Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева
«Представь, что ты — Бог, — сказал Юрий Лоза. — Ты бы смог взять Землю в руки?»
Шел третий час ночи. Поезд Москва-Петербург давно спал, лишь из соседнего купе доносились тосты: «За Панкратова-Черного!» Находился ли за стенкой сам актер, я не проверял; достаточно было того, кто ехал в купе со мной. Попутчик,сославшись на высшее геодезическое образование, только что популярно объяснил, как устроена планета Земля («Это сырое яйцо без скорлупы! Бильярдный шар, на две трети покрытый изморозью!»), и разговор перешел на метафизические темы. «Что такое человек? — спросил Юрий Лоза. — По сравнению с размерами Вселенной это просто микроб с ох…енными амбициями. Вы думаете, кто-то сверху следит, чего этому микробу хочется? Смешно. Как вообще объяснить, что существа с таким самосознанием появились именно на этой планете? Да что там — как объяснить хотя бы, что мы с вами оказались в одном купе?» Да, Юрий, я сам второй час об этом думаю.
В середине мая я посмотрел фильм Балабанова «Груз 200». Кто видел — не забудет: едва ли не самый зловещий эпизод, когда милиционер Журов везет свою пленницу, прикованную наручниками к мотоциклу, вдоль заводских труб и подъездных путей в кошмарную неизвестность — и становится до рези в печенках ясно, что надежды уже нет и, видимо, не было вообще никогда, — в этот момент за кадром звучит песня Лозы «Плот». После сеанса мы в компании деятелей культуры отправились в ресторан «Порто-Черво» обсуждать фильм для журнала «Афиша», вспоминали и песню «Плот». Вот мои же слова из расшифровки: «Это тоже часть тотального зла. Песня «Плот» — она абсолютно разрушительна». Все правда: после «Груза 200» «Плот» невозможно слушать без дрожи, знакомый с детства текст вдруг приобрел зловещий смысл, безобидная песня стала казаться чуть ли не репортажем из ада. Несколькими днями позже я обнаружил на сайте tattler.ru фоторепортаж с премьеры «Пиратов Карибского моря», которая проходила в тот же день и в том же кинотеатре, что и просмотр «Груза 200»: с фотографии застенчиво и строго смотрел Юрий Лоза, за его спиной красно-зеленым неоном горела надпись «Порто-Черво». И вот теперь, спустя три недели, в ноль часов двадцать минут («Лишь в дом проникнет полночь») автор песни «Плот» не спеша зашел в купе, спрятал под сидение гитарный кофр, переоделся в гавайские шорты, сел напротив и закрыл дверь.
Едва познакомившись,мы заговорили почему-то об апгрейде «Макинтоша» («Вам нужно установить виртуальный десктоп!» — убеждал меня Лоза). Потом побеседовали об оленеводстве в Корякии: года три назад покойный ныне солист группы Coil во время телефонного интервью просил моего коллегу М.Семеляка помочь раздобыть бивень мамонта, необходимый для каких-то магических целей; когда Лоза — как бы впроброс — рассказал, где достать бивень мамонта, я ничуть не удивился. Потом он изложил свой взгляд на древнюю китайскую историю и дал несколько ценнейших медицинских советов. «А вы почему Jameson пьете?» — спросил он. «Да это, — говорю, — такой недорогой дорожный вариант, обычно в дьюти-фри беру перед полетом, вот прикипел». «Нельзя так преступно относиться к своему здоровью, — отрезал Лоза. — Вам нужно сделать хорошую диагностику у хорошего врача, чтобы вам посоветовали, какой сорт виски вам подходит. Мне, например, можно только Macallan и Talisker». Я не знаю, отчего мы заговорили о медицине, и на лбу у меня, очевидно, не написана история двух серьезнейших попаданий в больницу за последние два года. Но ведь заговорили же. От предложения выпить, кстати, Лоза отказался, сославшись на Петров пост. Перед выходом из купе я случайно заглянул в его дорожную сумку: там лежали два учебника болгарского языка.
Наверное, если сосредоточиться на любом случайном встречном, на самом малозначащем казусе, можно вытащить ниточку, которая связывает этот сор с миллионом рифм и отголосков из прошлого и пока еще неочевидного будущего; как говорила в фильме «Три истории» Рената Литвинова: «Все закрючковано. Все имеет свои заделы и запросы». По дороге c Московского вокзала я вспомнил, что в середине 80-х, когда только появилась кассета с песнями «Девочка сегодня в баре», «Баба Люба» — перечислять их можно бесконечно, — так вот, в школе у нас почему-то считалось, что автора этих песен зовут Юрий Лазо — по аналогии со сгоревшим в паровозной топке героем гражданской. Так тема железной дороги оказалась тогда еще ненавязчиво зарифмована с фигурой Лозы. Я продолжал думать о Лозе весь день и всю следующую неделю; мне стало казаться, что вся моя жизнь была пронизана предвестиями встречи с ним. Я вспомнил, как однажды в забегаловке на «Павелецкой» мы с друзьями уговорили бармена поставить песню «Плот» в издевательской версии Псоя Короленко, чем довели до истерики отдыхавших инженерно-технических работников: те хором пели про «прежних ошибок груз» и рыдали на плече друг у друга. Я с ужасом обнаружил придуманный мною же заголовок для материала про молодых архитекторов — «Группа «Зодчие» (нужно ли напоминать, кто был солистом ансамбля). Один из героев того материала определил город как место встречи с незнакомцами; даже в этом теперь видится предсказание.
Мне также известно, каким будет конец света. И, кажется, я знаю, о чем на самом деле поется в песне «Плот». Согласно Лозе, земная кора слишком тонка — всего 50 км, а под ней тысячи километров раскаленной магмы. При малейшем гравитационном воздействии кора резко сдвинется, поднимется километровая волна и смоет все живое с лица земли. И вот в этот момент — «На-а-а маленьком плоту-у-у…».
