Вооруженные силы

МИЛИЦИОНЕРЫ

Мои бывшие коллеги уже несколько недель не спят по ночам и не отдыхают по выходным. Ищут террористок. Я и сам провел почти полжизни на службе по усиленному варианту.

На свое первое «усиление», связанное с розыском маньяка в Царицынском лесопарке, попал уже через неделю после назначения на должность опера в Управлении внутренних дел Красногвардейского райисполкома в марте 1986 года. Начальник РУВД Виктор Николаевич Довжук, человек неистовый, для поимки преступника мобилизовал всех аттестованных сотрудников. От оперов и следователей до финансистов и кадровиков. Каждый вечер после работы он гнал нас к парку, где выстраивал по периметру на расстоянии ста метров друг от друга. Сам же на своей черной «волге» шнырял по аллеям и прилегающим улицам.

Дней через пять маньяк сам к Довжуку вышел, и тот его задержал. Однако и про нас начальник не забыл, всем по тридцать рублей выписал. Деньги по тем временам вполне приличные. Вручали их торжественно на День Победы. Получали, радовались. Когда очередь дошла до старшего оперуполномоченного Николая Мусаевича Хасбулатова, он конверт взял, а потом повернулся к залу и говорит: «Хочу деньги пострадавшим от взрыва на Чернобыльской АЭС отдать». Положил свой конверт на край президиума и скромно на место сел. Все, кто после Хасбулатова подходил, поступали так же.

В советское время большинство милицейских общегородских «усилений» были праздничными: на Первомай, Пасху и на 7 Ноября. Зато с лета 1988 года, после столкновения ореховской братвы с азербайджанцами, едва не кончившегося разгромом 143-го отделения милиции, пошли «усиления» тематические – бандитские.
На Петровке, 38, куда я скоро перешел работать, и вовсе каждый день был усиленным. Хорошо когда ночевали в кабинете, а не где-нибудь под дождем в засаде на помойке. Домой являлся раз в неделю, основательно продезинфицированный водкой. Приходилось и товарищей хоронить, которые от бандитов погибали: Юру Сычева, Толика Свириденко, Гошу Телегина.

В 1990 году пошли митинги и демонстрации, и «усиления» у нас стали политическими. Мы на этих митингах тоже просвещались и у себя на Петровке независимый профсоюз организовали, требуя оплаты за переработку. Однако начальство платить отказывалось, называя нас смутьянами.

В августе 1991 года во время путча всех петровских оперов и вовсе хотели перевести на казарменное положение. Даже раскладушки завезли и телевизор в холле выставили. Однако смотреть «Лебединое озеро» не хотелось, и к вечеру мы ушли в Белый дом.

Очень «усиленным» вышел 1993 год. Начиная с первомайского побоища на Ленинском проспекте и кончая кровавым октябрем. Между прочим, тогда милицейское «усиление» в Москве власти честно приравняли к военным действиям: заплатили боевые.

К началу девяностых почти весь прежний состав разыскников сменился. Многие осознали, что на гражданке можно заработать больше, и честно ушли из органов. Других увольняли по политическим мотивам – Николая Мусаевича Хасбулатова, например, за родство с чеченским дядей, спикером Верховного Совета. На смену неистовым операм пришли опера нажористые. С ними мне было не по пути, и я ушел в налоговую полицию, где возглавил отдел по борьбе с организованной преступностью.

В созданной бывшими комитетчиками налоговой полиции понятия про «усиление» не имели. Домой полицейские уходили в пять часов ровно. Зато было два спортивных дня в неделю – играли в футбол и плавали – и один пайковой – весь день занимались получением пайка. В налоговой я продержался четыре года, потом стало скучно, и я вновь вернулся в ГУВД, правда, уже не на оперативную работу, а по первой специальности, врачом в ОМОН.

С осени 1999 года, после взрывов домов на Каширке и на улице Гурьянова, усиленный режим несения службы милиции стал практически непрерывным. Лишь изредка его почему-то называли очередными этапом операции «Вихрь – антитеррор». Мало того, проводить антитеррористические действия московской милиции пришлось в самой Чечне и в Дагестане, куда постоянно отправляли сводные отряды СОБРа, ОМОНа и ППСМ, а также отдельных специалистов – следователей, дознавателей, криминалистов и медиков. Как врач я принимал непосредственное участие в медицинском обеспечении многих мероприятий и видел, что авральный режим работы приводит к росту у сотрудников милиции серьезных заболеваний, таких как гипертоническая болезнь, инфаркты, инсульты, язвенная болезнь желудка. А сколько спилось!

В октябре 2002 года три «усиленных» дня провел у Театрального центра на Дубровке. Первую промозглую ночь мы, ОМОНовцы, стояли во втором кольце оцепления. На второй день мы стояли и ждали штурма, но ничего не происходило, и нам никто ничего не говорил, только периодически объявляли готовность к штурму. На третий день мы уже решили, что будет длительная осада, переговоры, и укрылись в гей-клубе в здании Театрального центра. Когда начался штурм, мы были уверены, что будет взрыв и мы окажемся под завалами, но страха не было: к третьему дню он всегда исчезает. Слышали стрельбу, затем грохот: «Альфа» проломила стену. Тогда мы вошли в зал. Про газ мы ничего не знали, надышались. Сперва пытались перетаскивать раненых на носилках, но поняли, что так не развернуться. На руках выволокли человек семь, погрузили по всем правилам, укладывая на бок в нашем уазике-«буханке», и отвезли в больницу (все наши остались живы). Попытались сделать вторую ходку, но к зданию было уже не пробиться. Так мы вчетвером – я, напарник, фельдшер и водитель, – отдежурив три дня, спасли семерых человек. Меньше чем через год, когда мне в очередной раз предложили «добровольно» съездить в Чечню, я отказался и ушел из милиции.

Практически все сотрудники милиции уверены, что усиленный режим, в особенности объявляемый постоянно, ничего не решает. С другой стороны, лучше для чрезвычайных ситуаций еще никто ничего не придумал. По заявлению руководства ГУВД, террористка-смертница в метро «Рижская» не прошла только благодаря бдительности постовых, внимательно осматривающих подозрительных лиц. Иначе было бы хуже.
Бдительность самих стражей порядка тоже проверяют. Инспектор Управления внутренних дел одного из округов лейтенант милиции Виктор Л. рассказывает: «У нас есть муляж противотанковой мины времен прошлой войны, к которой прикручен дешевый китайский будильник. С этим устройством, помещенным в обычный пластиковый пакет, я, по специальному письменному указанию руководства, хожу по различным объектам и пытаюсь их «заминировать». Никто на «бомбу» внимания не обращает, кроме бомжей, которые норовят пакет украсть. Один раз украли. Недавно во время очередного усиления беспрепятственно прошел в отделение милиции и, поднявшись на второй этаж, зашел в пустой кабинет и оставил «взрывное устройство» прямо на рабочем столе начальника».

То, что бдительность со временем притупляется, – известный физиологический феномен. Уставшие, измотанные люди не только на муляж мины не отреагируют, но и грузовик со взрывчаткой пропустят. Летом 2000 года в Чечне чуть не погиб наш сводный отряд милиции, в котором я был врачом. После двухнедельного пребывания на сорокаградусной жаре в состоянии полной боевой готовности бойцы пропустили без досмотра КамАЗ с гексогеном. Спаслись мы только благодаря восьмилетнему чеченскому мальчику Мусе, который появился за минуту до грузовика с криком: «Дяди, сейчас вас будут убивать!»

Бдительность, с другой стороны, тоже хороша в меру. Этим летом присланные во время «усиления» в метро курсанты задержали молодого человека, снимавшего на видеокамеру наземные вестибюли станций метро. Его отпустили только через сутки, убедившись, что имеют дело со студентом архитектурного института.

Вообще режим «усиления» – это: двенадцатичасовой режим работы всего личного состава с одним выходным днем в неделю; удвоение следственно-оперативных групп; круглосуточный режим дежурства руководства. У каждой службы на случай «усиления» есть свои заранее заготовленные планы. ГИБДД и патрульно-постовая служба выставляют дополнительные посты на опасных направлениях, участковые прочесывают жилой сектор, вневедомственные службы усиливают охрану жизненно важных объектов, уголовный розыск проводит оперативные мероприятия по выявлению и задержанию подозреваемых и т. д. Оплату «усилений» по законодательству о труде нужно оплачивать как внеурочные, однако такого никогда не было. В лучшем случае дают премию или отгулы, которые все равно использовать некогда.

Учитывая, что многие милиционеры подрабатывают в свободное от службы время, «усиление» для них чревато настоящими финансовыми потерями. «Содержать семью на жалование в 4 000 р. я не могу, – говорит прапорщик милиции Игорь Данченко. – Зато служба в милиции в режиме сутки-трое дает возможность работать еще в двух местах. Ну а если вводится «усиление», я теряю подработку, которая больше зарплаты».
Годами пытаются милиционеры вернуть заработанные деньги через профсоюз или даже через суд. Причем с ГУВД Москвы судятся не какие-то одиночки, а целые подразделения, такие как ОМОН, например. (В настоящее время в мировом суде района Якиманка рассматривается иск 71 сотрудника ОМОН к ГУВД и МВД.) Всего же к МВД России по этой причине подано 15 тысяч исков на сумму около 500 млн р.

В мае нынешнего года в Москве взбунтовался целый отдел милиции «Крылатское» во главе с начальником, подполковником милиции Виктором Климчуком, который написал гневные письма президенту РФ Владимиру Путину и министру внутренних дел Рашиду Нургалиеву. Протестовал он не только против работы во внеурочное время, но и против практики борьбы за показатели. «Ежедневно от нас требуют дел о фальшивых миграционных документах и временных регистрациях, – писал Климчук. – Нехватку таких дел руководство считает серьезной недоработкой, даже если мы раскрываем серьезные преступления. Происходит так, чтобы искусственно завысить иногороднюю преступность». Такой порядок, по утверждению подполковника, приводит к коррупции в милиции: «На дежурства многие выходят с единственной целью задержать и обобрать пьяных и иногородних. Раньше хоть женщин не трогали, но теперь, как объявили в розыск шахидок, так стали цепляться ко всем».
Сразу после этого письма Климчука уволили, а скандал замяли. А милиционерам, объявив об очередном «усилении», недавно раздали новые ориентировки. Точнее, это невнятные, многократно отксеренные изображения предполагаемых террористок-смертниц. Как всегда, обещают оплатить переработку или возместить отгулами. Милиционеры не верят этим обещаниям точно так же, как не верят полученным ориентировкам, в которых содержится даже список предполагаемых мест новых взрывов. Милиционеры знают: взрыв может случиться где угодно, круглосуточно, без выходных.