Возвращенец

Иллюстрация: Miriam Ivanoff

После триумфа «Возвращения», четыре года назад получившего сразу двух «Львов» на кинофестивале в Венеции, Андрей Звягинцев выпустил новый фильм — «Изгнание». В Каннах фильму дали приз за лучшую мужскую роль, а на только что закончившемся «Кинотавре» фильм встретили более чем спокойно.

— Как прошла русская премьера «Изгнания» на «Кинотавре»?

— Я не смотрел фильм и потому не знаю, как это все прошло. На фестивалях трудно смотреть кино. Когда в зале сидит много специалистов, помещение становится душным. Правильнее кино смотреть, купив билет в кинотеатре.

— И не слушали, что вам говорили?

— Слушал, говорили много добрых слов, и я, конечно, признателен за это. Такая поддержка нужна любому человеку. Недобрых слов никто не говорил, потому что зачем же подходить и говорить что-нибудь этакое. Потом напишут.

— Я тоже не кинокритик, тоже про кино умных вопросов не задам.

— Кинокритики в большинстве своем умных вопросов не задают, к сожалению.

— Все жалуются на кризис критики во всех сферах. Никто с автором диалога не поддерживает.

— Да, крайне мало таких оппонентов. Судят о произведении не по его законам — помните пушкинский завет? Одним словом, не разбирают предмет, а исходят из своих предпочтений: либо чихвостят, либо пересказывают сюжет, либо восторгаются, но тоже часто не по существу.

— Вы ждете обсуждения в прессе?

— Я его не жду, потому что читать этого не буду. Потому что только стоит ступить на эту территорию, как ты тут же чувствуешь себя виновным во всем, во всех тяжких грехах. Разве что только не в том, что потратил деньги налогоплательщиков. Хотя и об этом некоторые, я думаю, будут говорить. Как было с «Возвращением», когда один человек сказал: меня Звягинцев кинул, я купил кассету, посмотрел, а он не показал мне, что в ящичке. Некоторое время назад я познакомился с Дэвидом Линчем. Была совершенно неформальная беседа, и он сказал мне как напутствие: «Никогда никому не позволяйте влезать своими длинными пальцами в ваш замысел». Вы же видели фильмы Линча, вам все понятно в его картинах?

— Нет.

— Так же и в жизни, человек не все осознает. Есть айсберг, и я не вижу три четверти его поверхности, что уж говорить о его глубине. И это касается любого события в жизни. Человек видит только часть. Почему обязательно надо увидеть все? Что было в ящичке? Да неужто это важно? Никого нельзя впускать в свой замысел. Даже свои собственные страхи.

— Страхи второго фильма?

— Когда ты начинаешь подробную реальную работу — подбор людей, выбор натуры, работу над сценарием, — все страхи сразу растворяются. Если страхи побеждают, ты сам проваливаешь свой фильм.

— Я тоже верю в труд.

— Не во вдохновение, а в труд, который дарит в том числе и вдохновение.

— Да. Потому что если в это не верить, то совсем грустно.

— А другими словами: делай только то, в чем ты уверен. Вот эти страхи второго фильма — что нужно сделать что-то удачливое в смысле проката, деньги, которые ты тратишь, и прочее и прочее — и являются причиной того, что в результате выходит «не то сына, не то дочь родила царица в ночь». Поэтому ты не просто имеешь возможность, а ты просто обязан быть уверенным и свободным.

— Насколько на вас повлияло то, что вы с первого фильма попали на самый олимп: Венеция, Канны?

— Признание дает возможность находить финансирование для новых проектов. А это очень важно. Но, если бы этого не случилось со мной, возможно, я бы сейчас снимал сериалы. Так что, конечно, это более комфортная ситуация, чем у тех людей, которые делают фильмы по 20-30 лет и ждут, когда случится это самое признание.

— Исполнитель главной роли в «Изгнании» Константин Лавроненко получил «Пальмовую ветвь» на последнем Каннском фестивале. Что для вас необыкновенного в этом актере?

— У него есть чувство, скажем так, скромности. В нем хватало мужества не быть выразительным, а просто сидеть на стуле, опустив глаза. Большинство актеров, напротив, считают, что яркость, заразительность обязательны. Любого актера пробивает это желание — выразительно сыграть сцену, но, когда идет речь об общем результате, некоторые понимают, во имя чего эта скромность нужна. Так же, как Дмитрий Ульянов, у которого небольшая роль и которому основную сцену я предложил играть спиной. Он это оценил. Немножко с иронией, но сказал: «Круто, хорошая идея!»

— Потому что нужно что-то оставить зрителю, чтобы он «доиграл», додумал внутри себя.

— Великим фильм делает не режиссер, а зритель. На экране нет ничего, там просто какие-то лица, цветовые пятна. А в зале сидит зритель, и фильм раскрывается внутри него, в его душе либо случается встреча, либо нет.