Профессор Александр Тепляшин. Фото: Варвара Лозенко
ОНИ РАБОТАЮТ
В ближайшем будущем об этом напишут остросюжетный роман, потом снимут фильм, который станет таким же хитом, как «Ночной дозор». Это будет фильм, который захотят посмотреть практически все, потому что речь в нем пойдет о бессмертии. Не о пушкинском «весь я не умру» — это безнадежно устарело, — а о буквальном, практическом воплощении вечной мечты.
Эксперимент продолжается уже несколько лет. В нем участвуют люди, привыкшие рисковать, а потом получать с этого дивиденды. Люди, у которых жизнь удалась, а потому хочется, чтобы так было вечно. Они знают наверняка, что первый, ухватившийся за выгодное предложение, получит самую большую прибыль. Теперь они вкладывают свои деньги, время и надежды в главное научное открытие эпохи- стволовые клетки, которые обещают избавить человечество от неизбежности смерти.
Например, Владимир Брынцалов — фармакологический магнат, в прошлом политик, человек, к идеализму не склонный. Пару лет назад он сделал себе первую инъекцию стволовых клеток. В 59 лет расправились морщины, глаза горят, как у юноши: «Жилье, транспорт, питание — все проблемы качества жизни у меня решены. Не хватало только здоровья. А сейчас чувствую себя, как будто мне 20». Рассосались швы от порезов, полученные еще в юности, улучшились анализы крови и гормональный фон. Брынцалов считает себя успешным экспериментатором — теперь он строит лабораторию, которая будет заниматься стволовыми клетками в промышленном масштабе. «Как работают эти клетки, никто не знает, но они работают — на себе проверил».
ВЧЕРАШНИЙ ДЕНЬ БЕССМЕРТИЯ
Кое-какие соображения на тему того, как работают стволовые клетки, у ученых на самом деле есть. Но в России практика слишком далеко ушла от теории.
В Америке пару лет назад президент Буш практически свернул государственное финансирование исследований в области стволовых клеток по этическим соображениям. Человек, пытающийся повернуть время вспять за счет клеточной терапии, вторгается в область божественного промысла. Тратить на это деньги, на которых написано «In God we trust», президент счел недопустимым. Деятельность частных клиник и лабораторий, ведущих исследования в области стволовых клеток, в США строго регламентирована. Как и в других странах Запада. В Москве же более 20 клиник и салонов красоты предлагают комплексное омоложение с помощью стволовых клеток. В
В той же Америке мечтающие о вечной земной жизни пользуются услугами двух институтов, специализирующихся на заморозке людей: главное — успеть сделать это в течение нескольких часов после смерти. Тела клиентов начиняются глицерином и хранятся в специальных камерах. Из последних поступлений — легендарный бейсболист Тед Уильямс, которому
В подмосковном наукограде Пущино находится единственный в России криобанк. Заведующий лабораторией криоконсервации Алексей Карнаухов достает из бочек с жидким азотом эмбрионы сибирских углозубов: замораживать людей в нашей стране пока не разрешено. Замдиректора института с зарплатой 150 долларов курит «Астру» и пьет чай из граненого стакана. Утверждает, что за 10 лет до овечки Долли здесь клонировали мышку Машку. Жаль, что «пиарить» открытия у нас как тогда, так и сейчас не умеют. Алексей считает, что американцы на самом деле замораживать не умеют. В телах образуются кристаллы льда, безвозвратно разрушающие ткани. Карнаухов придумал способ обратимо замораживать «крупные биологические объекты». Он уже опубликовал статью, но 100 тысяч долларов, необходимые на проведение эксперимента, так и не нашел. Имморталисты — люди, как правило, несостоятельные.
Но смысл замораживания всего лишь в том, чтобы дождаться настоящих успехов в области вечной жизни. Так что крионика — это уже практически вчерашний день иммортологии. А будущее — в стволовых клетках.
НА ИГЛЕ
Стволовые клетки и есть бессмертие. В отличие от обычных клеток, из которых состоит человек, они,
«Однажды я проснулась, посмотрела в зеркало и увидела жопу старого индейца, — рассказывает шеф-редактор одной из программ НТВ. — Причем когда тебе 38, уже не важно, как ты провел предыдущую ночь — выспался или нет: все равно жопа. Я решила подойти к решению вопроса обстоятельно. Прочитала массу литературы, отвергла поочередно эмбриональные, фетальные, клетки животных и выбрала собственные. В одной из вполне себе государственных клиник мне сделали вытяжку костного мозга из — брр! — подвздошной кости и на основании взятых клеток вырастили колонию. Через два месяца — первый внутривенный укол. Ощущение совершенно наркоманское: удар жизни, я даже машину остановила, так накрыло. На следующее утро на меня из зеркала смотрела я в 34 года. Морщины расправились, глаза горят, силы распирают».
Потом укололась еще шесть раз — врач предлагал на укол меньше, но пациент настояла. Каждый укол ей стоил 2 тысячи долларов — средняя московская цена. В течение года она выглядела в амплитуде от 33 («Золотое время — потом женщин надо уничтожать», — считает она) до 36 («А 36 и 38 — это огромная разница, поверь мне»). Что ей вводили на самом деле, достоверно неизвестно — в таких ситуациях врачам приходится верить на слово. Вот уже больше года, как она не колется стволовыми клетками. Последние полгода наблюдает отрицательную динамику: «Я снова выгляжу на 38, все вернулось к исходным позициям». Говорит, что повторила бы. Но только после того, как закончит курс ее муж, известный телеведущий.
ХАРИЗМАТИЧЕСКИЕ КЛЕТКИ
Клиника профессора Александра Тепляшина соответствует высокому статусу клиентов. Пентхаус с застекленной крышей, хромированной лестницей и видом на Лубянку. Контраст с пущинским НИИ разительный. Прославившись на ниве пластических операций, профессор одним из первых в стране почувствовал, что у стволовых клеток большое будущее. Здесь тоже колют стволовые клетки, но один раз, и получают их не из костного мозга, а из липосакта — жировой ткани человека.
У профессора есть все. Одного не хватает: мигалки на машине. «Ничего, сейчас ищу выходы на Кирьянова (начальник ГИБДД. — БГ) — у меня же среди силовиков полно клиентов». Передвигаться по городу приходится много — две клиники в центре, еще одна, на 900 м2, достраивается в Жуковке: нужно быть поближе к народу. Импозантная дама по имени Ната, супруга профессора и отчасти творенье его рук, проводит консультацию. «Зачем быть старым и жить вечно, как Агасфер, мы за продуктивное долголетие». О клетках она говорит смачно, как о соусе к спагетти: «Клеточки бывают разные: мезинхимальные, гемопоэтические, но самые роскошные — дормантные, это элита стволовых клеток. Они не просто заряжают, они дают харизму! Когда светятся глаза, к вам начинают тянуться люди». Красивые научные слова Ната использует беспорядочно, но клиентов это, конечно, не волнует: ведь получается красиво.
ПРОВЕРКА НА СЕБЕ
Ната предлагает применить науку долголетия ко мне. «Маленький щипок жировой ткани — и через три недели можно будет делать инъекцию, — обещает она. — У нас эта процедура стоит около 20 тысяч евро, а вам мы сделаем бесплатно». Уговорила.
«Щипок» оказался настоящей операцией: под местным наркозом разрезали пупок и вытащили оттуда 10 граммов окровавленного жира. Колбу с надписью «Жир. Лошак» поместили в центрифугу, извлекли клетки и отправили вызревать в специальное хранилище.
Владелица сети ювелирных магазинов Антонина уже прошла эту процедуру. «Первый звоночек: я перестала хотеть работать — непривычное для меня состояние. Кроме того, я постоянно летаю: стюардессы уходят в 45 на пенсию — думаете, это случайно?» Я смотрю на лицо Антонины, пытаясь разглядеть хоть одну морщину. Их нет! Потом выясняется, что их и не было, потому что Антонине 31 год. Просто она привыкла все делать заранее. «Какие-нибудь последствия укола ощущаете?» — «Пока никаких — доктор говорит, должно пройти 2 месяца. Вот только шрамик на пупке остался». Я прошу показать пупок: у меня это теперь больное место. Мы с Антониной заходим в подсобное помещение ее магазина, она приподнимает кофточку, я нагибаюсь, чтобы рассмотреть повнимательнее шрам. Ничего страшного, разве что форма пупка чуть искажена. В это время дверь в комнату приоткрывает пресс-секретарь Антонины и тут же захлопывает со словами: «Ой, извините!»
Другой собеседник — чиновник из отдела инвестиций московского правительства. Подтянутый мужчина сорока с небольшим. Он не похож на человека, принимающего необдуманные решения. Пару недель назад он укололся. «Посмотрите на некоторых наших политиков — как они разительно изменились. Полдумы сидит на клетках». Чиновник понижает голос: «Как вы думаете, куда делись морщины Слиски? Или отечность Грызлова? Наконец, то, что случилось с главным пенсионером страны, — разве это не доказательство?»
Дальше начинаются ужасы. Профессор Тепляшин рассказывает, что большинство московских салонов, предлагающих клеточную терапию, используют ткань абортированных зародышей. В Америке для экспериментов со стволовыми используются колонии, выращенные на основе искусственно оплодотворенных яйцеклеток. Но в стране, где происходит около 3 миллионов абортов в год, логично предположить, что торговля человеческим биоматериалом — процветающий бизнес, находящийся в «серой зоне»: что не запрещено, то разрешено.
Пару недель назад прокуратура изъяла из оборота сертифицированный препарат: «Культура клеток диплоидных человека для заместительной терапии». Его использовали для омоложения в салонах красоты экономкласса — стоимость инъекции всего 3 тысячи рублей. По официальной версии, компания «Медицина и биотехнологии» производила препарат из клеток человеческого плода, полученного в 1972 году в результате несчастного случая. В принципе, в этом нет ничего невероятного — теоретически подобная колония клеток может размножаться бесконечно, если, конечно, все это время она надежно защищена от загрязнения и иных несчастных случаев.
РАБОТА С ЗАРОДЫШАМИ
Если профессора Тепляшина ученые за глаза презрительно называют косметологом, то профессор Геннадий Сухих, член-корреспондент РАМН, доктор наук, профессор, руководитель отдела иммунологии Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии, — безусловно, представитель научного мейнстрима. При этом для большой части научного сообщества он чуть ли не доктор Менгеле. Он в открытую сражается с Минздравом, Генпрокуратурой, Церковью и мировой общественностью за возможность работы со стволовыми клетками человеческих зародышей. Выглядит профессор для своих 58 цветуще. Как настоящий ученый Сухих и себе тоже делает инъекции фетальных (то есть из зародышей) стволовых клеток — видимо, действует. Когда он проводит экскурсию по своей лаборатории, глаза у профессора горят.
На нем дорогой костюм, запонки и монограмма на рукаве. Он возглавляет лабораторию, где один прибор под зубодробительным названием «проточный цитофлюариметр» стоит 150 тысяч долларов. У Сухих таких два. Когда я был в Пущино, ученые мне советовали: будете у Сухих — спросите, где у него гомогенизатор, это такая штука, вроде мясорубки, которая человеческие плоды размельчает. Я спрашиваю, где гомогенизатор. Профессор говорит, что это враки, и переводит разговор на научные достижения лаборатории. Они действительно есть: у зародышей
У профессора Сухих свои принципы: «Мы никогда не станем использовать выкидыши — это дефектный материал. Мы работаем с зародышами, полученными в результате социальных абортов, когда прерывание беременности — добровольное решение матери». В лаборатории профессора курс омоложения фетальными клетками стоит около 8 тысяч долларов. Инъекции делают внутривенно, внутримышечно и подкожно в живот — сразу 15 уколов. Кстати, если набрать телефон широко рекламируемой «горячей линии «Стволовые клетки», после недолгих расспросов вы будете направлены в лабораторию профессора Сухих.
ЭТОТ СВЕТ
Любая клиника, использующая стволовые клетки, действует незаконно. До сих пор Минздрав не выдал ни одной лицензии на их применение, только на забор и хранение. Врачи говорят, что благодаря клеточной терапии люди станут жить до 120 лет, — без результатов клинических испытаний приходится им верить на слово. Старейшей жительнице России, Пасихат Джукалаевой, как раз 124 года. Она, правда, стволовыми клетками не пользуется и вообще неизвестно как дожила до столь преклонного возраста в своем родном Грозном. Она помнит, как детей вместо пеленок заворачивали в бараньи шкуры и как в «дикую дивизию» набирали волонтеров. При виде журналистов она начинает повторять на чеченском одно и то же: «Извините меня, молодые люди, за то, что я так задержалась на этом свете, — и за что мне такое наказание?» Все дети Джукалаевой уже умерли, кроме младшей дочери, которой 76 лет.
В середине марта мои стволовые клетки созреют до количества 70 млн — из расчета миллион клеток на килограмм веса. Что с ними делать дальше, я уже решил. Отправлю клетки в криобанк — ждать, чем закончится всероссийский эксперимент по омоложению.