Высокогорные мантры

У моего свекра есть старинный приятель лет семидесяти, Саша Берман, который живет в Гамбурге и преподает там хождение по канату. На Новый год он приезжал в Москву, рассказал, как путешествовал летом по Непалу, и звал всех друзей присоединяться к нему и на этот год. Я, конечно, много где не была, но съездить с хорошей компанией в Непал, где, кроме того что красиво, интересно и вообще еще и «крыша мира», и родина Будды, и живая богиня, и страсти вокруг королевского трона, – все это было очень заманчиво, и я решилась. Разве можно упускать возможность побывать на родине Будды?

В назначенный день мы встретились в Катманду в гостинице «Гауришанкар» (одно название чего стоит). Четверо туристов из Гамбурга, двое из Парижа, одна из Бостона и мы с подругой Аней – из Москвы. Не было ни одного человека, который вызывал бы негативные эмоции, подобрались сплошь друзья друзей. Например, ездила с нами потрясающая тетка Катрин, преподавательница Сорбонны на пенсии, которая по полгода живет то у себя дома в Париже, то в Питере – русский язык учит. Она со своей астмой решила, что ей это тоже надо, потому что Сашка ей все втирал, что в горах идет омоложение, и если обычное голодание вызывает подъем жизненных сил, то кислородное голодание вообще приводит чуть ли не к перерождению.

Познакомившись, на следующее утро вместе полетели внутренним авиарейсом в Луклу – место, откуда начинается большинство непальских горных восхождений-треков в Гималаи. Все рейсы в Луклу – утренние. Я так поняла, что только с утра бывает достаточно ясно для посадки в горах на маленьком аэродроме, где для приземления самолет поднимается, а не опускается. В Лукле мы наняли шерпов, разделились по интересам и определились, кто каким маршрутом идет. Я больше всего хотела дойти до Тенгбоче – самого высокогорного буддийского монастыря в Непале – и прожить рядом с ним несколько дней, ходить на службы, а в остальное время гулять по окрестностям, покоряя окрестные вершины.

До монастыря, который находится на высоте около четырех тысяч метров (а Лукла – две пятьсот), мы шли три дня. Там наш вдохновитель Саша Берман организовал обучение хождению по канату. Мы обвязали деревья туристскими ковриками, чтобы не повредить, и натянули в полуметре от земли стальной трос, который Саша привез из Германии. Такое у человека хобби: фотографы возят с собой свою аппаратуру, он – свою. Согласно теории канатохождения, человек тем успешнее управляет своим телом, чем более уравновешен внутренне, и наоборот. Наши занятия проходили рядом с крутым обрывом под доносящиеся из монастыря мантры. Уравновешивая духовное и телесное, мы вместо балансира брали в руки по камню и смело шагали на слегка провисающий трос. Через некоторое время к нам стали подходить шерпы: полчаса смотрели, а потом, спросив разрешения, присоединились к группе обучаемых. Поначалу у них ничего не получалось, но учились они гораздо быстрее нас, ведь они с детства учатся балансировать, прыгая с камня на камень по горным тропам.

Пока мы стояли около Тенгбоче, я каждое утро ходила на службы в монастырь. Садишься в молитвенном зале и минут через десять начинаешь растворяться в этих гудящих голосах, монотонно читающих мантры и священные тексты. Возникает ощущение участия и вместе с тем чувство, что сейчас и здесь тебя нет. Правда, холод быстро возвращает на землю – в монастыре жуткий дубак, а горячий чай разносят только монахам.

По основной тропе, ведущей к базовому лагерю можно идти, не боясь потеряться, заблудиться или отстать. Если устанешь и будешь идти очень медленно, просто окажешься в назначенном месте позднее, вот и все. Главное – найти свой ритм и получать удовольствие от подъема по тропе, наслаждаясь горным воздухом, купанием в речках и видами на легендарные восьмитысячники, названия которых я так и не смогла запомнить.

Атмосфера на тропе – как в праздничный день на центральной улице большой деревни. Идешь и со всеми здороваешься. Хай, хелло, намасте – по-непальски. Через несколько дней я для разнообразия стала говорить всем «привет». Когда одних и тех же людей видишь второй-третий раз, возникает ощущение, что встречаешься со старыми друзьями. Потеряться в этом международном лагере невозможно. Тут и европейцы, американцы, русские, японцы, корейцы, иранцы.

По вечерам все расквартировываются в маленьких придорожных гостиницах-лоджиях и рассаживаются на первом этаже в просторных столовках с непременной буржуйкой посреди зала. В ожидании ужина все оживленно общаются; что-то советуют друг другу, рассказывают о своих приключениях, делятся планами. Что касается еды, то в туристических местах в любом заведении помимо местных пельменей момо, жареных овощей и наваристых супов есть международные блюда типа яичницы, мюсли, йогуртов и яблочных пирогов. Нас очень забавлял «русский салат», мы пробовали его в разных местах, и везде он был разный, неизменными ингредиентами оставались картошка, яйца и почему-то апельсины.

После ужина – здоровый крепкий сон. Правда, в «номерах» холодно и часто нет света, но к этому быстро привыкаешь. Зато утром просыпаешься и, едва приоткрыв глаза, видишь горные вершины. Тут же возвращается ощущение того, что жизнь прекрасна, и ты сразу же забываешь и о холоде, и об отсутствии электричества.

Дивной красоты картины на каждом шагу. Выходишь во двор, а там стоит белоснежная душевая будка, красивое-красивое ярко-голубое ведро, голубая лестница, голубое небо. На стене синими буквами написано «HOT SHOWER». И все это на фоне Эвереста.

Вообще ритм жизни там совершенно иной, поначалу просто диву даешься, насколько люди расслаблены и спокойны. Например, в нескольких местах я видела следующую картину: сидит человек и кормит курочку. Но не так, как у нас: насыпал зерен и пошел заниматься своими делами. У них это напоминает то, как я, бывает, сижу на даче со своей кошкой, разглядываю, какая она красивая, как волосинки у нее на солнце играют. Непалец кладет курочке зернышко, она склевывает, он кладет ей следующее, любуется ею, гладит, и вот так у них неспешно идет общение. Там люди часами могут такими вещами заниматься. Сначала это вызывает удивление, а через недельку понимаешь, что и сам уже стал почти таким же.

Суматошная жизнь, кстати, начинается еще в Катманду. Город ошеломляет в первые два дня, рот не закрывается: древние храмы с изваяниями демонов – и тут же сплошным потоком велорикши, пешеходы, мотоциклы и автомобили самых разных лет выпуска. Местами страшная грязь, дома разваливаются, а люди все равно улыбаются. На одной улице видишь перед храмом религиозный обряд с принесением животных в жертву, а за углом – митинг на площади под красными флагами с серпами-молотами. Чудовищно выглядит место, где буквально на расстоянии тридцати метров друг от друга одновременно происходит сжигание покойников и празднование свадеб. Бракосочетание в погребальном дыму – это, конечно, своеобразно.

Всюду тебя домогаются продавцы сувениров, каждый второй впаривает чайник, из которого пил далай-лама, притом что эти чайники за углом клепают. Я вместо этого купила кофту из ячьей шерсти, а подруге Умке – непальский народный струнный инструмент: резонатор из куска бамбука, гриф – две палки, одна струна. Звук получается как у электрогитары, продавец в магазине нам целый рок-концерт сыграл. Еще я там барабаны купила симпатичные и поющую бронзовую чашу – это теперь любимая моя игрушка. После моего отлета в Москву Саша Берман остался в Непале еще месяц. Говорит, что, когда провел три недели на высоте 5 000 м, шерпа своего отпустил и стал скакать по горам со своим рюкзаком, как молодой джигит. На обратном пути научил монахов Тенгбоче ходить по тросу, говорит, они там, наверное, до сих пор ходят по нему ежедневно. Поскольку времени на овладение искусством хождения по канату у меня в Непале было немного, мастерство я собираюсь оттачивать уже здесь. Во дворе на даче уже присмотрела уголочек, где натяну трос, летом приступлю к тренировкам, что позволит соседям сделать окончательные выводы о моем психическом состоянии.