Вид на Москву с высоты воробьиного полета

Иллюстрация: Юрий Остроменцкий

До сдачи первого номера остается день. Сопутствующие симптомы: общая раздражительность, повышенная утомляемость, нарушение сна, потеря аппетита, тремор пальцев, сердечная аритмия. Хочется спрятаться в шкаф, как в детстве.

Это нормально. Так часто бывает перед премьерой. Долго к ней готовишься. Чувствуешь, что наконец нащупал что-то важное. А в последний момент понимаешь, что все самое главное снова утекло куда-то сквозь пальцы. Нормальный предродовой невроз. Совсем недавно я читал заме чательный текст про то, какие истерики с пеной у рта обычно устраивает Миуччия Прада за день до показа новой коллекции. А до этого я читал замечательный текст про Мартина Скорсезе, который за день до премьеры сидит в монтажной и в безысходной апатии пытается еще что-то поправить.

Воспоминания о Праде и Скорсезе успокаивают. Берешь себя в руки. Сосредоточенно смотришь в монитор. В этот момент в кабинет без приглашения вваливается старый товарищ — из тех, кого совсем неудобно сразу выставить за дверь даже в момент отчаяния за день до премьеры. У товарища до омерзения жизнерадостный вид: он энергично чавкает жвачкой, обильно жестикулирует и несет совершенно неуместную беспечную дичь: «…Ты послушай, послушай. Это абсолютно твоя история. Он, понимаешь, чего придумал: берется авиамодель. Типа самолетика с дистанционным управлением. Точнее, не самолетик, а вертолетик — он летает медленнее…» На слове «медленнее» я замечаю, что внутри меня кто-то громко рычит. Товарищ, словно издеваясь, этого не замечает и продолжает наседать на мой потрескавшийся мозг. «Так вот, он сейчас к вертолетику пытается пришпандорить фотоаппарат, а затем будет запускать его над Москвой. Это же точно для вашего журнала. Представляешь, какие открываются возможности. Посмотреть на Москву глазами воробья». На словосочетании «глазами воробья» у меня темнеет в глазах, ослабленный организм уже не в силах противостоять трансмутации, я превращаюсь в оборотня, и спустя минуту ошеломленный товарищ, крутя пальцем у виска, спешно отступает к лифту.

Ну какие, к черту, вертолетики! Ну какие дистанционные управления! Какие такие воробьи?! Ну послушайте, у меня же номер горит, а тут этот воробьиный бред. Я думал над этим номером долгие месяцы. Последние три недели я почти не сплю. И вот в последний момент, когда дорога каждая минута, когда пленки уже ждут в типографии, они врываются в кабинет.

Хотя вообще-то это довольно точно. На самом деле именно этим мы сейчас и занимаемся: пытаемся соорудить такую штуковину, с помощью которой можно было бы посмотреть на окружающее с высоты воробьиного полета. Еще недавно это звучало определенно уничижительно, но в наше время воробей — самая важная птица. Для нашего времени у него самая выгодная позиция и самый точный угол зрения. Он быстро прыгает и низко летает. Его не перехватишь радаром и по нему глупо стрелять из пушки. Он юркий, наглый, легкий и при этом какой-то очень человечный.

При этом главное вовсе не то, что его хрен поймаешь. Главное, что он смотрит на город так, как никто другой. Он может увидеть спину голубя, сидящего на голове Пушкина, пролететь пару десятков метров и увидеть, что плавает в супе гендиректора Первого канала, обедающего на террасе «Пушкина», затем перелететь к Есенину на Тверском бульваре, где целуются девушки, а оттуда, например, к зданию ОВД Тверского района. И все это стремительно, за считаные минуты. И от этого калейдоскопа вдруг начинаешь чувствовать запах времени. Точно понимаешь, что витает в воздухе города. А это, конечно, самое интересное в нашей работе — попробовать поймать этот запах, отсканировать этот воздух. Именно этого хочется больше всего.

В общем, мы тут все переделали. У нас в «Большом городе» появились совершенно новые рубрики, новые колонки, новые авторы, новые цвета. Даже на ощупь «БГ» стал другим. Поначалу у читателей возможны фантомные боли, но я очень надеюсь, что они почти сразу пройдут. Все это затевалось только ради того, чтобы попробовать приблизиться вот к такому воробьиному углу зрения. Потому что я абсолютно уверен — это самый актуальный и точный угол. Взгляд со стороны, но при этом очень близкий, позволяющий рассмотреть детали, но при этом видеть картину в целом. Мы, конечно, занимаемся одним делом с тем фотографом, который пришпандоривает к детскому вертолетику камеру слежения. Надо бы, вообще, поскорее его найти и узнать, как движется работа над его летательным аппаратом. Потому что это действительно ровно то, что нужно для нашего журнала. Даже больше — наш журнал и есть такой летательный аппарат. А этот номер — его испытательный взлет. Было бы даже неинтересно, если бы у нас все сразу получилось. Пусть не сразу, но мы обязательно наладим эту штуковину. И с ее помощью мы будем смотреть за Москвой.