Ваши проблемы

В этом году мы впервые заметили Параолимпиаду. В прессе, в блогах и просто в разговорах людей я тысячу раз встречал наблюдение, что Параолимпиада, оказывается, значительно интересней обычной Олимпиады. Очень понятно почему. Потому что на обычной Олимпиаде соревнуются фармацевтические технологии, государственные программы поддержки спорта высших достижений (черт, как они говорят, эти чиновники, — четыре родительных падежа подряд!), политические амбиции. А на Параолимпиаде соревнуются — люди.

В связи с успехом Параолимпиады оппозиционные мыслители пытались было родить какую-нибудь оппозиционную мысль, но получались только несуразности вместо мыслей. Дескать, вот на обычную Олимпиаду в Лондон лома­нула вся наша государственная элита, а Параолимпиаду проигнорировали. Ну так ведь и слава богу: меньше было на трибунах противных рож.

Дескать, вот обычную Олимпиаду транслировали по всем телевизионным каналам, а Параолимпиаду никто не транслировал. Опять ерунда: откуда ж вы о ней узнали, если ее никто не транслировал?

Дескать, пловчихе Джессике Лонг повезло: ее, иркутскую сироту, удочерили американцы, и она стала параолимпийской чемпионкой, а те наши инвалиды, которых не удочерили… Ничего подобного! Российская параолимпийская сборная выступила прекрасно.

Дескать, российское государство не поддерживает параолимпийский спорт… Но тут-то и выяснилось, что ­параолимпийский спорт поддерживать не надо. Тем он и прекрасен. Чтобы вырастить олимпийскую сборную по футболу, надо купить за миллионы долларов тренера и за миллионы долларов игроков. А чтобы вырастить параолимпийскую сборную, нужен приличный спортивный зал и энтузиаст-тренер — вовсе не за миллионы. Более того, невозможно ведь понять, за кого больше болеют наши болельщики: за наших параолимпийцев или за Джессику Лонг. Чьему флагу и гимну больше радуются: российскому или американскому, потому что это ведь наша Джессика Лонг выиграла.

Одним словом, успехи наших (наших российских и наших американских) параолимпийцев доказывают, что государство нам в большинстве случаев не нужно. Государство может пригодиться только в делах, которыми совсем уж ни один нормальный человек не хочет заниматься: ну, например, сторожить атомные ракеты в подземных шахтах. Со всем остальным мы способны справиться сами, и государство только портачит, когда пытается наладить социальные службы. Просто на примере инвалидов это очевиднее. 

Вот, скажем, правительство Москвы выделило бюджетные деньги и организовало в городе для инвалидов социальное такси. И долгое время всякий звонивший в это такси мог услышать, что социальное такси готово отвезти инвалида в собес или в больницу. Инвалиды недоумевали: в больницу может ведь отвезти и скорая помощь. Социальное такси инвалиду нужно не в больницу ехать, а ехать в университет, в кино с друзьями, на свидание с девушкой. Бабушке-инвалиду — поехать в церковь. Ребенку-инвалиду — поехать в «Шардам». И ни одна власть на свете не умеет рассуждать в категориях «на свидание с девушкой», а умеет только громоздить подряд четыре родительных падежа: «ввиду необходимости посещения лечебных учреждений». Вместо «городской программы развития службы социального такси» проще было бы каждому пассажиру скидываться по десять рублей, вот и получилось бы социальное такси для инвалидов.

Полгода назад Россия подписала Всемирную конвенцию о правах инвалидов. И я не слышал, чтобы это судьбоносное политическое решение всерьез сказалось бы на судьбе хоть одного инвалида. Зато вот девушка-инвалид возмутилась тем, что авиакомпания пыталась не пустить ее в самолет с инвалидной коляской, — и ее поддержали пассажиры воздушного судна. А потом поддержал весь интернет, а потом и суд. А в другом месте девочка-инвалид захотела посещать общеобразовательную школу, и ее поддержала мама, а потом поддержали мамины друзья, а потом — весь город, а потом поддержало и Министерство образования, потому что некуда было деваться от «разработки программы инклюзивного образования», раз уж целый город настаивает, чтоб девочка ходила в школу.

Борьба за права инвалидов учит нас тому, что в большинстве случаев не надо добиваться указов президента и постановлений правительства. Не надо уповать на международные декларации и вердикты Страсбургского суда. А надо просто перезнакомиться с соседями по подъезду. По теперешним законам, чтобы построить в подъезде пандус или перестроить лифт, инвалид должен собрать подписи всех людей, живущих в доме (на инвалидной-то коляске, которая в лифт не входит). По закону — нет шансов. Но если соседи перезнакомятся, каждый и так будет знать, что на пятом этаже живет хороший парень со сломанным позвоночником, что его коляска не может съехать по ступенькам на улицу и не помещается в лифт. И тогда не понадобится никакого государства: в случае чего люди и сами скинутся на лифт и пандус. А заодно узнают, что парню лифт и пандус нужны, потому что он человек, потому что у него учеба, работа, любовь… А не «обеспечение базового уровня потребностей жизнедеятельности».

Даже знаменитые прогулки на инвалидных колясках по городу с участием известных артистов, которые устраивает БГ, — это политическая акция. При всей ее красоте она обращена к властям, тогда как мэр Собянин не строит бордюров. Бордюры строит рабочий, и ему ничуть не сложнее построить не высокий бордюр, а удобный съезд. Просто в голову не приходит.

Поэтому полезней любых политиче­ских демаршей — заглянуть в глаза. Зайти к соседу-инвалиду за спичками или за солью. А если он зашел за солью, присесть на корточки, чтобы глаза оказались на одном уровне, и спросить, как дела.