Попытать — счастье

Смерть Сергея Назарова стала своеобразным триггерным механизмом, вытащившим на федеральный уровень вещественные доказательства из самого настоящего ада. Я провела в Казани два дня — и за два дня встретила десяток людей, пострадавших от пыток в разных отделениях казанской полиции. Задолго до случая с Назаровым.

Даже от беглого перечисления нескольких эпизодов пересыхает в горле.

24 декабря 2011 года полицейские из ОП «Танкодром» задержали 25-летнего жителя Казани Рустема Абирова. Его заковали в наручники, в рот затолкали грязную по­ловую тряпку, били по животу, пока он не упал на пол, били дубинками по гениталиям. Не выдержав пыток, Рустем выбро­сился из окна второго этажа, выбив головой стекло.

6 февраля 2012 года в ОП «Танкодром» был доставлен 17-летний Вячеслав Лопатин — полицейские задержали его в ма­стерской шиномонтажа, куда он зашел к другу. В отделе Лопатину заявили, что он и его друг подозреваются в краже, произошедшей в шиномонтаже, и потребо­вали написать явку с повинной. Ему угрожали смертью, сказали, что засунут ручку в горло, а телефон — в задний проход, били по лицу, в грудь и пинали по ногам. Только к вечеру полицейские, изучив изъятые записи видеокамер в мастерской, пришли к выводу, что воры не похожи на Ло­патина и его друга. Позже Вячеслав и его отец подавали заявление на действия полицейских, но им было отказано.

Третьего декабря 2011 года задержали 22-летнего Айрата Давлиева. В ОП «Промышленный» ему предложили подписать чистые листы бумаги, чтобы потом самим дописать за него показания. Он согласился — после того, как его со скованными под ногами руками повесили на лом, зажатый между столом и стулом. В полиции такая пытка называется «чертово колесо».

Из этих и десятков других историй до суда доведены считанные единицы, почти ничего — вне зависимости от способа пыток, степени ущерба или социального статуса потерпевшего. Известна история Рената Фалахеева, 27-летнего студента Академии государственного и муниципального управления при президенте Татарстана, сына сотрудницы администрации президента республики. Он попал в отделение после какой-то не­лепой истории в ночном клубе «Снукер» — якобы не доплатил за стол полторы тысячи рублей и был арестован. Мама приехала за ним в отделение в три часа ночи — к этому моменту ее сын был уже мертв. Он скончался в карете скорой по­мощи, потеряв два литра крови: на одежде, точнее на трусах, насчитали 13 порезов — видимо, тыкали ножницами. Матери сообщили, что сын сам себя поранил в камере, а в деле появилась строчка о том, что в брюках найден чек на покупку бритвенных лезвий. Правда, чек был изъят из магазина в январе, хотя приобщен к протоколу еще в декабре — но это мелочи. Фалахеева уверена: чек в брюки полицейские подложили, чтобы доказать, что Ренат сам себя убил. Похоже, у них это по­лучилось: 8 января 2009 года ей отказали в возбуждении дела в связи с «отсутствием состава преступления». После скандала с «Дальним» в Казань приехал глава СК РФ Бастрыкин, Ильсияр пробилась к нему на прием, и дело в итоге возбудили. Но две недели назад следователь снова сказал ей, что виновные не найдены и дело скоро будет закрыто. Капитан, ко­торый сказал матери о том, что ее сын сам себя поранил до смерти, по ее сведениям, по-прежнему служит в полиции.

Мы встречаемся близ памятника татарскому поэту Мусе Джалилю (который, кстати, умер от пыток в берлинском гестапо), и Ильсияр, миловидная брюнетка в очках и рыжей дубленке, чаще всего произносит одну фразу: «Вы не можете себе представить, что это вообще такое — похоронить собственного ребенка».

***

По мнению Игоря Шолохова, руководи­теля Казанского правозащитного центра, где занимаются делом Рената Фалахеева, у его матери одна надежда — Европейский суд по правам человека. Я смотрю на него непонимающе: известно же, что Рената доставили в ОВД «Азино-2» живым и здоровым, а из отделения вывезли — мертвым, окровавленным. «Можно ведь, наверное, допросить полицейских, которые в ту ночь дежурили?» — задаю я Шо­лохову предельно наивный вопрос. «Так они ведь все отрицают, — устало и зло от­вечает Шолохов. — Что ж им теперь, ради признательных показаний бутылку в задницу пихать?»

Этот центр занимается делами о полицейском произволе с 2003 года. За девять лет было зафиксировано 425 обращений по пыткам. Из них всего 15 дел дошло до суда — и лишь 27 милиционеров было осуждено.

Помимо дела «Дальнего» в Казани было возбуждено еще 8 дел по повторным заяв­лениям потерпевших из других ОВД. Про их судьбу Шолохов говорит неуверенно: «Исходя из своей практики могу сказать, что шансы посадить полицейского за ре­шетку есть только в одном случае — если есть труп. В противном случае дело может быть прекращено, а виновные не найдены». Но учитывая дело Рената Фалахеева, в котором труп есть, а виновных все равно нет, видимо, шансы на успех зависят еще и от каких-то других, внешних обстоятельств.

Лика Исаева, криминальный репортер из Казани, — первый человек, узнавший об изнасиловании и избиении Сергея Назарова, безработного, которого арестовали, заподозрив в краже мобильного телефона. Ее эта история не очень удивила, поскольку раньше она 20 лет служила в органах милиции, из них десять — в ба­тальоне специального назначения. Среднего роста, плечистая, крепкая, Исаева крайне немногословна. «Дело было так: мне позвонил один товарищ, сказал, что в отделе полиции изнасилован мужчина, его везут в больницу. Это обычная тема, у нас про такое уже писали, вот только цен­тральная пресса на это внимания не обращала. Я позвонила врачу в больницу №18, спросила про диагноз Назарова, он резко меня оборвал: «Е... твою мать, какой диагноз, он умирает!» Потом я позвонила знакомым в УВД, там сказали: «Лика, все это полная фигня. Ты ж работала в органах, знаешь, что придумывают эти жулики, чтобы только от ответственности уйти!» Дескать, этот Назаров сам себе пальцем задний проход аж до желудка изуродовал. Я им сказала: «О’кей, я так с ваших слов и напишу», после чего сделала заметку для сайта KazanWeek и газеты «Вечерняя Казань». На следующий день эту заметку перепеча­тали новостные ленты всей страны.

Руководитель пресс-службы Казанского правозащитного центра Булат Мухамеджа­нов говорит, что был тогда поражен вниманием прессы. «За одну неделю к нам приехали репортеры «Центрального те­левидения», программы «Максимум», на Первом вышло несколько сюжетов с мо­им участием. Помню, продюсер программы «Пусть говорят» тогда сказала нам, что на выход передачи получен заказ из самой администрации российского президента». Кстати, в той же программе принимала участие Алия Садыкова, которой уже не пришлось обращаться к журналистам — они нашли ее сами. Пятого апреля 2012 года, через месяц после смерти Сергея Назарова, Асгат Сафаров, министр внутренних дел Татарстана, ушел в отставку.

На вопрос, почему материал на сайте KazanWeek произвел эффект канистры бензина, выплеснутой на раскаленные угли, Лика отвечает не задумываясь: «Да Нур­галиева хотели свалить. Понима­ете, это был первый случай, когда местной прессе дали полную «зеленую улицу». Те же LifeNews тут же поставили сюжет с Садыковой. Раньше пострадавших от пыток в полиции Казани даже в местную телекомпанию «Эфир» на порог не пускали: «Спасибо, нам это неинтересно».

Версия о том, что дело Назарова стало поводом для отставки Нургалиева, случившейся в мае этого года, широко обсуждалась в московской прессе. Действительно, Нургалиеву сошла с рук и бойня, устроенная бывшим майором ми­лиции Денисом Евсюковым в супермаркете, и Кущевка. И убийство восьмиклассника Никиты Леонова, до смерти забитого шваброй участковым 75-го отделения Санкт-Петербурга Денисом Ивановым. И от того, что в ночь с 14 на 15 декабря 2010 года в опорном пункте милиции села Винсады Ставропольского края был изуродован зажигалкой и шваброй житель села Калаборка Вячеслав Мереха, положение министра не пошатнулось.

Возможно, история Назарова стала главным весенним скандалом в России именно для того, чтобы оказаться последней каплей для министра внутренних дел.

***
Следствие по делу ОП «Дальний» закончено и в скором времени будет передано в суд. Всего по делу проходят 13 потерпевших и 8 обвиняемых. С 15 марта его ведет следователь из отдела по особо важным делам СК Татарстана — 28-летний Марсель Мустафин. В его кабинете — гора бумаг. Шестьюдесятью томами дела под завязку забито два сейфа. Сейчас с ними знакомятся потерпевшие, потом настанет очередь обвиняемых — они наотрез отказываются от любых показаний, ссылаясь на 51-ю статью Конституции.

«Все эпизоды, — признает Марсель, — между собой схожи: людей приводили с улицы, предлагали признаться в кражах. Когда видели, что человек не признается, его закрывали по «административке», что­бы он не пропал, и пытали дальше. Там много таких было, системно мучили». Всего по делу, сухо сообщает Мустафин, допрошено более двухсот человек, проведены судебно-медицинские экспертизы. ОП «Дальний» расформирован. Из аппарата УВД по представлению Мустафина был уволен заместитель начальника отдела по работе с личным составом, еще 17 человек получили «строгие взыскания». Называть их фамилии и более подробно говорить о масштабах взысканий Мустафин отказывается, ссылаясь на «служебную тайну». При этом он считает это дело самым громким в истории Татарстана и сетует на внимание со стороны СМИ: «Это дело на контроле у руководства, за ним следит вся пресса, поэтому — постоянные записки, проверки, рапорты».

Поначалу, признается Мустафин, работали по 24 часа в сутки, теперь — спокойнее, суд не за горами, и, по прогнозу Мустафина, серьезное наказание для всех обвиняемых — до 10 лет лишения свободы.
Я спрашиваю его, а что будет со случаями пыток в остальных казанских отделах полиции, и Мустафин после паузы отвечает: «Не знаю».

***
Эта пленка не самого лучшего качества, но главное на ней видно: в камере с белыми стенами и темным бетонным полом из угла в угол ходит крупный мужчина в сером костюме и белой рубашке. Через минуту он подходит к двери и несколько раз стучит кулаком. Тут же в камеру заходят оперативники в форме — человек пять, не меньше. Они дружно наваливаются на человека в костюме, бьют его ногами, затем вынимают из форменных брюк ремни, связывают человека в костюме по рукам и ногам, делают ему «ласточку», по очереди садятся ему на спину и минут десять на нем прыгают. Потом ремни развязывают, но человек в сером костюме не встает: он не может, он — мертв.

Так в отделе полиции «Юдино» все в той же Казани 1 февраля 2012 года был убит заместитель директора железнодорожного техникума, 45-летний Павел Дроздов.

Видео попало в социальные сети благодаря сотрудникам Казанского правозащитного центра, к которым обратился младший брат Павла, Сергей. О том, что запись с камер дежурной части ОП «Юдино» вообще есть в природе, Сергей узнал «от одного источника в полиции».

Самому Сергею 42 года, он работает ревизором по безопасности движения на Казанской железной дороге и большую часть своей жизни относился к правоохра­нительным органам с уважением: «Ну а к кому еще идти, если беда случилась?»

Ночью второго февраля ему в слезах позвонила мать и рассказала, что в восемь вечера Пашу доставили в отделение из кафе «Узбечка», где он с коллегами что-то отмечал, началась потасовка, и кто-то вызвал полицию. «Я не знаю, что в тот вечер случилось, но вышло так, что брата закрыли в КПЗ: дескать, проспишься — отпустим. Отец ходил в это отделение, просил Пашу домой отпустить, а ему сказали: «Иди отсюда, утром отпустим», а потом позвонили: «Приезжайте в морг, забирайте тело».

Дальше — стандартная схема: СК в возбуждении уголовного дела отказало по причине «отсутствия состава преступления», проверка расследования пояснила, что «спецсредства и физическая сила» использовались полицейскими для «пред­отвращения шума и причинения себе те­лесных повреждений гр. Дроздовым».
«Где, в каком законе о полиции в качестве спецсредств указаны кожаные ремни и поза «ласточка»?» — кипятится брат по­гибшего. Две недели назад он получил очередной отказ с формулировкой «со­трудники полиции действовали в рамках закона». Этих законопослушных сотрудников, по сведениям Дроздова, даже из органов не уволили, а просто перевели в другой отдел.

***

Некоторые потерпевшие рассказывали мне, что встречают сейчас полицейских, которые их пытали, на улице в форме — и это ключевой момент. После истории Назарова большинство жителей России впервые узнали о том, что полицейские пытают и убивают людей. Лишился должности министр внутренних дел Татарстана Сафаров, а чуть позже — и министр Нургалиев, ответственный за всю реформу МВД в России. Но на их карьеру в целом это не особо повлияло: Сафаров сейчас — заместитель премьер-министра Татарстана, Нургалиев — заместитель секретаря Совета безопасности России. СК РФ после ситуации в Казани заявил о создании специального отдела по борьбе с полицейским беспределом. В штате там работает 60 человек — на всю страну. ОП «Дальний», с которого все началось, больше нет. Но десятки заявлений потерпевших в других казанских отделах полиции ли­бо не приняты вообще, либо виновные не найдены. В сводном регистре право­защитных организаций России на сегодняшний день заявлений, переданных в Следственный комитет, но не дошедших до суда (не найдены виновные, нет состава преступления и проч.), зафиксировано порядка пятисот. По словам Игоря Каляпина, руководителя Комитета против пы­ток, это одна десятая часть поступивших в организации обращений. При этом Игорь Каляпин — единственный человек, про которого известно, что против него спецотдел по расследованию преступлений полицейских пытается возбудить уголовное дело — за разглашение тайны следствия.

А еще после скандала с «Дальним» в российских отделениях полиции ввели внеплановые проверки личного состава, а дежурные части оснастили камерами. Сотрудники после этого жаловались, что под таким контролем им «сложно работать так, как они привыкли». Вероятно, по этой причине статистика МВД по тому же Татарстану резко ухудшилась: в первом полугодии было раскрыто 12,5 тысячи преступлений, и это — самый низкий показатель по республике за последние 15 лет.