Выход в люди

Иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures

Эту историю рассказывают и про Д.-П.Моргана, и про Дэвида Рокфеллера, но, скорее всего, ее героем был Джозеф Кеннеди, отец до сих пор чтимого в Штатах президента. Незадолго до фондового краха 1929 года Кеннеди-старший продал почти все принадлежавшие ему акции. Почему? А просто услышал, как чистильщик ботинок дает клиенту советы, в какие акции вкладываться. Тут уж ему стало ясно, что умному человеку на рынке делать нечего.

Посмотрев, кто занимал очередь за акциями Внешторгбанка в ходе недавнего «народного IPO» — первичного предложения акций инвесторам не на бирже, а в розничной сети, — я решил бумаги эти не покупать. Сноб, скажете вы. Ситуация была уникальной для частных инвесторов: ВТБ пообещал удовлетворить все их заявки, давая почти стопроцентный шанс что-то купить. У юридических лиц такого шанса не было, и их заявки были выполнены всего на 5-20% — спрос в шесть с половиной раз превышал предложение.

Я действительно упустил верную возможность заработать на явлении, известном как first day pop — подскок первого дня. Сразу после IPO, неважно, «народного» или нет, курс акций новой биржевой «фишки» норовит подпрыгнуть. Это связано с тем, что, страхуясь от провалов, андеррайтеры (те, кто проводит первичное размещение) не назначают на акции максимально возможную цену. Иногда подскок больше похож на струю гейзера — например, в 1999 году акции американской компании VA Linux Systems рванули в первый день торгов на 700%, что не помешало им потом рухнуть вместе с другими бумагами технологического сектора. Зато кто-то сумел неплохо заработать за тот веселый денек — если зафиксировал прибыль.

Но меня не очень интересуют такие возможности. Активно играть на бирже мне некогда, а это занятие требует самоотдачи. Я бы и хотел иной раз красиво спекульнуть — да останавливаю себя: знай свое место, долгосрочный инвестор. Вот и ВТБ я не купил не столько из снобизма, сколько из нежелания садиться в чужие сани. Меня откровенно пугает сумма инвестиций 133 000 частных лиц в бумаги ВТБ — $1,6 млрд. Она в восемь раз больше стоимости чистых активов всех существующих в России индексных ПИФов. Народ пренебрег диверсификацией — возможностью «купить рынок» через индексные фонды — и в очередной раз решил сыграть в лотерею.

Лотерея далеко не беспроигрышная. Об этом хорошо знают арабы, особенно жители Эмиратов. В 2004-2006 годах там прошли феерические «народные IPO», в каждом из которых участвовали сотни тысяч людей — иногда и до четверти взрослого населения страны. Спрос на бумаги нефтяной Aabar Petroleum Investments в 2005 году превысил предложение в 800 раз. Куда там Внешторгбанку со своими шестью с половиной. Надежды арабов, целые дни проводивших на бирже, рухнули в апреле прошлого года. Эмиратский индекс упал на треть и с тех пор не вернулся к пиковым значениям. Aabar торгуется дешевле, чем при выходе на биржу.

Мы, понятное дело, не арабы. У нас нет такого количества иммигрантов, чтобы четверть сограждан могла вместо работы заняться биржевыми спекуляциями. Но ведь и в России в последние два года была уже парочка «народных размещений». Одно — Роснефти — оказалось для инвесторов не слишком удачным. С 17 июля прошлого года по 14 мая этого нефтяная госкомпания подорожала на 9,6%, а индекс РТС прибавил 26,8%. Покупатели Роснефти — 115 000 человек, вытащившие из-под матрасов $750 млн, — заработали как минимум вдвое меньше, чем гораздо менее многочисленные сограждане, вложившиеся в индексные ПИФы. Эта разница — цена неустойчивости к рекламному воздействию, а также веры в государство, которое часть сограждан почему-то считает достаточно успешным холдингом, чтобы вкладываться в его дочерние компании.

Те, кто в этом году покупал дополнительную эмиссию Сбербанка, выступили получше. С момента размещения Сбербанк прибавил 3,5%, а индекс РТС потерял 4,3%. Кроме того, он со свойственным ему организаторским талантом так обставил размещение, что продал акции новым инвесторам несколько ниже рыночной цены. Но радость от всего этого испытали лишь сравнительно обеспеченные инвесторы — одну акцию за 89 000 р. всем прочим покупать было страшновато. Да и прошло пока слишком немного времени — Сбербанк размещался в феврале.

Но ладно — будем считать, что счет в матче между инвесторами индексных фондов и участниками «народных IPO» до сих пор был равным — 1:1. ВТБ свое размещение организовал получше, чем Роснефть и Сбербанк, не пожалел денег на рекламу, позаботился об удобстве покупателей. Да и на банковском рынке ВТБ уважают не только за государственность и размер. Что же, будет 1:2? Не факт.

В 2004 году «народное IPO» провел государственный PKO Bank Polski, в клиентах у которого была почти четверть населения Польши. В первый день торгов, 10 ноября того года, акции подскочили на 19,5%. То есть заработать на подскоке снова удалось. Но с тех пор акции банка росли если и быстрее рынка, то ненамного. Польский фондовый индекс с ноября 2004-го почти удвоился, акции PKO подорожали на 108%. За два с половиной года и при таких темпах роста эта разница не столь уж существенна. По крайней мере у меня нет четкого ответа на вопрос, имело ли смысл полякам давиться в очереди за бумагами PKO, а именно так они и делали осенью 2004-го, или стоило без всякой давки купить паи индексного фонда.

Уоррен Баффетт, не прислушиваться к которому себе дороже, утверждал: «Широкая диверсификация нужна лишь тому, кто не знает, что делает». Но ему легко говорить. А кто из ломившихся в двери отделений ВТБ за его акциями уверен, что во всем разобрался? Кто из этих людей может четко объяснить, почему Внешторгбанк больше похож на PKO Bank Polski, чем на Роснефть?

Я не могу. Вот и не купил.