Восточные горести

Иллюстрация: Holly Wales

— Опять принесли лист на подпись, — сказала мама, замешивая тесто для оладий и задумчиво глядя на то, как я пытаюсь стащить сапог с левой ноги, прыгая на правой.

— Благотворительность?

— Нет, снова Махмудову лавочку прикрыть хотят.

— И ты подписала?

— Сказала, что дождусь дочери, ибо все решения в нашей семье принимаются совместно.

— Может, просто придем и скажем: извините, мы ничего подписывать не будем, потому что этот несчастный магазинчик вовсе нам не мешает? С соседями ссориться нехорошо, но Махмуд все-таки тоже наш сосед…

— А он нам не мешает?

Это, конечно, был вопрос сложный. Расположенный на первом этаже дома — аккурат под нами — круглосуточный продовольственный магазинчик вовсе не является средоточием тишины, покоя и санитарной безупречности. Там, например, продают водку. Много-много водки. А на кассе можно купить одноразовые стаканчики. Все окрестные алкоголики сбредаются сюда на водопой, и редкая ночь проходит без того, чтобы у нас под окнами не слышно было песен, стонов и милицейских сирен. Владеет магазинчиком таджикская семья, главой которой является Махмуд — крупный грустноглазый дядечка, день-деньской восседающий боком на крошечной табуретке за кассой. Остальные члены семейства — пара хлипких юношей, уборщица в вязаных носках и юная леди с золотыми зубами — обретаются тут же. Расфасовывают продукты, выгружают коробки из «газелей» и спят в подсобке на матрасиках у мешков с картофелем.

Я села читать соседскую жалобу. Ну да, все описано честно. И про антисанитарию, и про запахи, и про алкоголический тарарам. Уж не мне — дважды травившейся Махмудовыми йогуртами — отрицать, что «распространение некачественной и просроченной продовольственной продукции» имеет место быть.

— Махмуд, посмотри на эту сметану! Ее вы продали мне утром! Махмуд, сметана не должна быть зеленой. Она белая! Небо — синее, солнце — желтое, а сметана — белая!!!

Махмуд с опаской заглядывает в баночку, словно подозревая, что оттуда сейчас выпрыгнет злонамеренный джинн.

— Немножко не очень свежий, да? Не сердись, соседка! — умоляюще говорит Махмуд. — Сметана… ну ее! — И машет рукой, словно отметая всю мировую сметану в бездну небытия. — Твоя подруга, которая негр, искала бамию? Скажи ей — я купил бамию! Очень сопливая, как она хотела!

Я не знаю, что такое бамия. Равно как и не собираюсь влезать в своеобразные отношения моей афроамериканской соседки с Махмудом. После того как двухметровая Линда высыпала на голову Махмуду пакет чеснока, сгнившего изнутри, и надавала ему по заднице багетом с плесенью, в их коммуникациях возникла гармония, которую мне, однако, не постичь. Линде хорошо: Линда живет не в этом доме, а в соседнем. И ей бумажек на подпись не приносят…

Конечно, прошлогодний энтомологический кошмар окончательно допек жильцов дома. Я сама помню, как визжала, первый раз увидев гигантскую крылатую мокрицу, с шипением марширующую по нашей кухне. Мокрица, как и несколько сотен ее сородичей, приехала из далекой южноамериканской страны в ящиках с экзотическим фруктом помело, которым Махмуд попытался обогатить свой ассортимент. Мокрицы тоже не были в восторге от происходящего и за пару месяцев передохли, но зато в эти недели обитатели дома на Ордынке вели яркую и насыщенную жизнь. Так что я понимаю соседей. Им, наверное, обидно, что именно от меня, чья квартира непосредственно граничит с магазином, зависит — быть Махмуду или не быть. Без жалобы от нас магазинчик прикрыть будет сложно. А лично мне жаловаться очень не хочется.

И без того каждый раз, когда я выгружаю из машины пакеты с логотипами «Рамстора», «Седьмого континента» или «Азбуки вкуса», я вижу Махмуда и его племянника Саида, сидящих на приступочке у входных дверей и грустно созерцающих меня. И мне кажется, что из темноты магазина трагически поблескивают огромные прекрасные глаза уборщицы в носках.

— Давай, давай, — говорят эти взгляды, — обрекай нас на голод и разорение. Мы лишние в этом мире, мы проиграли эволюционную гонку, все наши усилия безнадежны. Зря мы искали для тебя самые душистые бананы, самый черный шоколад, самую нежную и почти не просроченную ветчину. Тебе на нас плевать. Хотя кто знает вкусы твоей семьи лучше нас? Твой сын любит вафли «Таежные», и Саид всегда забирает с базы несколько пакетиков специально для него. Твои Vogue без ментола у нас закуплены на год вперед, ящики с ними стоят под раскладушкой в подсобке — но кто теперь будет их курить? А разве не Махмуд разыскивал по всей Москве пихтовое масло для больной руки твоей мамы, а?

И я иду к ним и покупаю соль, сахар, колу, пакет печенья «Мария» — железобетонного, но страстно любимого нашей собакой. И на кассе Махмуд опять предлагает мне сыграть в нашу с ним традиционную игру — «а три рубля не надо давать, соседка, оставь себе. Что такое три рубля для хороших соседей!».

И что мне теперь с ними делать?