Усталость материала

«Цены, цены, о боже, такого не бывало! Правда, говорят, что это инфляция, де­вальвация, временный спад, все по науке — а тебе надо до получки дотянуть», — говорил Владимир Высоцкий в первых кадрах мосфильмовской ленты 1975 года «Бегство мистера МакКинли». Заглавный герой кинокартины нашел оригинальный способ спастись от инфляции и девальвации — при помощи коллоидного газа его погрузили на 300 лет в анабиоз.

От нынешнего кризиса принято спасаться иначе — методом, впрочем, не ме­нее эскапистским: просто делать вид, что ничего страшного не происходит (в реги­онах до сих пор популярна версия, что кризис придумали журналисты), а если и происходит, то даже к лучшему. О благотворности кризиса говорят, как на сеансе аутотренинга. Кризис — это очистительный огонь. Он все расставит по местам. Наконец появится свободное время, можно будет заняться творчеством, расцветут искусства, появятся шедевры. Я спокоен, я совершенно спокоен.

Еще одна популярная мантра: кризис — идеальное время, чтобы открыть новое дело. Благотворный огонь расчистил поляну, аренда падает, рабсила согласна на все за копейки. Бодрит и опыт предыдущего, десятилетней давности, кризиса, и вправду изменившего пейзаж, — если к августу 98-го экономически активная прослойка занималась в основном залоговыми аукционами и перепродажей ГКО, а медийное сообщество совершенствовало жанр заказных репортажей, то после августа появились варианты. Именно вариантов, разнообразия, альтернатив тогда и не доставало; журнал «Афиша», также появившийся после кризиса, посвятил целый номер тому, «чего не хватает в Москве». Чтобы придумать беспроигрышный бизнес-проект, не требовалось обладать интуицией Стива Джобса — достаточно было ­минималь­ного здравого смысла и пары поездок в Европу: не хватало, если кратко, всего. Кофеен. Фастфудов. Торговых центров. Мультиплексов. Концертных залов. Русских блокбастеров. Летних музыкальных фестивалей. Детективов, написанных не для люмпен-пролетариата. Радиостанций, где крутят непротивную музыку на русском языке. Музыкального телевидения, на котором не берут взяток. Интернета, со всеми вытекающими — впро­чем, о том, что людям не хватает ­интер­нета, люди еще не догадывались. 98-й был по нынешним меркам временем невероятного идеализма: речь шла не о том, как быстро освоить бюджет с максимальной нормой прибыли, а о том, как изменить жизнь к лучшему. Без джинсы, без разводок, без впаривания всякого говна — а так, чтоб самим нравилось. И чтобы ничего похожего в стране не было. И даже если речь идет о колбасе или пиве — чтобы был модный дизайн, и «Мумий Тролль» в рекламном ролике, и все, как в Лондоне, и все, как у людей.

Бизнес-планы пишутся и сейчас. Одна моя знакомая собралась открыть курсы арт-бизнеса. Другие делают сервис для еще более удобного прослушивания му­зыки в сети. Третьи запускают журнал про современную моду — точнее, ту ее ветвь, что с некоторых пор принято называть хипстерской. Из газет стало извест­но о расширении сети ресторанов «Гудман», открытии дорогостоящих ­кули­нарных лавок и создании социальной сети для работников кинопроизводства (в последнюю собираются инвестиро­вать $5 млн). Также сообщается, что некое агентство собирается размещать рекламу на собаках. Не знаю, какой из этих проектов способен совершить прорыв на рынке, — но кто-нибудь действительно считает, что именно без них сейчас никак не прожить?

Кризис 2009-го касается идей не в меньшей степени, чем финансов: нынешние бизнес-планы не ставят целью изменить жизнь — а исходят из того, что она никогда не изменится. Новый список «чего не хватает в Москве» был бы предельно коротким: в отличие от 98-го в Москве отчаянно не хватает свежего воздуха.