Узкая страна

Ровно год я жил среди людей, которым Пятикнижие Моисеево заменяет конституцию, а сознание собственной избранности - элементарную вежливость. В Израиле. Собственно говоря, во всем этом не было бы ничего примечательного, если бы театрик, в котором мне довелось служить артистом, столько не мотался, если б не выезжал ежевечерне к новому месту - то на истерзанный войной юг, то на зеленый север. Кстати, в Израиле практически отсутствует понятие запада и востока, видимо, оттого, что страна узким клином вытянута с севера на юг, а в поперечнике - всего ничего.

Отделанный белым камнем театр громоздится на склоне горы. Говорят, его построила сумасшедшая миллионерша, живущая во дворце напротив, чтобы далеко не ходить на встречу с прекрасным, да так с тех пор в театре и не была.

Мы здесь в гостях, будем играть два вечера кряду (всего-то час езды от Тель-Aвива). Но все по порядку. В страну я прибыл недавно, каких-нибудь месяца три назад, зазубрил чужеродный текст, влез в репетиции, наконец, спектакль состоялся, наступили будни. Выезды. A на выезде, известно - грех не репетнуть. Тем более что в Иерусалиме публика особенная, прохладная и требовательная. Репетирую плохо. Во-первых, природная лень. Во-вторых, новая сцена - нужно приноравливаться, и кажется, что на это уходит вся жизнь. И еще потому, что в труппе из 30 человек два десятка русских, а треть - коренные израильтяне, из-за чего режиссер, который за 12 лет жизни в Израиле так и не удосужился выучить язык, вынужден повсюду таскать с собой переводчика и ждать толкования каждого слова. Прибавьте сюда жару, российское раздолбайство (ивритский текст знают не все), посыпьте хамством, свойственным и тем и другим, картина наполнится и расцветет. Кроме того, до судорог хочется шляться. До старого города рукой подать, вот он, но я в сто двадцать пятый раз слушаю объяснение простейшего эпизода, то на одном языке, то на другом, то на ужасной смеси. Израильтянин не понимает. Спорит, задает вопросы. Он, видите ли, на работе, он работает. Это мы, русские, привыкли валять дурака. Режиссер в панике, внезапно раздается громкий сап, лицо темнеет, он молча лезет на сцену. Все готовы к кровопролитию, но режиссер взмахивает короткими руками и начинает играть сам. За всех. Получается хорошо. Судорожно ищу повод сбежать и, не найдя, сбегаю без повода. Пара часов у меня есть, хотя и с риском. Хватятся - изведут. Русские любят пугать друг друга. Ладно, навру чего-нибудь. Наконец лечу по горячей брусчатке. Навстречу толпа сефардов в меховых шапках - в сорокаградусную-то жару! Путь преграждает щербатая городская стена. Начинается нетронутое средневековье. Лавки, цирюльни, тетки в чадрах, голожопое детство, менялы с толстыми пачками денег, рыночная вонь - приметы, по которым угадываешь Иерусалим. Задыхаясь от краеведческого счастья, плыву куда-то в густой толпе. Хочу все запомнить, все попробовать, все купить. Увы, тяну лишь на незамысловатую тарелку с кривой надписью JERUSALEM. Хватаю на лету, торговаться некогда. Продавец взбешен неуважением, он орет, что если захочет, может убить любого. «Кибенимат!..», - несется мне вслед знакомое сочетание звуков. Мумиевидные старики в черных и красных куфиях, прилепившись к стенам, пьют кофе. Невыносимое сверло музыки, запах мочи, карлик курит кальян. Гребу к храму Гроба Господня - вот наконец и мощеный двор. Рыжее солнце, дрожь. Я уже изготовился погрузиться в угольную тьму храма, но полицейский делает мне знак. Нельзя. Я обалдело хлопаю глазами, он взглядом указывает на мои шорты. Не положено.

- Но почему?

 В Израиле, в этом проклятом пекле в другой одежде сгоришь!

- Это же не простое место, - с усмешкой замечает усач. В ту же секунду ко мне подскакивает колченогий арабчонок. У него деловое предложение - штаны в аренду. Скорей всего, он в сговоре с полицейским. Мальчик тычет мне в нос пестрые тряпки - с узором или без? Все размеры! Делать нечего, за углом отсчитываю деньги - примерно пять долларов, матерясь, напяливаю обнову. Похоже на юбку. Можно подхватить заразу: вряд ли парень стирает эту ветошь после каждой аренды. Перехожу на галоп. Боюсь опоздать к началу спектакля. За опоздание резанут 10 процентов зарплаты - хороший велик.

(Вообще велосипед в Израиле - спасение. Не тратишь денег на поездку в автобусе, а это доллар, и уж наверняка не взорвешься, в худшем случае собьют.) ...Теперь скорей к Стене плача. Перед входом на площадь - обыск. Израильские солдаты не смотрят в глаза, а словно принюхиваются. Местные знают - во время досмотра нельзя делать резких движений. Магазины примкнуты, патроны в патронниках, если почувствуют опасность - могут убить. Извинятся никто не станет. Интифада. Сразу за стеной мечеть Омара. Здоровенный, как плешь великана, золотой купол. Внутрь не пойду, неохота бросать дорогие моему сердцу кроссовки. Кругом мавзолеи мусульманских святых, ленивая полиция, курить нельзя. Обстановка натянутая, нам не рады. Aйда на рынок! На рынке тесно и страшно. Одни арабы. Если признают евреем, могут пырнуть. В толпе это запросто. Фрукты вдвое дороже, чем в Москве. Покупаю дыню, рахат-лукум, орехи в меду. Ем. Бегу. Даст Бог - буду вовремя.

 Какие зрители, там же пустыня?.. Оказывается, спектакль купил богатый кибуц в двух шагах от Мертвого моря. Место, где предстоит работать, совсем рядом. На горке. Там тень, пальмы, коллекция кактусов, тихий рай. На выжженном побережье голо. Много немцев. С опаской лезу в воду. Лежу. Тепло, как в супе. На берегу люди мажут друг друга грязью. Они верят, что грязь лечит суставы и кожа после нее - чистый бархат. Пробовал - правда, получается замша. Море надоело, хочу в серный источник. Вода желтая и горячая, градусов 50. Можно свариться. Лезу. Дышать нечем, немцы хрюкают от удовольствия, а я думаю о том, что мне осточертели и красоты, и удовольствия, что я не хочу больше повторять зазубренный ивритский текст, не хочу слышать чужие буквы, а хочу снега и черных суковатых деревьев. И, конечно, о том, что маяться мне еще полгода. «Зачем я такой дурак, - искренне сожалеет во мне рефлексирующий интеллигент, - был бы поумнее, плюнул бы на контракт, сбежал бы прямо сейчас. Утром был бы в Москве...». A кругом белые в морщинах горы. Aмериканцы снимали здесь «Индиану Джонса». Кстати, отдых на Мертвом море - удовольствие недешевое, неделя обойдется самое малое баксов в 500 на человека. Вокруг сплошной заповедник, можно встретить горных козлов. И тут же проносящийся мимо по раскаленной дороге израильский бронетранспортер. Неподалеку военная база - противоположный берег принадлежит Иордании, несмотря на мирный договор, может и ракетка прилететь. В воздухе пахнет войной. Часто приходится видеть: целуются взасос вчерашние тинейджеры - у него за плечом "М-16" с длинным стволом, у нее - с коротким. Вот и вся разница. Но жизнь берет свое. Однако любовь разрешается крутить только за пределами базы. Влюбленные постятся всю неделю, а в субботу наверстывают. То же и в театре - нет-нет, да и встретишь человека с ружьем.[#insert]

Все надоело, хочу еды! Ресторан арабский, чистый, с покушением на роскошь. Все из мяса, блюд видов 20, ужасно вкусно, особенно кебаб со сладким соусом и изюмом, но дорого. Красное вино волчком вертится в голове и зовет искать любовь. Но к призыву я глух. Мне грустно.

 Туристы жаждут развлечений - поэтому мы едем в Эйлат, туристическую Мекку на границе с Египтом, что на море, но теперь уже на Красном. Часть актеров ехать отказывается, потому что путь лежит через территории, населенные палестинцами, которые норовят обстреливать израильские автобусы. Долго и нудно директор театра убалтывает народ, просит, заглядывает в глаза, взывает. Заставить он не может. Никто не имеет права заставить кого бы то ни было рисковать жизнью, но в Израиле без риска для жизни шагу не ступить. Опасно все: ходить по магазинам, ездить в автобусах, гулять. Шахиды взрываются едва ли не каждый день. В результате бузотеры летят самолетом, я еду по земле - рискованно, но я хочу видеть, где я. За окном одни формы жизни сменяют другие. Носком ботинка можно отчеркнуть границу между субтропиками и тропиками. Кожистая кудрявая зелень линяет. Вдруг дорога обрывается - бездна. Иорданская долина. В эту яму легко поместится какой-нибудь Тамбов - но что такое Тамбов, когда пред тобой бесконечность. Aбсолютный эффект присутствия при сотворении мира. Есть только тьма и свет, и вот образуется твердь. Теплый ветер треплет по щекам, тянет философствовать и восхищаться. В Эйлат прибываем ночью. Шаг из автобуса, дыхание перехватывает. Неподвижный воздух раскален до 46 градусов. Жить нельзя. Если не пить - можно отдать концы. Прохожие носят воду в термосах, дневная норма 3-4 литра. Гостиницы пусты: кроме немцев, в Израиль никто не едет, опасно. А немцам, видимо, все равно.

Пользуясь непродолжительным свободным временем, отправляюсь к морю. Неужели и вправду Красное? В ночи вода кажется черной, как тушь. Разочарование заливаем дешевым "Туборгом" в рыбном ресторане. Суп из мидий, крабы, еще какие-то гады. Цены радуют, втроем (я и два сотрупника) усидели баксов 60. Объелись. Все. Спать. Завтра вечером спектакль, но день еще наш. Утром идем на риф смотреть рыб, чем-то же надо заняться. Прокат гидрокостюма (невероятно, но море холодное, чуть выше 20 градусов) и акваланга - около 25 долларов в час. Выслушиваем вводную, погружаемся (при погружении важно не наступить на морского ежика - ногу разносит в пять минут, боль адская), с нами инструктор, в руке у него пакет с хлебом. Он зависает, открывает пакет и начинается кино. Откуда ни возьмись рыбы и рыбины всех цветов радуги, самых немыслимых форм и размеров устремляются к нему. Через минуту вокруг нас живой светящийся шар. И хоть ничего красивее я не видел, я по-прежнему хочу домой.

 Слава Богу, возвращаемся. Русский театр расположен на окраине Тель-Aвива, в двух шагах от моря, на сей раз Средиземного. Собственно, когда худрук театра сделал мне предложение и я представил себе море, солнце, пальмы и песок, - сразу согласился. Подписал контракт, театр прислал визу. Вот и все. Надо сказать, что ситуация эта не типична. Израильские работодатели предпочитают обходиться собственными кадрами - безработица. Но если иностранца все же зовут - платят одну зарплату ему, другую, почти такую же, - в бюджет. Получается накладно. Но русскому театру, несмотря на то что в его репертуаре соседствуют спектакли на иврите и русском (иначе нет кассы), собственными кадрами обойтись не удается. Средняя зарплата актера, как и в целом по стране, 5-6 тысяч шекелей (1000-1200 долларов), бывает больше, меньше тоже. Налоги съедают процентов 30. Кстати, крошечная, но отдельная каморка в Тель-Aвиве стоит 400-500 долларов в месяц, а бутылка "Кока-колы" - два. Мне, чтобы хоть что-то привезти голодным детям, пришлось жить с соседями в коммуналке. Если недолго - весело, и вдвое дешевле. Выбор развлечений в бывшей столице невелик: ночные клубы с ревущей музыкой, маленькие европейские кафешки, ничего аутентичного. Цены сравнимы с российскими. Ужин вдвоем в приличном ресторане обойдется долларов в 50, не меньше. В ночном клубе, если ограничиться пивом - уложишься в двадцатку. Можно сходить в филармонию, но кроме того, что это невыносимо скучно, это еще и накладно. Во всяком случае, дороже ночного клуба. Еще можно вызвать девушку на час или на ночь (от 50 до 200 долларов), заодно и поговорить, отвести душу, поорать. Проститутки-то в основном свои, русские. Многие так и делают. Многие, но не я. Я ехал работать (спектакль каждый вечер, в лучшем случае два выходных в месяц, какие уж тут развлечения). Даты окончания контракта ждал, как Дня Победы. И дождался. Теперь с наслаждением живу дома.