Умер Борис Стругацкий

Тут не хватает голоса Левитана: «Советская литература понесла тяжелую утрату». Страшного, траурного голоса, от которого мурашки по коже.

Слово «советская» тут уместно: для нескольких поколений людей, рожденных в Советском Союзе, книги Стругацких были особым кодом, по которым свои узнавали своих. Были цементом, скрепляющим поколения, — благодаря Стругацким по крайней мере три поколения разговаривали на одном тайном языке. И это был высокий язык — Стругацкие задавали вопросы Мирозданию. И тогда, когда по их собственной молодости и по молодости страны казалось, что Мироздание вот-вот ответит и все будет как надо. И тогда, когда вдруг естественным образом оказалось, что Мироздание хотя и отвечает, то не там, не так и не тогда и что ответы эти жестоки и уж во всяком случае более сложны и непонятны, чем вопросы. И что все равно с этими ответами нужно как-то разбираться.

Стругацкие росли, взрослели и старели — и страна росла, взрослела и старела вместе с ними. И светлое веселое будущее Полдня все отодвигалось и отодвигалось…

С Аркадием Натановичем ушла одна часть легенды.

Теперь уходит вторая.

Тут, наверное, надо было бы сказать многое, да и скажут еще — и не раз. Например, что им, как никому другому, удалось стать символом своего времени, его языком. Именно им, «фантастам» (были и есть люди, которые это слово выговаривают с эдакой презрительной, высокомерной интонацией). Может быть, потому что они говорили не столько о стране, сколько о вселенной и человеке, а когда говоришь о самом важном, неизбежно скажешь и другое, тоже важное. Может быть, потому, что фантастика в лучших своих проявлениях поднимается до высоких обобщений — и потому этична, ибо высокие уровни всегда этичны, а ни в чем человек так не нуждается, как в умных и терпеливых собеседниках, неустанно повторяющих: думать тяжело, но полезно; противостоять слепой силе страшно и опасно, но надо, потому что иначе ты теряешь право уважать себя… Именно им (вернее их любимому герою Горбовскому) принадлежит афоризм «Из всех возможных решений выбирай самое доброе».

И без меня, полагаю, скажут, что они всегда работали в полную меру отпущенного им таланта, всегда повышали планку, никогда не повторялись, никогда не держали читателя за дурака, никогда не опускались до халтуры, а это, как бы потактичней сказать с учетом нынешней литературной и прочей ситуации очень поучительно.

Они — и, пожалуй, только они из всех современных им авторов — были нашими учителями. Борис Натанович еще и буквально, поскольку до последних дней вел в Питере литературный семинар. То, что из этого семинара не вышло «вторых Стругацких», — вполне естественно, Борис Натанович воспитывал учеников, но не эпигонов.

То, что сейчас никто не займет места АБС — Аркадия и Бориса Стругацких, — понятно, поскольку талант, ум, интуиция, знание и этическое в одном авторе (а Стругацкие, как мы их знаем, всегда останутся для нас одним автором, и даже в написанном Ярославцевым или Витицким мы угадываем незримое присутствие второго) совпадают не так уж часто. И если такое совпадение и случится, то говорить со всеми на едином общем языке у этого нового и замечательного автора вряд ли получится, ибо сейчас стоит время смешения языков, вавилонское время…

И никто не займет место Бориса Натановича Стругацкого — он для своих учеников и для множества людей в самых разных уголках земли был эталоном, по которому они выверяли свои поступки, неким образцом чести и достоинства. Теперь между нами и Мирозданием нет посредника.

Ну и последнее: элементарное уважение требует, чтобы это литературное имя, это сочетание букв — АБС — несмотря на все «сериалы с точками» и «проекты» оставалось бы, как хотелось бы самим АБС, паролем, но не сделалось бы торговой маркой.