Восьмерка сверху

Мы с Флорой заболели практически одновременно. Флора – это слониха из Московского зоопарка, у которой ни с того ни с сего вдруг загноился бивень. Ситуация была критическая. Слониха буквально лезла на стенку вольера, и к ней срочно направили международную бригаду ветеринарных врачей-хирургов под руководством американского анестезиолога Джона Льюиса. О бедной слонихе я прочитал вечером в газетах, а утром проснулся с больным зубом. Он не просто болел – он явно издевался. В щеку как будто вбили раскаленный гвоздь, боль при каждом движении волнами отдавала в ухо, отчего все слова окружающих прорывались в мозг разорванными в клочья кровоточащими обрубками, которые бессмысленно падали на дно сознания.

Болел зуб мудрости, или «восьмерка сверху», как потом я прочитал в своей медицинской карточке.

Конечно, я уже давно знал, что там, в глубине моей зубовной мудрости, угнездился кариозный монстр. А все дело в том, что я с детства боюсь ходить к стоматологу. В младших классах педагоги насильно приводили нас на осмотр к школьному врачу-зубнику, у которой для нас всегда были готовы щипцы, новокаин и ватные тампоны. Зубы-то молочные, чего их жалеть? Еще, правда, в кабинете присутствовала сломанная бормашина, при одном звуке которой бледнел даже учитель физкультуры, в прошлом чемпион города по боксу. С тех давних пор поход к стоматологу стал для меня чем-то вроде добровольного визита в гестапо. Нормальная фобия, между прочим. Распространенная.

Словом, неделя шла за неделей, я с легким сердцем давал себе новые обещания, а кариес рос и мужал. Вот и возмужал.

Вспоминая о бедной Флоре (каково ей, бедняжке?), я поплелся к врачу. Идти пришлось недалеко – от редакции две минуты. Еще пять минут на заполнение специальной анкеты – и вот я уже, холодея, с распахнутым ртом, полулежу ногами вперед. Готовлюсь к заморозке. Лампа светит прямо в лицо, мысли путаются, в голове – мрак и предсмертный ужас. Врач Алексей, то ли ухмыляясь, то ли ободряюще улыбаясь (под марлевой повязкой ничего же не разберешь!), заносит тонкую холодную сталь шприцаѕ «Шире, шире рот! Еще шире! Сейчас будет немножечко больноѕ» Перед глазами проходит вся прежняя жизнь, следом за ней – вся оставшаясяѕ Отвердевшие губы еле шепчут: «Все, с завтрашнего дня “Блендамедом” три, нет, четыре раза в день, “Орбит” с утра и до вечераѕ»

Язык уже не шевелится, челюсть не двигается. Все. Врач Алексей лезет обрезиненной рукой в рот и включает бормашину. «Шире рот! Дышите носом, носом!» Безжалостный бур врезается в зуб, во рту привкус горелой кости, и я с ужасом представляю, как там, в глубине «восьмерки сверху», затаился последний незамороженный нерв. Сейчас он резанет наотмашь по обоим полушариям мозга яркой дугой боли. И вот я дергаюсь в конвульсиях, сжимаю зубы, истошно вопит врач Алексей, вздымая откусанные культяпки пальцев, а неуправляемый бур режет мне щеку и челюсть, орошая кровью белый линолеум кабинетаѕ

Стоп! Надо отвлечься! Думай о хорошем, думай о хорошемѕ Как там наша маленькая Флора? Но вместо слонихи я почему-то подумал об акулах. Где-то читал, что акулы имеют вечные зубы. Стоит сломаться одному, как тут же на его месте вырастает другой. Вот кто настоящий венец эволюции, а не жалкий «хомо сапиенс» с его вечно больными зубами. И почему бы ученым-генетикам не скрестить гены человека с акульими зубовоспроизводящими генами, а? Конечно, девушка с акульей улыбкой может у кого-то вызвать не совсем адекватную реакцию, но, с другой стороны, не пришлось бы терпеть эти мучения в кресле стоматолога! И потом, появилась бы техника, допустим, безопасных поцелуев.

Потом я вспомнил кошек. Вернее, мою кошку Катю, которая как-то шлепнулась на землю с балкона шестнадцатого этажа. От меня бы после такого и мокрого места не осталось, а Кате ничего. За два дня отлежалась – и снова полезла на балкон ловить голубей.

ѕНаконец визг бормашины стих, и врач Алексей принялся ставить пломбу. За шестьдесят с лишним евро – практически самая дешевая, что у них была. Как только я вылез из кресла, по радио передали, что с Флорой все нормально.

«Операция прошла удачно! – бодро доложила пресс-секретарь Московского зоопарка Наталья Истратова. – Для нас стало неожиданностью, что после наркоза слониха сама встала, ее не пришлось будить. А через час она уже ела сено! Видимо, сказывается русский характер африканской слонихиѕ»

Нет, вы подумайте: через час! А мне нельзя было даже сделать глоток воды еще два часа!