популярный Руслан ­Аушев. Возможно, за Евлоевым действительно кто-то стоял. Возможно, он не стал бы героем, оставшись в живых.

Евлоев не был широко известной фигурой. Но его сделали героем те, кто предпочитает убийство закону. Когда безоружного человека без суда и следствия милиционеры убивают контрольным выстрелом в голову и выбрасывают у стен больницы — это разрушает веру обывателя в свою защищенность. А заодно — тщательно выстраиваемый властями имидж страны, где есть закон, власть и милосердие. Страны, которая бросается на помощь несчастным жертвам войны в Южной Осетии и показывает всему миру пример благородства и самоотверженности. В Ингушетии, где уже не первый год отстреливают милиционеров и чиновников, появление такого героя чревато серьезными последствиями.

В день похорон Магомеда Евлоева его соратники объявили кровную месть главе МВД Ингушетии и призвали всех ингушских оппозиционеров вернуться в республику для борьбы с режимом. Если радикально настроенная ингушская молодежь, которой в связи с убийством стало значительно больше, направит свое оружие не только против власти, но, главное, и против кланов, к которым принадлежат министр Медов и его соратники, это может перерасти в гражданскую войну. А в том, что убийство одного человека способно привес­ти к большой войне, сомневаться не приходится — история знает немало таких примеров.