Воля, сила, яйца

Иллюстрация: Борис Верлоф

— Эпоха Демьяна Кудрявцева в «Коммерсанте» — может, слишком громко сказано; тем не менее, что в ней самое важное?

— Ну давай поговорим об этом, когда и если она закончится.

— О’кей, эпоха Березовского и Бадри закончилась точно. Что в ней самое важное?

— Когда выяснилось, что «Коммерсант» — это устойчивая машина, которая не очень зависит от своих основателей, директоров и даже владельцев. Вот то, что произошло с «Коммерсантом» за 8 лет. И как это ни покажется противоречивым, во многом издательский дом обязан этим предыдущим собственникам. Когда газету купил Березовский, все ожидали серьезного вмешательства. Когда ее перекупал Бадри — тоже. А сейчас весь рынок боится того, что он эту газету продал. Это изменение сознания — плод того, что произошло с «Коммерсантом» за эти годы.

— То есть «Коммерсант» стал настолько большой машиной, что теперь смена владельца не является для него такой угрозой?

— Потенциально угрозой является все что угодно. Любой организм (а крупная корпорация — это организм) может быть чем-то заражен, подвержен, он может случайно споткнуться. Много всего может произойти, но запас прочности у нас очень большой.

— Вопрос не к главе издательского дома Кудрявцеву, а к поэту Кудрявцеву: интонация «Коммерсанта» — это что?

— Это интонация свободного голоса. Притом что «Коммерсант» — это самое отформатированное издание в стране, в котором долгое время существовал тотальный рерайт, то есть усреднение голосов, все равно это прежде всего свободная интонация. Свобода отойти от предмета, отстраниться от любой господствующей идеологии, или, наоборот, подойти к предмету, разобрать его по косточкам. Знать, когда на одной полосе можно сверстать жесткую табличную фактуру и репортаж Андрея Колесникова, а когда этого делать не следует, — вот это прежде всего интонация «Коммерсанта».

— Есть такая теория: чтобы превратить издание в явление, у издания должен быть миф. Оно должно притворяться, что живет в несколько другом мире. Успех «Коммерсанта» в начале 90-х связан с тем, что во времена бандитских войн и талонов на продукты газета притворялась, что живет в мире, населенном белыми воротничками. «Афиша», например, в 99 году притворялась, что Москва — это культурная столица, где каждый день происходит миллион премьер, выставок и концертов. Она тоже стала явлением. Что ты думаешь про эту теорию?

— Нет, это неправда. Для того чтобы стать успешным, нужно быть впереди, причем не слишком далеко, на понимаемое количество шагов, то есть нужно понимать, куда все движется, и быть на этом пути впереди. Если бы Москва не стала городом, в котором миллион всего происходит, то ничего бы не случилось с утверждавшей это «Афишей», если бы «Коммерсант» придумал это общество ошибочно, то у него ничего бы не получилось. Общество хотело таким быть и оно таким становилось. Это история не про миф — про ощущение времени.

— Ну, это сейчас легко говорить. Для людей, которые это делали, это был скорее не взвешенный прогноз, а символ веры.

— Изменения в головах происходят быстрее, чем они происходят на улице. B связи с тем, что газета — это про голову и душу, она должна опережать улицу. Нужно правильное угадывание и последовательное движение. А правильное угадывание базируется на глубоком понимании, а потом кажется: о, шайтан, шаман, кудесник.

— Газета в 2006 году в России, куда ее дальше двигать, на какие вопросы надо отвечать?

— Важно понять, что сегодня является фактом, поводом для высказывания. Вот пример: раньше «Коммерсант» считал, что фактом принятия закона является его второе чтение. Потому что третье — это уже формально, а в первом все еще непонятно. А вот сегодня законы оформляются еще до нулевого чтения: они появляются в чьей-то голове и обшушукиваются в администрации. Факта же никакого нет, никто даже в Думе об этом не знает. Вот и скажи мне, когда закон становится фактом, событием? И вот так про все. В стране, в которой политическая жизнь ушла под ковер, причем под ограниченное число ковров, что является фактом этой политической жизни?

— А как ты формулировал для себя свою задачу в издательском доме?

— Главное было выстроить внутри издательского дома разговор с людьми, с журналистами, разговор на уровне аргументов. Не на уровне приказов и административного давления, но и не на уровне харизмы, личного примера и шапкозакидательства. Выстроить разговор, в котором люди вместе находят решения. «Коммерсант» раньше не знал такой системы управления. При том что я достаточно уверен и в собственном обаянии, и наделен всей полнотой административных полномочий. Но мне было интересно выстроить отношения с коллективом другим способом. Мне хочется верить, что эта задача решена, хотя правильнее спросить других.

— А что будет дальше?

— Ну, это, в общем-то, зависит только от нас. Настоящая сущность — компания ли, страна ли, поколение ли — сильнее формальных связей, если хочет реализоваться. Поколение, которое хочет вырасти, сильнее тех, кто им управляет, компания сильнее своих владельцев, страна сильнее правителей и т.д. Но только если мы действительно этого хотим, мы, то есть «Коммерсант», ну, или мы — Россия, я без пафоса это говорю совершенно… а если мы этого не хотим, то будет так, как хочет тот, кто хочет, у кого есть воля, сила, яйца.