«Вставай с кровати, поедешь с нами»

Татьяна Гутрова, 32 года, работает в компании ЛУКОЙЛ, сейчас находится в декретном отпуске

Оперативники из Кущевской

13 июля 2010 года, ночью, в мой дом в станице Канеловской ворвались сотрудники милиции. Меня разбудили незнакомые мужчины с оружием в руках, одетые в гражданское. Я, естественно, спала без одежды, но мне крикнули: «Вставай с кровати, поедешь с нами». Один мужчина выкидывал вещи из шифоньера, второй стоял у двери с пистолетом, а третий рывком меня поднял. Я потом узнала, что зовут его Алексей Молочный и он — сотрудник Кущевского РУБОПа. Я попросила оперативников выйти из комнаты и дать мне возможность одеться, а они расхохотались: «Одевайся при нас, чего мы, голых баб не видели?»

После этого я пошла в комнату, где сидела плачущая мама, Дося Николаевна; сейчас ее уже нет в живых — она погибла от взрыва бытового газа. Там был обыск, и несколько человек переворачивали все вверх дном. Мама умоляла не трогать меня, поскольку я только-только выписалась из больницы после операции по онкологии.

В маминой спальне рылись в вещах, и я закричала: «Уходите отсюда!» В ту же минуту мужчина, который представился Фитисовым Юрием Николаевичем, начальником Кущевского уголовного розыска, велел надеть на меня наручники и пообещал, что я поеду на зону лет на шесть.

Два сотрудника, Сергей Кутовой и Алексей Молочный, стали надевать на меня наручники, а когда я стала сопротивляться, Молочный избил меня рукояткой пистолета: он так сильно бил меня по спине, что у меня потом начался отек легкого.

Меня вывели во двор, и я увидела своего мужа, Дмитрия, который лежал на земле ничком. Он крикнул: «Таня! Вызывай милицию!» Я собралась звонить в наше отделение милиции в Староминском районе, но Фитисов одним ударом выбил у меня телефон из рук.

Тут на крыльцо вышла моя дочь, Оля. Ей тогда было полтора года, и меня поразило, что она была абсолютно мокрая и все время плакала. Мама сказала, что Алексей Молочный выстрелил в ее сторону, пуля пролетела совсем рядом, и от страха девочка обмочилась.

Тот же Молочный бил Диму по ребрам ногами, а потом заломал ему руки и увел со двора в неизвестном направлении — ему не дали даже брюки надеть, так и увели в одних трусах.

А Фитисов спросил меня: «Чей «мерседес-бенц» стоит во дворе?» Он сказал, что похожую машину видели в 2008-м в станице Кущевской, что в 40 километрах от нас, — дескать, на этой машине вывезли  награбленный товар, который похитили у  местных челноков. То, что свою машину я купила в 2010 году и все документы на нее были в порядке, никого не волновало.

В общей сложности наш дом обыскивали 15 оперативников. Один из них, Айван Майгур, обыскал мою машину. Затем мне велели расписаться на чистом листе бумаги. Я спросила зачем, а мне ответили, что позже, в Кущевском РОВД, объяснят.

Допрос в РОВД

Я села за руль своей машины, Майгур и Фитисов сели вместе со мной. Диму везли в другой машине. В отделе мне постоянно говорили о каких-то разбойных нападениях на автобусы челноков — якобы камеры видеонаблюдения мою машину зафиксировали. А я им пыталась объяснять, что машину в мае купила, и просила показать мне видеозаписи с тех камер.

Потом меня завели в кабинет, там было пять человек. Алексей Молочный закрыл дверь на ключ, и я сразу поняла, что со мной будут что-то нехорошее делать. Страх был неимоверный. Я села на стул, но Молочный дернул меня за руку и крикнул: «Ложись на диван, будем поближе знакомиться». Мне стало плохо, но я нашла в себе силы сказать: «Даже если сдохну, не лягу». А он сказал: «Посмотришь, какая у тебя в лагерях будет жизнь, когда там узнают, что тебя менты е...ли». И начал меня бить по лицу с такой силой, что у меня изо рта пена пошла.

Потом я потеряла сознание и пришла в себя во дворе РОВД, под елками. Надо мной стоял Фитисов. Он схватил меня за волосы, наклонился и прошипел: «Если хоть слово пикнешь, мы всю твою семью уберем». И тут я увидела, как из отделения вышел Дима. Он подбежал ко мне: «Таня, Таня! Что вы с ней сделали? Вызовите скорую!» Но ему крикнули: «Забирай свою суку, и валите отсюда!»

Я была в таком ужасном состоянии, за руль сесть не могла. Фитисов отхлестал меня по щекам, чтобы привести в чувство, и вручил нам повестки — явиться в РОВД на следующее утро. И тогда я пообещала ему, что вместо этого пойду в прокуратуру и напишу на них на всех заявление. Он пригрозил: «Только попробуй. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому».

В девять утра я уже была в Староминской прокуратуре, узнала, как составлять заявление. Нашла адвоката, Валерия Галакши, и поехала вместе с ним в Кущевскую. Правда, этот адвокат недолго моим делом занимался — его кущевские так сильно запугали, что он даже аванс мне вернул. Но он съездил со мной на допрос к следователю по фамилии Гнедаш. Там мне пообещали, что  «найдут, за что посадить».

Допрашивали меня четыре дня подряд. Мы с Димой еле-еле успели на третий день побои снять, поскольку в Кущевском РОВД мы проводили все свое время, с утра до вечера.

Никаких бумаг мне подписывать не давали: говорили, что допрашивают в качестве свидетеля непонятно по какому делу, в детали не вдавались. Вопросы задавали самые несущественные: когда машину купила, у кого.

Попытка примирения

После третьего дня допросов, Галакши познакомил нас с Димой с бывшим сотрудником Староминской прокуратуры. Мы встретились в кафе, и он посоветовал ни в коем случае не писать заявление на сотрудников отдела в Кущевскую и даже в Староминскую прокуратуру, а обращаться повыше — в Ейск.

Я поехала в СК Ейска и написала заявление по факту превышения служебных полномочий. Следователь  Константин Костилов начал проверку, но дело у него очень быстро забрали.

В конце июля к нашему дому подъехал серебристый «фольксваген». Выходят из машины крепкие ребята. «Вы кто?» — спрашиваю. «Допустим, сотрудники. Приехали прощения простить». В качестве примирения предложили полмиллиона рублей. Тогда я задрала футболку и показала им свою спину, от синяков синюю, и велела убираться со двора.

В другой раз, когда меня дома не было, пришел какой-то Сергей, привез чемодан денег. Сказал, что его фуру с грузом задержали милиционеры из Кущевки и велели ехать ко мне, деньги предлагать. А когда я от его денег отказалась, он просил меня «наказать этих ментов как следует — за то, что они совершили». И ушел.

А через четыре дня приехал начальник криминальной милиции из Кущевки, Семенихин. И сказал, что если мы по-хорошему вопрос не решим, то мне будет очень и очень плохо. Машина у него была без номеров, и в ней сидели еще какие-то люди — оказалось, Фитисов и Майгур. Семенихин так презрительно обводил мой дом и двор глазами: «Я смотрю, у вас машина без гаража и видеонаблюдения нет. Мало ли что может случиться, да и дом у вас на отшибе». Он мне пять миллионов предлагал. Говорил, что, если не возьму, будет хуже. Я отказалась.

Визит «цапков»

15 августа ко мне в дом пришли «цапки» — Черных, Запорожец, Цапок, Беспредел и еще двое. Потом выяснилось, что Семенихин просил их «разобраться со мной как следует, а в доказательство привезти мой палец или руку, а дом — сжечь». Дома были мама и Оля, а я уехала Краснодар.

Мама потом рассказывала, как ее обмотали скотчем, руки и ноги привязали к стулу, били прикладами автоматов. От шума проснулась Оля, которая увидела, что бабушку бьют, и зарыдала. Тогда Беспредел поднял ее вместе с простынею с кровати и стал укачивать. «Цапки» изрезали матрас Олиной кровати, оторвали руки всем ее куклам. Черных взял с веранды шампур и проткнул маме левую руку. Окровавленный шампур он вытер о трусы спящей Оли. От боли мама потеряла сознание, а когда пришла в себя, ей сказали: «Пусть твоя дочь до 12 часов дня заберет заявление из прокуратуры».

Когда я привезла маму на медицинское освидетельствование, врачиха, приличная с виду дама, позвонила в Кущевское РОВД и сказала: «Тут Гутрова свою мамочку привезла, всю изрезанную. Мне давать им бумаги или не надо?» Из трубки мужской голос велел никаких документов не давать — слышно было.

О том, что маму пытали, я узнала от соседей, до которых она после отъезда «цапков» вместе с Олей успела дойти. Из Краснодара я вызвала скорую помощь и милицию. От показаний мама отказалась, только плакала и повторяла: «Таня, они сказали, что, если ты не заберешь заявление, нас всех изнасилуют и убьют».

И тогда я ей ответила: «Вот теперь я точно ничего не заберу и буду идти до конца».

Уголовное дело

Мне до сих пор непонятно, почему нашу семью сделали крайней. После того как нас год продержали под защитой, нас вернули в тот же дом, в ту же станицу.

Теперь мы с Димой проходим обвиняемыми в грабеже и мошенничестве. У меня четыре эпизода, у Димы — семь. 

Уголовное дело завели в 2011 году — в СК Краснодара. Допрашивал меня следователь Николаев. Я тогда была беременна второй дочерью, Каролиной, и Николаев мне сходу сказал: «Беременным много не дадут, бери на себя четыре эпизода. Ты же понимаешь, против кого ты пошла: ты же наших хороших друзей видела, даже заявление на них написала. Я тебе все напишу, расскажу, объясню, что на суде говорить». Допрашивал он меня по восемь часов в день и даже в туалет не отпускал.

От допросов я заболела, пошел разрыв матки по рубцу, мне пришлось лечь в больницу на сохранение. Николаев приезжал ко мне в больницу, я лежала под капельницами, и меня ненавидели все врачи — за то, что ко мне, гадине такой, из милиции все время ходят.  

Николаев врачам объяснял, что я — известная террористка, и такое ко мне было отношение презрительное, я до сих пор плачу.

Длилось это в общей сложности год. Несколько месяцев назад дело передали в суд. В нем нет ни протоколов допросов свидетелей моих неслыханных преступлений, ни очных ставок. Последнее слово я уже сказала. Совсем скоро объявят приговор.

Адвокату моему, Любови Глыденко, неоднократно угрожали: требовали, чтобы она от дела отошла, «а то у вас же тоже дети». Я ей предлагала от меня отказаться, но она сказала: «Таня, будем добиваться правды».

3 декабря 2012 года по запросу стороны обвинения Прикубанский районный суд Краснодарского края отправил дело Татьяны Гутровой на повторное рассмотрение.